Аониды 10

Однако, пора и Прожужжаться.
В тонкости слога, стиля и мысли (замыслов) Кржижановского я здесь припадать не стану. Хотя и полистал. Да – жалею. Что раньше не удосужился. Увы...
Стихи Доминиковича я обязательно зацеплю, но сначала-таки «прожужжусь». Не обещаю, что с Аонидами.
Впрочем, о том, что они у С. К. сравнивались с цикадами, я упомянуть успел.

[У нас, как у нас. Не Геликоны и не Парнасы, а семью кочками из болот и грязей –древнее московское семихолмье; вместо песен цикад – укусы малярийных комаров; вместо девяти Аонид – тринадцать сестер-трясовиц.
Аониды учат мерно пульсирующему, в метр и ритм вдетому стиху; трясовицы знают, как пролихорадить и порвать строку, всегда у них трясущуюся, нервно роняющую буквы. Заклятия не берут трясовиц. Они живы. И близко: тут. Встречи с ними опасны. Но всего опаснее – с Глядеей.]

Чую, что не без иронии сказано. А ведь это («Штемпель») и опубликовано было! Кабы некоторые «глядеи» тогда присмотрелись внимательнее, могло бы и прилететь. Автору.
В общем, цикады ничуть не хуже пчёлок от Павсания и точно симпатичнее малярийных комаров. Это я – с Евгением Юрьевичем перемигнулся.
Итак, снова – от Володиной.

[Слова и тексты преодолевают и «расщеливают» реальность, становясь причиной фантастических превращений. Поэтому хотя исследователи отмечают мрачную эсхатологическую направленность текстов Кржижановского, посвященных размышлениям о «щелином царстве» и пустоте, однако, пожалуй, это не мрачное уныние, а фасцинация, завороженность тьмой в таинственной глубине щелей. Если понимать мир как «вечное стояние, над которым кружит лишь стая жужжащих слов», то действительно, что же может быть интересней, чем взять какое-нибудь слово, изогнуть его в вопросительный знак и закинуть в какую-нибудь таинственную глубину – посмотреть, что будет.
Сигизмунд Кржижановский писал рассказы, новеллы и повести до 1940-х годов, а после этого – только очерки о Москве, оперное либретто и переводы. Его шеститомное собрание сочинений издано в 2001–2013 гг. и включает в себя не только художественную прозу, но и теоретические работы о театре, письма, драматургические и философские произведения, не менее интересные как для специалистов, так и для всех тех, кому мило странное жужжание слов.]

Допускаю, что автор (А. В.) отталкивалась и от воспоминаний Одоевцевой о Мандельштаме, а уж в «Штемпель» самого С. К. заглянуть была обязана. Однако, в последнем – лишь «поющие цикады».
Как обстояло у Кржижановского именно с Жужжанием? Я – уже не обязательно в сочетании с аонидами (похоже, что о них С. К. больше нигде не обмолвился). Притом, что «стая жужжащих слов» – считай, в десятку. Ну, где-то рядом. Из фрагмента Володиной ещё и «щелиное царство» с «пчелиным» аукается. Мабыть, – только мне.
Заглянем к самому поляку. Со вниманием.
Соберём просто «в слово».

[При голосовании все воздержались. Кроме Зеса. Один его голос оказался достаточным, чтобы остановить все голоса невидимого городка. Жужжание эксов, закачавшись в воздухе, стало медленно утишаться, скользя хроматически вверх, и исчезло, будто рой ос, прогнанный дымом. И в тот же миг десятки миллионов людей застлали землю неподвижными или слабо дергающимися телами.]

«Клуб убийц букв». С «пузырями над утопленником».
Ага!

