Говорят, красавиц крадёт Кощей

Говорят, ужасен погибших царь, что запрятал смерть в скорлупе яйца.

Прозябает жадный да злой колдун в пустоте, в тенях, под землёй, во льду. Горе, горе, горюшко тем, кому не свезло забраться к нему во тьму! Средь сокровищ да золотых монет поджидает гибель.

Спасенья нет — каждый из не званных сюда гостей обернётся кучкой сухих костей.

Но одно не сведать чужой молве…

Не всегда ведь крал я чужих невест.

Кто ж упомнит нынче, какой я был, коли память эту покрыла пыль? Те, что знали юность мою, мертвы.

Только ты осталась со мной. Лишь ты.

Верный призрак нежности да тоски, что храню я до гробовой доски.

Самый толстый в царстве моём засов прячет от охочих до злата псов то, что мне дороже янтарных бус.

Говорить ли? Аль не гневить судьбу?

Вот что нежит здесь вековая мгла — мой любимый, мой драгоценный клад. Но любовь та — мука, волненье, страх.

И она, подобно игле, остра.

Говорят, над златом веками чах, да оно, то злато, — в твоих очах. Как тобою жажду я обладать, кутать в вечный саван слепого льда!

Говорят, красавиц крадёт Кощей, опьянённый нежностью тонких шей; тянет жизнь и юность с дрожащих уст — да бросает, стоит заслышать хруст. Сколько дев измучил он, душегуб!

Мне один желанен рисунок губ. Коль нужна для жизни её она, эта жатва…

Что же ты? Пей до дна. Кровь густа да пряна, и пляшет в ней то, что привязало тебя ко мне. Больше, чем я помнил бы, сотен лет я кормлю тебя в этой сладкой мгле, и ты льнёшь, доверчивая, к груди…

Бьётся в ней, и плачет, и бередит, точно сердце, глупое, ждёт беду.

Всё скулит: а ежели вдруг придут?

Неподъёмней кованых сундуков тяжесть горло стиснувших мне оков.

Как тебя от горестей уберечь, дабы не коснулся ни мор, ни меч, как тебя запрятать от всех во тьме?

Знаю: жизнь укроет собою смерть.

О, мой светоч, будь же спасён и цел.

А они — пусть думают о яйце.

26.12.2024