Глава 12

Автор любит литературу больше своей жизни, это правда! Чтобы избежать ночных кошмаров… Человек всегда чего-нибудь, да боится «от сохи на время». Взойдёт солнце, что оно закатится, наступит вечер, наступит, что завтра не взойдёт. Наестся досыта, будет несварение желудка, желудок опустеет, никогда еды не найдёт больше, накидается, надо протрезветь, протрезвеет, ещё вздрогнуть. Полюбил кого-то, ужасается при мысли, что потеряет, одинок, никогда не встретит любимую, когда говорит, что не поймут или не услышат, или услышат, но не то, когда молчит, все равно — боится.

— Ты че, глухой что-ли?!! — Если на свободе, что за ним придут, — конечно, придут, — слушает шаги, в тюрьме, навсегда останется, никогда не освободится, нашёл Бога, переживает, что облажается, — обязательно облажается, конечно, согрешит, — не может найти, никуда не годится, без веры какая жизнь. Живет, страшится, умереть, умирает, как бы не попасть в ад! Жизнь — страдание, дикий страх и первобытный ужас, который постоянно владеет нашими сердцами… Допустим, нажил себе богатство, надо ещё и удержать! Так что лучше общаться с мыслью: «Все равно не выжить (и не планировали).» Даже если выживем, рассказать будет некому, другие не выживут!

С отъездом за границу в том черном безнадежном туннеле, по которому автор блуждал почти 15 лет, наконец появился свет, бесконечный, безграничный, тот самый, что сиял до начала начал всех времен, когда не было ничего, кроме Света. И возжелал Свет создать миры, но не было места для миров, ибо Свет был всем, потому что было ничего, кроме Света. И тогда Свет свернулся и ушел, в центральной точке, там, откуда, возникла сияющая пустота, разрыв в основах первородной ткани, туда, в лоно миров, Свет направил свой творящий луч, ваяя им бесчисленные миры, словно скульптор, и так появилось соцветие всех вселенных, ваших и моей. Что было до начала Большого взрыва? Что вас заставляет читать это; жизнь — это сон, только не проснёшься, сон это сон во сне. Кавказцы часть истории России, в неё не включённая, история везде, а идти некуда. Студент справил себе настоящие бандитские полусапожки на итальянском ранте, прифасонился и из подвала люберецкой качалки позвонил Тане:

— Это я. Спасибо за зачетку! Нашли!! Обмываем???!!!

— Вот какие наши студенты, — сказала Таня. — Когда мужчина хочет прийтись женщине, говорит «это я». У тебя такой голос! Я согласна. Забери меня в 14:30 на машине. — Они поехали в один из ресторанов домашней кавказской кухни в тихом переулке на Арбате совсем недалеко от министерства обороны, для работников которого в дневные часы был хороший комплексный обед долларов за пять. Попросила «верблюда с павлином», то есть, «самое», официант долго смеялся, с виду такая дама, говорит таким языком, спросил, вы что, жена авторитета, она ответила:

— Допустим, бля. — И в голос рассмеялась. На ней был плотный твидовый пиджак, делающей ее похожей на Барбару Брыльску, небольшой оркестр играл по-домашнему предсказуемо, низкорослая певичка буднично тянула стандартный репертуар, эта обычная рифма и постоянный размер, делающий слова уже похожим на песню, стабильный «бит», который держал ожидаемым публике исполнение. Как можно без рифмы?

— Вам отправил личное послание,
  Что давно в законе мы ВорЫ,
  С вас я взял обычно обещание,
  Что тогда напишете и Вы… 

Над столами с потолка свисали фарфоровые абажуры с грушевидными лампочками, кто-то говорил Саню Похлёбу убили здесь, кто-то нет, во многих ресторанах убивали. Но бизнес был хороший, из глубины доносился сухой треск бильярдных шаров, хозяин заведения, уроженец Харькова, был совладельцем такого же в комплексе на набережной Москвы-реки «Садко Аркада». Кто-то рядом упорно пытался найти удовольствие и в танце, поочередно меняя партнёров, как раз то, что надо, чтобы хорошо посидеть с любимыми и друзьями в хорошем, дорогом кабаке.

— Разрешите пригласить! — Татьяну утянул, целуя ей руку, к ансамблю гордых музыкантов совершено незнакомый ей кавалер. — Один раз, ну, пожалуйста? — Студент милостиво согласился, гладиатор наконец получил долгожданную свободу, учиться, учиться и ещё раз учиться, ходи на экзамены, сколько влезет и не забывай делать домашние задания. Потом вдруг придётся стать главой местной бригады, времени не будет!

