На балкон!

Александр Бирштейн

– Интересуюсь погодой! – церемонно сказала Тута, умильно глядя на меня. – Тебе ж скоро на работу…
Я глянул на градусник.
– Плюс двадцать, солнечно.
– Хорошо бы самой проверить, – озадачилась Тута. – Китайские градусника сам знаешь…
На часах семь двадцать утра. Пришлось возразить.
– Нельзя, Тута! Ты своим лаем всех разбудишь!
Тута изобразила хвостом пятьдесят герц и поклялась, что на балконе не промолвит ни слова.
Я открыл дверь. Тута вылетела на него, как пробка из шампанского и оббежала раз пять по периметру, облаивая каждый квадратный сантиметр улицы.
– Немедленно зайди! – приказал я.
Но Тута сделала вид, что не слышит, однако, лаять временно прекратила.
– Я что? Я ничего! А что?
– Чтоб это был мне последний раз! – без запинки произнес я давно заученную фразу и ушел умываться. Но едва открыл кран, как с балкона донесся истошный лай, в котором превалировали довольно сомнительные по качеству слова.
Пришлось возвращаться.
Тута влипла в решетку балкона и поливала бранью бульку, специально усевшуюся на рессоры прямо внизу. Оставив Туте возможность любоваться лужей, буля медленно, виляя задом удалилась.
– Ну, ты видел? – оглянулась на меня Тута.
– Видел… – сперва подался я. А потом спохватился: – И слышал!!! Так что, ступай, пожалуйста, вон!
– Что-что? – переспросила Тута. – Я ж говорила Яне, что нужно мне уши вкусным лекарством закапывать. А она забывает… А я ничего буквально не слышу!
– Тута! Кушать! – негромко позвала Яна!
Тута, наверное, телепатически все услышала и понеслась к миске.
А я закрыл балкон.
Секунд через двадцать миска стала пустой и чистой.
– Вроде и не кормили… – засомневалась Тута.
– Кормили, кормили! – обиделась Яна. – Одной колбасы пол палки! А зелень? А морковка тертая? А салат? А гречневая каша?
– А лекарство? – выкрутилась Тута и приняла таблетку, завернутую в целую сосиску. – Ох, хорошо, конечно, но мало!
И пошла к балкону.
– Открой! – велела она Яне.
– Саня не разрешает! – засомневалась Яна.
– Он в своем ЖЖ сидит и ничего не заметит! – успокоила ее Тута.
– Лаять не будешь?
– Ни в коем случае! – изобразила Финлея Тута.
И тут же выскочила на балкон, сообщая об этом всем, включая торговок с Нового базара.
Пришлось вмешаться. Схватив газету, я понесся на балкон. Увидев газету, Тута прекратила скандалить и примирительно спросила:
– Ну, и что пишут?
– А то, что одна нахальная собачонка сейчас схлопочет!
– Где она? – начала вертеться вокруг своей оси Тута.
На мою беду мимо шел молодой человек с белым карликовым пуделем.
– Ах, ты негодяй! – разоралась на него Тута. – Ах ты…
Дальше пошло такое, что пудель из белого стал розовым, а я, покраснев, заволок Туту в комнату и стал допрашивать.
– Откуда такие слова?
– Откуда, откуда… – пробурчала Тута, –… а кто на днях кран в ванной чинил вместе со святым техником?
Мне стало стыдно.
– Но ты ж была в столовой… – пролепетал я.
– Думаешь, оттуда не слышно?
– А больные уши?
– Вот! Именно от этого они и заболели!
– Я тебя очень прошу не говорить больше такие слова!
– Ладно! – согласилась Тута. – Выпусти-ка на балкон!
– А лаять не будешь?
– Не буду! – соврала Тута.