Подводные камни

Глава 13, 14

Пятница выдалась весьма суетной, но субботнее утро порадовало красивым рассветом. Дарби встала вместе с ним.

Она выпила кофе и съела миску хлопьев с горстью черники, заодно проверяя прогноз погоды на ближайшие дни и весь месяц.

Надела весеннюю униформу: брюки-карго, футболку, толстовку с капюшоном, не отказав в удовольствии дополнить ее темно-синей бейсболкой с логотипом своей фирмы, украшенным цветком кизила. Ей казалось, что цветочный символ Северной Каролины настраивает клиентов на нужный лад.

По дороге к машине Дарби проверила ямы, выкопанные под фундамент будущей теплицы и сарая для оборудования. Если повезет, на следующей неделе можно залить их бетоном.

Щебетали утренние птицы, расцветал на деревьях триллиум. Медные колокольчики, которые она подарила самой себе, ловили ветер, украшая ее маленький мирок тихим перезвоном.

Что может быть лучше?

Преисполненная оптимизма, Дарби поехала к озеру, затянутому дымкой. Встающее солнце раскрашивало небо на востоке. Сквозь туман, будто во сне, скользила цапля, белоснежная, как невеста.

С детства привыкшая вставать рано из-за склада характера, Дарби считала, что встречать рассвет нового дня – одно из неоспоримых преимуществ ее профессии.

Проезжая тихой горной дорогой, она крутила в голове сегодняшнее расписание. Если все успеть, может, останется время заняться ящиками на собственной кухне.

Дверцы – прочь. Ей понравились стеклянные фасады на кухне у Зейна. Надо снять уродливые дверцы, остальное покрасить – и пока оставить так.

Тогда будет проще понять, чего ей хочется.

Дарби на секунду подумала про Зейна. Тот не ответил на последнее письмо и ничего не сказал по поводу эскизов и сметы. Не похоже на него. Обычно он отзывался сразу же.

Наверное, она перестаралась и не сумела его «дожать». Впрочем, он и не обязан соглашаться на все ее задумки. Оставалось лишь надеяться, что Зейн верно расставит приоритеты, и она сумеет ему угодить.

Дарби подъехала к зданию ресепшена, надела перчатки и взялась за инструменты.

Примерно через час подтянулась Холли, вслед за ней Рой (слегка страдающий похмельем после пятничной вечеринки). Она позволила им приехать позже, потому что сама собиралась выкроить час, чтобы посмотреть бейсбол.

Когда появилась Эмили, они укрывали грядки мульчей и сажали цветы. Та подошла к Дарби, которая наматывала тонкие усики клематиса на крючки, вкрученные в новенький фонарный столб.

– Я почти успокоилась, – вздохнула Эмили. – Стараюсь думать: «Ладно, работайте». Уже не паникую: мол, «господи, что она творит!», и привыкаю к мысли, что выглядит, в общем-то, здорово.

– Стараемся.

– Да, вижу. Хотя с домом я до сих пор пребываю в ужасе.

– Займемся им после обеда, когда закончим здесь. На следующей неделе будет готов.

Однако, когда Эмили осматривалась, Дарби заметила, что та недовольно хмурится.

– Даже не знаю, как буду за всем этим ухаживать.

– Очень просто, – заверила Дарби. – Я научу.

– Ага. Что за дерево сажает Рой?

– Лагерстремию. Она шикарно цветет в конце лета. Еще одну такую же посажу у тебя дома.

– Хорошо, ладно, удачи. Пора работать, потом приедет Маркус и подменит меня, чтобы я успела на игру к Гейбу.

Выпрямившись, Дарби внимательно осмотрела клематисы и решила, что сойдет и так.

– Тоже постараюсь вырваться на часок.

– Займу тебе место. Дарби, милая, хоть я и беззастенчиво пользуюсь твоими услугами, но я-то знаю, как тяжело вести бизнес. Тебе надо взять выходной.

