Бобры, письма и сны. Книга 2. Письма. Часть первая

Бобры, письма и сны. Книга 2. Письма. Часть первая - Глеба я.


Испытывала ли ты томление по рифме,
Когда всё существо твоё живёт одним
И ждёт момента творческого счастья,
Как встречи новой – старый пилигрим?

Когда вино заточено в подвале,
Где камень закрывает свет,
И год за годом, прибавляя в весе,
Его кружащий голову букет,
Стареет в ожидании бокала,
Вмиг осушённого до дна!

Так строчка новая,
Жизнь обретя в бумаге,
Поэта оставляет навсегда.

Как мать с отцом не в силах удержать
Вдруг повзрослевшего ребёнка,
Так и поэт
Лишь смотрит вслед
И шепчет «Бог храни» вдогонку!

И да спасибо сам кому не знаю
За грусть и счастье данные испить!
За волшебство свободного творенья
И за возможность искренне любить!

Мог ли помыслить я в начале лета,
Что зародится во мне эта страсть,
И что я буду, как любовник пылкий,
Словами упиваться всласть!

Искать и ждать минуты только,
Чтоб унесённым рифмой быть
И образы в бездонном море,
Всё забывая, жадно пить!

Таиться от родных, к героям убегая,
И жизнь свою им отдавая,
Взамен на таинство прикосновенья
К атласу тонкому творенья!

Как сладко на виду у всех
В фантазии умыслить грех,
Сокрытый от сторонних глаз,
И им не видимый в тот час,

Когда во всём своём величье
Встаёт он, как наследник птичий!

Быть может, полюбив молчанье,
Я разговор внутри обрёл?

Когда вовне бесплодный спор,
Ещё звучал, и в назиданье,
Слова выстраивались в ряд,
Как славной армии отряд?

Спор начался, наверное, с того,
Что мы смотрели Вендерса кино.

Японец туалеты городские убирал
И о блистательной карьере не мечтал.
К дню новому его звал не будильник,
А шорох дворника метлы.

Он собирался точными движеньями,
Без неудобной и ненужной суеты.

Он выбрал себе скромную квартиру
И книги перед сном любил читать,
В машине ставил старую кассету,
И – по знакомым улицам опять.

Он жил один, сестрою осуждаем,
Что в шестьдесят не вырос, хотя мог,
Что не пошёл путём успешным
Широких городских дорог.

К нему племянница любила заходить
И его жизни скромной улыбалась,
Когда с безжизненного дома своего
В его трущобы чистые спускалась.

А он улыбкой каждый день встречал
И на обеде делал снимки,
Раз в месяц плёнку проявлял
И в ящик убирал картинки.

Он не снимал прохожих – выбирал деревья,
И саженца домой не брал без разрешенья.
Он жил светло не только в кадре!
И я признался, что, по правде,
Хотел бы жизнь прожить как он,
Пусть был бы даже всем смешон.

Что ж, для родителей мой взгляд,
Стал слабости приметой и капризом,
Души, намылившейся в детский сад
Сбежать от мира взрослого по ветхому карнизу.

Они полвечера провспоминали детство,
Потом стали готовиться ко сну,
Чтобы на завтра кофеем согреться
И туже заплести жизни косу.

А я не мог уснуть, ворочался в постели,
Мне грезилась улыбка старика.
Тогда я встал, взял папин старый велик
И покатил по скверам городка.

На спящих улицах кой-где горели окна,
Кой-кто ещё не собирался спать,
И кое-что происходило в скверах,
Про что не принято писать в стихах.

Да в общем жизнь показывала грани,
Не видные на шахматной доске,
Когда робко озвученное «хватит»
Встречает равное противодействие.

Я растворялся в свете уличных светил,
Питавшихся энергией деревьев,
Педали я запальчиво крутил,
Мчась на задворки северного поселенья.

Там, за мостом, и дальше по дороге,
Где больше нет домов, берёт начало море!
К нему сейчас меня манила
Внутри проснувшаяся сила.

Машин не стало, ветер стих,
Фонарь последний пропустив,
Я в мир попал, где человека
Мир знал чуть больше полувека.

Песок и сосны, муравьи
И свет полуночной зари,
А за песчаными холмами
Море ласкает брег волнами!

Он поддаётся
И надолго не отпускает от себя.
Поморьем та земля зовётся,
На той земле родился я.

