Пришелец. венок сонетов из короны Lorem Ipsum

Магистрал

Меня ты там любимым нареки.
Тебя я там не нареку судьбою.
Мы были изначально далеки,
но погрузились в омут с головою.

Воспели жизнь, а выдохнули смерть.
Сплелись в нечеловеческом экстазе,
и покачнулась дремлющая твердь
от близости в её начальной фазе.

Дрожали горы, ветер утихал,
рождалось сумасшедшее цунами,
когда в тебя стихи свои вдыхал
о том, что больше не случится с нами,

Пришелец, изменивший времена, –
седой Старик пред бездною окна.

1

Меня ты там любимым нареки,
где жизнь не допускает нареченья,
где все слова становятся легки
в свечении слепого отреченья.

Там только том на стуле у окна,
и тишина с загадочным аккордом
немеющей рукою сплетена.
Там наш апрель твоим заснежен Нордом.

Кто выплывет на гладь печальных вод,
негаданно сменив судьбу на милость?
Ещё темно, но близится восход
того, чья жизнь почти остановилась,

взволнованно прислушавшись к прибою.
Тебя я там не нареку судьбою. 

2

Тебя я там не нареку судьбою –
ты просто бесконечный эпизод,
в отчаянье рождённый ворожбою,
чтоб обозначить медленный исход

из царства чувств в желанную пустыню,
где каждая песчинка – звукоряд,
степенно усмиряющий гордыню,
таинственной вербальности обряд.

Безликий Ра глядит единым глазом
на путника, уставшего идти
от той, кому печальным перифразом
он выткал крылья и сказал – Лети!

Истоки вытекают из строки:
“Мы были изначально далеки...”

3

Мы были изначально далеки,
и всё же стали ближе, чем возможно.
Влеки меня, безудержно влеки!
Я отступаю слишком осторожно:

приняв невыносимость бытия,
покадрово вторгаясь в сон короткий,
теряя неопознанное “я”
и вместе с ним твой силуэт нечёткий.

Всё это – фарс, иллюзия, фантом,
видение, придуманная повесть.
На стуле у окна пылится том,
и это вовсе не тревожит совесть.

Ключи достались новому конвою.
Мир погрузился в омут с головою.

4

Но погрузились в омут с головою
те двое... Нынче омут обмелел.
Их больше нет, стреноженных молвою,
нет слов, взращённых линиями тел.

Пришелец знал грядущее по нотам.
Играя в жизнь восторженной струной,
он проводил душой по переплётам,
прельщаясь чудотворной новизной.

И обращаясь линией пунктирной,
вкрапляясь в застывающий янтарь,
читал слова гармонии надмирной –
таинственно-божественный букварь.

Листвою отлетала круговерть:
воспели жизнь, а выдохнули смерть.

5

Воспели жизнь, а выдохнули смерть
и разбежались в разных направленьях.
Сумели невозможное посметь,
став песней об извечных разделеньях

на до и после. Выцвела строка,
но сердце беспокойное немеет,
когда во сне, прозрачна и легка,
её рука мою в ладони греет.

Когда зима с рождения с тобой,
то остываешь медленно, неспешно.
Укрыта ночь безлунной ворожбой
и оттого мучительно кромешна.

Дыханье остановлено на фразе:
Сплелись в нечеловеческом экстазе.

6

Сплелись в нечеловеческом экстазе,
забыв о том, что сбудется потом
в нелепом искаженьями рассказе
за поминально-праздничным столом.

Небытие – волнующее слово,
как будто жизнь проникла в пустоту.
Вершина лжи возникла из былого
и расколола давнюю мечту

о снах, в которых хочется остаться,
испив с восторгом травную росу,
где невозможно мысленно расстаться,
удерживая сердце на весу,

и с тихим изумлением смотреть,
как покачнётся дремлющая твердь.

7

И покачнулась дремлющая твердь,
весы судьбы высмеивая звонко.
И каждый день короче стал на треть.
Бредя лукавой поступью ребёнка,

рождённого уже не молодым,
сходил закат на хрупкой колеснице.
Седой туман преображался в дым
и застилал продрогшие ресницы.

