Оливам Гефсиманского сада

В очень тёплый сентябрь, небываемо тёплый –
Небо синее, солнце в зелёной листве,
Поменявшей на долю секунды свой облик,
Шелестнуло – то ль в ней, то ль в моей голове –
Слово – словно возникло в саду – «Елеон».
Звук струны времён – различим еле он.
Не набат – перезвон…
Мы не знаем, зачем только так было надо.
И не знают цветы Гефсиманского сада.
Между яблонь мелькнули ветви старых олив.
Шелестят до сих пор, ничего не забыв.
Мне не надо, не надо туда идти.
Не могу. Не хочу. Не надо!
Но другого нет – нет другого пути…
Жар Голгофы и пламя ада.
Неподъёмные веки. Тяжек сон от печали.
Мы хотим, но поможем, учитель, едва ли.
После смерти тебя мы ещё не встречали.
Ужас семени – брошено в чёрный бессветный поток.
Всё свершится в положенный неотменяемый срок.
Слабость тела – бояться смертных мук и кончины.
Под оливами спят от печали мужчины.
Камень. Ночь. Луна. Серебро олив.
И могучий Пилат сдался, руки умыв.
И Господней агонии не отменить.
Напряженно дрожит совершенная нить.
Пот кровавый. Рыдают трубы.
Как песок пересохший, губы…

Авва Отче, по воле – твоей только воле
И поминки, и радость победных застолий.
Кроны старых олив Елеонской горы…
Наши чаши стоят
                где-то там.
                До поры.