— Где тут у вас Прасковья Фёдоровна? Ну, параша?? Дальняк, то есть??? А то я в последнее время сцусь, — через десять минут раздался голос Пети. Народ смутился, хорошо, что не другое! Выглядел прошляк, как бомж, длинное кожаное пальто с меховой прокладкой на какую-то почти пижаму, на ногах домашние тапочки без носков, видимо, всю ночь у кого-то зависал, — клофелинщицы с Урала? — на шее толстая золотая цепь, заставляющая всех вокруг поверить, что ее владелец долго шёл вперёд по дороге в никуда.

Принесли отличную уху из горной форели с добавлением черемши и горячий лаваш, потом шашлык из осетрины, рыбную нарезку, горбушу, семгу и утку под алычовым соусом, кавказская кухня, отбывавшая со своим мужем веселую каторгу перманентной кухарки Татьяна Вячеславовна осталась вполне довольна. На чай Студент вынул из кошелька, дал на все, включая обслугу зала, где-то 1000$, метрдотель склонил покорно расчесанную на прямой пробор седовласую главу:

— Покорно благодарю-с! — Глухая согласная в конце прозвучала звонко, получилось очень красиво. Некоторых посетителей он побаивался, разденут, разложат на лавке, заедут пару раз в задние ворота, лишат девственности без всякого благородства, отдерут, и порядок. Запросто, жил он неподалёку в центре в приличной квартире,
которую приобрёл задешево в московском бедламе с чужих страданий. В Казахстане пятерых ВорОв пересидел, и все, как с гуся вода, сберёг свое отверстие Феликс Шерман, дочка Юля.

— Что, — сказал Студент, — по 300 на брата нормально для этих блиноделов! — Умолчал про цветы, роскошный букет из роз и гвоздик Таня забрала со стола с собой. (Ещё 200.) Недоеденный лаваш он забрал с собой, Таня молча на него посмотрела, ей нравились мужчины, которые в конце не просили счёт с куражей, полет горного орла на той высоте, которая обычной птице недоступна, самое страшное, когда женщина потом жалеет, что она с кем-то была вместе, и как бы невзначай своей рукой коснулась его предплечья, Петр заметил, как броско посверкивали при этом ее глаза. Нормальный вариант, отличник престижного вуза, по уши влюблённый в свою администрацию в лице красивой замужней женщины, Червонец, в СИЗО или на зоне это нормально и зачётно, такая, если надо, и наган из личного дела принесёт.

Разбить семью Студенту он не даст, у мальчишки должен быть отец, а так… Все равно между ними двумя уже завязалось, любая сексуальная связь тайна магическая! Все отделения милиции бессильны, если двое захотели на какое-то время друг с другом уединиться, знал это по себе. Конечно, не расскажет никому ничего ничуть ни-ни, жена друга. Который и сам не прочь, средства есть. Где он сейчас, наверное, в Польше? С Малгожатой.

— Готовься возложить свои благородные стремления на драгоценный алтарь отечества, — строго предупредила инспектор, — скоро семестр закончится, просить ставить вам хорошие оценки, как в прошлом, я не буду!

— Воры в законе, передовой отряд разведчиков будущего, — учил Петя, когда на первой попутке с божбой и матерщиной они приехали к Тане в Царское село, на лице владельца можно было спокойно прочесть все черты полной дегенерации столичного гермафродита, за такси платил бывший Вор. —  Берется крышка от жестяного чайника, один ее край затачивается под лезвие. После этого извольте в последний раз в жизни бриться! — Таня испугалась, этот, пожалуй, перед судом и наручники свои начистит. Нельзя свой идеализм непорочной молодости доводить до абсурда, надо взрослеть, Студент шестой год был в серьёзной организованной преступной группировке, часто слышал не такое и отнёсся к реплике ВорА спокойно.

— Самое трудное, — продолжал Петя веселым тоном, — с кем-либо «поступить». Когда вопрос простой, все понятно! Наказать или поощрить. Плохо, когда нет! Например, как быть с тем, кто и на общее заносил и пролил вольно или невольно кровь братвы? Красавцы-blяди?? Так разве бывает???  — Квартирный каторжанин к себе домой на Достоевского не торопился, он вообще любил компанию, всеми восхищался, постоянно делая из своих собеседников кумиров. — Залупа лысая, — Вор увидел у Тани фото ее мужа с Горбачёвым. — Жора что делает с этим поддувалой? Он вроде ведь с Шеварднадзе?