– Я завтра почти весь день отдыхаю, а в среду ожидается гроза, так что будет еще один выходной.

Эмили присела рядом на корточки.

– И чем ты занимаешься в выходные?

– Рисую эскизы и думаю, чем бы ужаснуть будущих клиентов.

Эмили ласково потрепала ее по щеке.

– Кто бы сомневался. Ладно, увидимся на игре.

Дарби успела сделать фотографии для сайта, собрать команду в доме у Эмили и вымыть инструменты под садовым шлангом.

– Вернусь через час. Или полтора, если хотите, чтобы я привезла вам обед. Угощаю.

– Горячий саб с перцем! – воскликнул Рой.

Холли, которая заплела волосы в десяток тонких косичек, нынче стянутых в узел на шее, оперлась на лопату.

– Мне половинку сэндвича с ветчиной и половинку с томатами и перцем, только не с майонезом, а с горчицей.

– Принято.

– И чипсы, – добавил Рой. – Халапеньо.

Дарби и сама любила острое, но Рой выбрал что-то запредельное.

– Буду через полтора часа. Пишите, если что не так.

Она проехала вокруг озера, любуясь цветами и мысленно нахваливая садовников, добралась до города, где на улицах сновали толпы субботних покупателей.

Впереди показался стадион для бейсбола.

Долго пришлось искать место для парковки – болельщиков приехало немало. Наконец, оставив машину в квартале от входа, Дарби дошла до поля и окунулась в привычную атмосферу: стуки бит, крики фанатов, запахи хот-догов и сэндвичей.

Она немного постояла, глядя на игру мальчишек: юных спортсменов ростом чуть выше метра, которые только осваивали правила. Потом добралась до поля, где играли старшие. На трибунах увидела Зейна, Эмили и Ли.

Судя по табло, Дарби пропустила всего два иннинга[5], и хозяева вели счет.

Шел третий иннинг: случилось два аута[6].

Скоро на поле выйдет Гейб.

Дарби не стала спешить, дождавшись, когда бэттер[7] мощно ударит по мячу.

Пока она поднималась, с нею периодически здоровались, что было очень приятно. Хорошо жить там, где тебя знают и находят время сказать пару слов.

Дарби села, и Зейн одарил ее долгим взглядом из-под бейсболки сквозь темные очки.

– Как дела у Гейба?

– Заработал очко, устроил дабл[8] в первом иннинге. Выбил раннера во втором.– Молодец. С чем будешь хот-дог?

– С горчицей.

– И все?

– И все.

– Ясно. Привет. – Дарби наклонилась вперед, где сидела Эмили с мужем.

– Я в перерыве покупаю хот-доги. С чем будете?

– Спасибо. Мне с горчицей.

Ли наклонился через жену.

– Мне с овощами.

– Принято.

На поле тем временем бэттер отбил второй мяч.

– А где Броуди?

– Где-то рядом с девушкой, которая ему «не подружка».

– А, Дженни? Милая девочка. Он, кажется, хотел пригласить ее на танцы. Думал сделать это невзначай, например, во время игры в бейсбол.

Зейн отвлекся от игры.

– Откуда ты знаешь?

– Он сам рассказывал. Броуди догадывается, что она ждет приглашения, но не хочет делать из этого большого события. О, Гейб выходит!

– Ага.

Все уставились на поле, где Гейб отбивал первый мяч. Страйк[10].

Все дружно пробормотали: «Слишком высоко взял».

В знак солидарности Дарби ткнула Зейна локтем под ребро:

– Так, ладно, когда оправишься от шока, расскажешь, что решил?

– Посмотрим.

Второй бросок сравнял счет: один-один.

– Сможешь отыграться на мне в среду.

– Почему в среду?

– Весь день ожидается дождь, поэтому в пятницу вечером я позвонила в твой офис и записалась на консультацию. Не переживай. – Дарби захлопала в ладони, когда бэттер отбил мяч за пределы поля. – Хороший у него глаз.

– Эмили говорила, с ресепшеном ты почти закончила.