[Зес, постепенно приходя в себя, пододвинулся вместе с креслом и с чуть печальной улыбкой оглядывал связанного человека.
– Я знавал их обоих, Шагг, в их прежней, доэксовой жизни. Вот этого, еще живого, я почти любил, и почти как вас. Это был прекрасный юноша, философ и немного поэт. Признаюсь: для опыта освобождения я выбирал с пристрастием – я хотел людям, когда-то близким мне, вернуть их прежнюю неомашиненную жизнь, отдать им назад свободу. И вот, сами видите. Но будет с этим. Сделаем выводы: если эти двое, бывшие до включения в иннерватор людьми с абсолютно здоровой психикой и крепкой мыслью, не выдержали отлучения от действительности, то у нас есть основание думать, что и другие психики эксификации не вынесли. Короче: мы окружены безумием, миллионами умалишенных, эпилептиков, маньяков, идиотов и слабоумных. Машины держат их в повиновении, но стоит их освободить, и все они бросятся на нас и растопчут – и нас, и нашу культуру. Тогда – Эксинии конец. Заодно уж скажу вам, мой романтический Шагг: приступая к этим опытам, я мнил приблизить иную эпоху, эпоху инита. Я думал, уж не ошибся ли я, выключив Нететти и иных: одних из жизни, других из свободы. Но теперь я вижу... одним словом, это кстати, что пузырек с последними граммами инита во время нашей схватки разбился.]

Замечательно! «Эксы» – те, кто «после человека».
На вас Стругацкими, случайно, не дохнуло?! Типа

Свет. Разверзлась партитура.
Вестник воспарил.
Купол неба. Астр фактура.
Всполохи зари.
Акколады нотных линий.
Пестики колонн.
Просверк каверзных эринний.
Новый Пантеон.
Пропилеи Баальбека
эры Постмодерн.
Кто-то после человека.
Может быть, Люден…
(Прометей, 13.07.2018)

Это (моё) – Скрябину. А и к самим братьям – изрядно было. И не только в «Волны гасят ветер».

[«Мы – не люди. Мы – людены. Не впадите в ошибку. Мы – не результат биологической революции. Мы появились потому, что человечество достигло определенного уровня социотехнической организации. Открыть в человеческом организме третью импульсную систему могли бы и сотню лет назад, но инициировать её оказалось возможным только в начале нашего века, а удержать людена на спирали психофизиологического развития, провести его от уровня к уровню до самого конца... то есть в ваших понятиях воспитать людена – это стало возможным совсем недавно. Третья импульсная обнаруживается с вероятностью не более одной стотысячной. Мы пока не знаем, откуда она взялась и почему. Скорее всего это результат какой-то древней мутации. Нас мало. И девяносто процентов люденов совершенно не интересуются судьбами человечества и вообще человечеством. Но есть группа, которая не может забыть, что мы плоть от плоти вашей и что у нас одна родина, и уже много лет мы ломаем голову над тем, как смягчить последствия... Ведь фактически всё выглядит так, будто человечество распадается на два вида. И никуда вам не деться от этого ощущения при мысли о том, что один из вас ушёл далеко за предел, не преодолимый для ста тысяч. И самое страшное, что трещина проходит через семьи, через дружбы...»; синоним термина «людены» – метагом, то есть «за-человек».
(А. и Б. Стругацкие, «Волны гасят ветер»)]

Сидел Люден мыслителем Родена.
Глядел на маску некого Биби.
И думал…
Нус неотрешённый.
– Пора вернуться к Самому себе,
оставив с носом эту обезьяну.
Закат был ал…
(На опушке Леса, 15.07.2018)

А с «жужжанием» у С. К....
«Будто бы рой ос...». Это – об эксах.
Ниии... Точно – не Аониды! Однако... Вот если бы Сигизмунд ещё и Зеса назвал не Зесом, а прямо – Зевсом...
А ведь всё одно – пусть и в выверт – но...
Пошли дальше. За «жужжанием». Уже – к Мюнхгаузену («Возвращение Мюнхгаузена»).
Однако об этом – не сразу. Тым больш, што ў мене насьпявае некаторы перапынак. Гадзін праз дванаццаць прыйдзецца зьбірацца ў Менск. На пару дзён. А там будзе не да таго.
Таму часу засталося (зараз) няшмат…

27.12.2024