Эдуард Амвросиевич с супругой бывали в квартире Тани, привозил к ним крутой борец-тяжеловес огромного роста Андрей Слушаев по кличке «Слон», недавно успешно закончивший свою длинную карьеру, выигрывал у Карелина. Он был другом тренера сборной СССР по вольной борьбе Михаила Мамиашвили, сам родом из Магадана. Одно время Слон трудился у Эдуарда Шеварднадзе охранником, добрый и бесстрашный, с самого начала 90-х разъезжал на «восьмерке». Он хорошо знал коптевских братьев Наумов, но пошёл не к ним в кровавый, а в нормальный спорт, после гибели Отари Квантришвили став в своём мире фигурой номер один.

— Просил за грузинских беженцев, живут в самострое во дворах жилых домов, годами нет горячей воды, моются под колонками. Не говоря уже об обычном отоплении! Вместе с Мишей Гиголашвили.

— Тогда ладно, — ее слова смягчили сердце старого уркагана. Обычно не сговорчивый, к семье Лагидзе он всегда благоволил всей душой. Если вдруг Георгий что заподозрит, скажет ему, в это время парень был со мной, колесили.

— Прямо как в милиции, — засмеялась Таня. — Отпустил! Добровольно следующий? — Она посмотрела на Студента, от недавно съеденной ухи и осетрины ее лицо раскраснелось, щеки порозовели, она внезапно стала простой.

— Студент, — сказал Петр, — тебе надо сдаваться, давайте выпьем? За тех, кого с нами нет, и кто там! — Вор, бывших ВорОв не бывает, высоко поднял свой бокал. —Человек это иногда звучит горько! Горько?  — Таня взяла Студента двумя пальцами за подбородок и коротко поцеловала прямо в губы, чмок, испачкав его темно-красной помадой своего, и снова засмеялась. Цвета помады Тани вообще как нельзя лучше передавали тон происходящего с ней по жизни, постоянно варьируясь от ярких и теплых до кроваво-темных, колористка!

— Смотрите, как покраснел! Как девушка… — Экстремально. — Хочешь мне понравится, будь смелей! От тебя зависит. — Два ангела во мне, чёрный и белый. — А если я залечу?

— Родишь, — коротко сказал Петя.

— Рожу, — выражение лица Тани стало очень упрямым, — воспитывать будет он!

— Я… Воспитаю, — быстро сказал Студент. Его руки и ноги вдруг стали холодными, голова горячей, почти температура, сердце начало бешено качать кровь все быстрее и быстрей. У Шекспира обычно идут три «катрена», а потом куплет, здесь пришлось без катренов. — Я… Всегда хотел сына.

— А если будет дочь, — хитро спросила Таня. — Как я оставлю тебе девочку? Будешь ее учить пИсать??

— Ты её будешь бить.

— Конечно, надо бить! Дать, как следует!!

— Лапочку-дочку, — вставил Петр, потом спохватился. — Ну чоты на пацана? Просто поспит рядом с тобой, не раздеваясь, как брат и сестра, хорошо? Уже поздно! А я прикорну на диванчике.

— Ты меня подъябывать собрался?

— Не знаю. Пока не решил!

Ночь второе «я» смерти, а сон её старший сын, Студент бережно взял Таню на руки и понёс в спальню, по дороге она сбросила со своих  маленькие ног на пол туфельки, обхватила красивыми руками его шею, которой из-за постоянных прокачек на борцовском мосту с забеганиями ногами вправо и влево почти не было, плечи начинались у Студента от ушей, — как накачать ту голову, что в штанах, стоять на ней мостик? — озорно подмигнула Вору так, чтобы Студент не видел, не какая-то там холодная, фригидная рыба, а искушенная в постельных сражениях жена грузина с могучим нефритовым стержнем, Пётр поднял вверх татуированный большой палец, солнце, скоро Косте надо будет называть папой его ученика. Самого нормального!

И будут им шептать
Да самого утра,
Как ласковая мать,
Московские ветра.

Таня показала отличный способ, по итогу которого Студенту не пришлось быть инициатором противной супружеской измены. В Новогиреево знали, он пошёл к «воровским», первым ему позвонил Кентавр. Как говорят, выписал тэрца от дамы пик.

— Батя просил тебя приехать, Француз и Бита уже в офисе, скоро подгребёт Кастрюля. — Кастрюля из Голяново был жестким, с такими друзьями и врачи никому не нужны, хотя они могут быть, сами понимаете.

Конец двенадцатой главы