– Ага, получилось круто. Вечером доделаем по мелочам. А потом – в шестое бунгало, как раз будет немного времени между выездом и заездом.

Поздний замах – и в результате фол[11].

Дарби повернулась, и их глаза на мгновение встретились, укрытые солнцезащитными очками и козырьками бейсболок.

– Вот как, значит, ты проводишь выходные?

– Надо копать ямы, пока солнце высоко, Уокер.

Третий бросок. Опять равный счет.

На стадионе захлопали, загудели, затопали.

Мальчишка лет трех, сидящий на плечах у отца возле трибуны, махал маленькой пластиковой битой. Три девчонки с длинными волосами и голыми ногами разгуливали рядом с кучкой парней, старательно делавших вид, будто их не замечают.

Чуть ниже Дарби женщина с вязаньем в руках заорала:

– Не бей, Вилли, не надо!

– Зря, – пробормотал Зейн.

– Думаешь?

– Смотри сама. Его хотят сбить с толку и заставить понервничать.

Дарби уставилась на поле. Мяч летел низко, немного вбок. Однако Вилли мудро не стал его игнорировать. Он отбил подачу и рванул к базе.

– Хороший у парня глаз, – заметила Дарби. – А еще у Вилли быстрые ноги. Он вполне мог вместо сингла рискнуть и сделать дабл.

Зейн снова пристально на нее посмотрел.

– Откуда ты знаешь?

– Хожу порой на игры, если есть время. После работы, например. Вперед, Гейб!

Гейб вышел на поле, размялся, проверил биту, занял позицию.

Зейн отметил, что парень в отличной форме. Умеет сосредоточиваться, слушает инстинкты. Вспомнилось, как сам Зейн стоял на том же месте, вдыхая запахи жареного мяса, зеленой травы, земли и белого мела. Как отсекал крики толпы или, наоборот, жадно в них вслушивался.

Когда-то эти запахи, звуки, тяжесть биты в руках и вид летящего к нему белого мяча составляли весь его мир.

Гейб не терял времени даром, отбил мяч и побежал к первой базе.

Как и предсказывала Дарби, уверенный сингл позволил игрокам сместиться на одну позицию. Она заулюлюкала, засвистела, хлопнула Зейна по руке.

– Давай, сделай их, Люк!

– Ты всех игроков знаешь по именам? – удивился Зейн.

– Если собираешься жить и работать в небольшом городе, изволь знать, кто в нем живет. Вдобавок это бейсбол!

Счет опять успел сравняться: два-два. Люк отбил бросок, очередная пробежка – и Гейб сместился на вторую базу.

Тренер объявил перерыв и вместе с кэтчером[12] подошел к питчерской горке[13] сменить подающего. Дарби повернулась к Зейну.

– Как у тебя дела с расписанием? Мы можем обсудить проект в среду. Или приезжай ко мне завтра. Или давай я к тебе приеду. Я свободна утром до десяти или после трех.

Она выдержала паузу.

– Если, конечно, я не перепугала тебя до полусмерти.

– Не перепугала.

– Хорошо. Дай знать, что решил.

Эмили наклонилась к ним.

– Ты про дом Зейна? Он показывал мне эскизы. Картинки, как в кино!

– Жить там вполне реально, – с улыбкой ответила Дарби.

Смена игроков пошла команде на пользу. Бэттер отбил мяч, однако его поймали на поле. Следующий самонадеянно рванул ко второй базе, но не успел, и на этом иннинг завершился.

– Два очка! – Дарби хлопнула в ладони. – Время для хот-догов.

– Зейн, помоги ей.

Дарби отмахнулась:

– Не надо. Мы же договаривались.

Она спустилась, подошла к продавцу, встала в очередь. Женщина впереди обернулась.

– Дарби, привет!

– О, Лори!

Та работала в «Бест Блум» и показала себя толковым специалистом.

– Как дела?