И вот теперь, как матерь сына,
От суеты дневной укрыла
Меня морская тишина,
И набегавшая волна
Покой с собою принесла.

Не знающий цены, волшебный дар природы –
Покой нести людским сердцам,
Не забирающий в ответ свободу,
Наоборот – открытый всем ветрам!

Мой ветер меня из дому прогнал,
Чтобы вопрос я снова свой задал,
Но только не ходящим гордо прямо,
А дочерям могучим океана.

Вопрос извечен был: как быть и плыть куда?
И если не вода,
То кто ответ подскажет,
Когда на сердце ляжет
Вес его тяжкий в три пуда?

Я на песке лежал, и волны набегали,
Шепча застенчиво на ухо мне секрет!
Как жаль, что слов моих они не знали,
А я в их говоре не разбирал ответ.

Моё дыхание сплелось с волнами
И с ними вместе растворялось в глубине.
Рассвета первый луч, последний луч заката
Друг другу улыбались в синеве.

Я не заметил, как глаза закрылись,
И времени ход для меня уснул,
А волны никуда не торопились,
И я во сне в волнах этих тонул.

Мой прибрежный сон.

Я видел льва сквозь толщу вод,
Он на небе сиял закатом и рассветом.
Его улыбка всё росла,
И я узнал в ней старика,
Дарящего блеск уличным туалетам.

Старик стал папой и меня обнял.
Я рядом с ним теперь стоял
И чувствовал любовь и силу,
Которая ко мне переходила

С его свободным выдохом,
С моим спокойным вдохом.

Я погружался глубже к стаям рыб,
Которые бесчисленным скопленьем
Расцвечивали толщу вод морских
Своим таинственным скольженьем!

Их лица, именно что лица,
С лицом сестры хотели слиться!
Не в силах От блеска укрыться,
Я сам сестрой стал становиться

И преуспел!

Я на себя теперь смотрел
Сестры глазами
И волнами
Другие копии сестры,
В стае сестёр растворены,
Несли меня всё глубже в сон,
На дно, где ждал нас всех тритон.

Что? Сумароков?
Вне уроков?
В моём, во сне?
На самом дне?
Глубоких грёз!
Вот это точно был вопрос!

Не то, что моё робкое:
«Как быть и плыть куда».

«И да поможет нам солёная вода!» -
Он пузырями выпустил со дна -
И стая разделилась на спирали,
И мы по кругу плавать стали
Вокруг тритона,

Словно возле трона
Хранителя волшебных книг.

Под троном бил серебряный родник!
Его биенье становилось всё сильнее,
Спирали наши вдруг окаменели,
Узнав медузы купол золотой.

Постой!

Он, разрастаясь обретал знакомые черты,
Которые с рожденья знаем я и ты:
Спирали наши рыбьи обнимая,
Моя мамуля мягко поднимала
Своих детей со дна на встречу с небом!

На куполе сидел мой младший брат.

Мы стали щупальцами в ёё длинном теле,
Как будто этого давно хотели
И к этому всегда плылИ,
Молча пуская к небу пузыри.

Всё ярче царственная грива
Свет нам дарящего Светила
Разгоралась!
Мама поверхности воды касалась,
И лев её ласкал.

Зарделся поцелуй, и новый день настал!

Освобождённый ото сна, на локте я привстал
И встречу дня и ночи воочи увидал,
Как она есть!

Об этом в книге если и прочесть,
То только чтоб желаньем разгореться
У этого дивокостра погреться!

Быть гостем в этом вышнем доме,
Где поклоняются свободе,
Жизнь отдавая без остатка,
Чтобы она, пылая ярко,
Согрела новую звезду,
Жизнь начинавшую свою!

Конец прибрежного сна.

Я опьянён был новым знаньем,
Взлетел на вел одним касаньем
И через сосен аромат
Помчался в отчий дом назад,

Чтобы свой путь в семье продолжить,
И папу продолжать тревожить
Юными пробами пера!

Смотреть, как крутится сестра
У зеркала, воображая,
Как жертву новую ужалит
Своей улыбкой озорной,
Отняв у пленника покой.

Услышать мамин голос,
Наполненный теплом,
И посидеть с ней вечером
За чаем перед сном.

Понянчиться с братишкой,
Листая ту же книжку
По кругу в пятый раз,
И бегать с ним в припрыжку,
Когда шагаем вместе
Дорогой в детский сад!