За невозможность что-то изменить
заплачен выкуп рифмами моими.
Сколь непрочна связующая нить,
сплетённая стихами колдовскими!    

Всё, в принципе, держалось на отказе
от близости в её начальной фазе.

8

От близости в её начальной фазе
остался лишь надежды уголёк:
так свинг, шутя пульсирующий в джазе,
в душе пустой находит уголок;

так, в прошлое заглядывая робко,
теряешь ощущений остроту;
так по воде идёшь, хоть место топко,
чтоб отыскать единственную ту,

стоящую у странного причала
уже с другим, записанным в свои.
Ты щуришься в потёмках одичало,
припав к фужеру пенного “Аи”.

Когда ты горлом душу выдыхал –
дрожали горы, ветер утихал.

9

Дрожали горы, ветер утихал,
пока в себе воспитывал Провидца
никчемный рыцарь, выскочка, нахал,
тасующий изменчивые лица.

Нося в себе такую немоту,
что оглушала строчками эпоху,
он заполнял любую пустоту,
мешающую медленному вздоху;

в волнении придумывал слова
и, как детей, разбрасывал по миру,
чтоб юности хмельная голова
настроила божественную лиру.

Теперь Старик повелевает снами,
рождая сумасшедшее цунами.

10

Рождалось сумасшедшее цунами
на улице погасших фонарей.
Жонглируя чужими именами,
ты уходил в пространства тех морей,

что сон уставших палуб охраняли –
чудесный сон, подаренный двоим.
Нас, словно мелочь, в кассе разменяли.
Теперь доволен древний Пилигрим:

безбрежною тоской неприкасаний,
безликим плачем траурной зимы,
невысказанной нежностью страданий,
где без остатка растворились мы.

И прятал взор последний магистрал,    
когда в тебя стихи свои вдыхал.

11

Когда в тебя стихи свои вдыхал,
ничем иным дышать не в состоянье,
Пришелец, распечатавший портал
затем, чтоб положить своё признанье

в костёр, увы, не нужный никому,
что ты сумела противопоставить?
Любовь, непостижимую уму,
способную собою обезглавить?

Горит закат над вымыслами дня,
чарующий, восторженный, щемящий.
Сама собой исчезла западня,
и новый день пришёл, как настоящий.

Листая том с картинкой оригами,
прочтёшь о том, что не случится с нами.

12

О том, что больше не случится с нами,
бездомный ветер шепчет за окном.
Теперь мы не меняемся местами
в фантазиях, навеянных вином.

Стул догорел в придуманном камине.
Подтаял укрывавший землю снег.
Приходит ночь в прозрачной пелерине.
Уходит в ночь печальный человек,

не в силах с наваждением расстаться.
Теперь за ним захлопнет время дверь.
На лист бумажный грустью осыпаться
под сладкой ношей праведных потерь

его судьба. Он – выходец из сна –
Пришелец, изменивший времена.

13

Пришелец, изменивший времена,
случайный гость дрейфующей планеты,
ты засеваешь в души семена
и прорастают странные сонеты

о нелюбви и верности, о не
восторженном слиянии безумцев,
о жизни нашей пёстром полотне,
о вере увлечённых вольнодумцев,

о нежности и плачущей тоске,
о гордости за то, что не свершилось,
о за борт приглашающей доске,
о том, что нам нечаянно приснилось,

о том, что помнит наши имена
седой Старик пред бездною окна...

14

Седой старик пред бездною окна
листает быль потрёпанного тома.
С глубоких глаз спадает пелена,
но он уже не различает дома.

Ему известен в будущее путь,
но поводырь почти не ощутимо
теряет повествуемого суть
и ждёт, когда начнётся пантомима.

И вот тогда  стреляющий на слух
стрелу отпустит тихо и печально,
пронзив случайно тех далёких двух,
а может быть, и вовсе не случайно.

Мы встретимся у берега реки.
Меня ты там любимым нареки...

10 ч. 56 мин.    16.12.2024 года