– Все отлично. Сегодня играет сын сестры моего мужа, мы ведем счет. Видела тебя на трибуне. – Она повела бровью. – Не знала, что ты встречаешься с Зейном Уокером.

– Да, конечно, мы… О нет-нет-нет! Я пришла поболеть за Гейба. Просто села рядом с его родственниками.

– Тогда жалко, вы двое прекрасно смотритесь. – Лори отбросила с лица волосы и посмотрела в сторону трибун. – Приятно видеть его здесь, на стадионе.

Они все еще стояли в очереди, когда толпа радостным воплем приветствовала центрального полевого игрока, сумевшего поймать мяч, устроив аут.

– Мы вместе ходили в школу, только я училась на пару лет старше, – продолжала Лори. – А моя сестра – с ним в одном классе. Зейн был звездой команды, два года подряд они выигрывали чемпионат штата.

– Круто, – заметила Дарби.

– О да, еще как. Он бы и дальше выигрывал, если бы не…

Лори спохватилась, замолчала и переступила с ноги на ногу.

– Если бы не травма…

– Он пропустил сезон?

– Вообще бросил играть, насколько знаю. Сломал руку, кажется. В любом случае хорошо, что он снова в Лейквью.

Лори заговорила с продавцом, перечисляя заказ. Дарби тем временем задумалась.

У Зейна сломан нос – по вине отца. А рука? По той же причине? Скорее всего. Тогда это объясняет, почему никто не говорит про его отца или мать, если уж на то пошло. И почему они с Бритт в детстве жили у тети.

Лори забрала картонный поднос с напитками, хот-догами и жареной картошкой.

– Заглядывай к нам в «Бест Блумс» почаще.

– Обязательно.

Дарби заказала хот-доги, думая про мальчика: звезду команды, лучшего игрока года, который мечтал блистать в «Кемден-Ярдс».

Сердце больно кольнуло.

Отгоняя грустные мысли, она понесла поднос к трибунам. Если бы Зейн хотел, чтобы она знала о его прошлом, рассказал бы сам.

Дарби раздала хот-доги вместе с салфетками.

– Первоначальный взнос, – сообщила она Зейну. – Остальной
гонорар в миллион долларов выплачу потом.
– Я разве не говорил, что это ставка за час?

– Нет, не говорил. За такие деньги моей компании выдадут золотую печать?

– Обязательно.

Дарби, съев хот-дог, досидела до конца четвертого иннинга.

– Пора идти. Эмили, загляни на ресепшен. Шеф, была рада вас видеть. Зейн, пока.

Снова спустившись по трибунам, она направилась к дороге.

– Эй!

Обернувшись, Дарби увидела спешащего вслед за ней Зейна.

– Где ты оставила машину?

Она махнула рукой, показав на пальцах примерное расстояние.

– Пройдусь вместе с тобой, разомну ноги.

– Хорошо.

Детвора уже закончила игру; мальчишки постарше тоже почти доиграли. Зейн притормозил, глядя, как игрок бестолково машет битой, промахиваясь мимо мяча.

– Тренер после игры в субботу всегда кормил нас пиццей. Не важно, выигрывали мы или нет.

– Хороший он у вас был.

– Да. Итак, я обдумал твои амбициозные планы относительно моего так называемого поместья.

– Хорошо. Но мне кажется, для поместья тебе не хватает лужайки, домика для гостей и пейзажного бассейна. И, может, теннисного корта.

– У меня планируется водопад, – напомнил Зейн. – Я хорошенько все обдумал… когда секретарша вывела меня из состояния комы, вызванного шоком и благоговением.

Дарби переступила с ноги на ногу, большие пальцы сунув в карманы.

– Я хотела сперва выдавать тебе планы по кусочкам, однако так было бы нечестно. Поэтому говори, от чего отказываешься категорически: мол, забудь, бред, ты сумасшедшая. Я скорректирую эскизы и смету.

– Все.

Она застыла как вкопанная.

– Ты ничего не хочешь? Зейн, это же твой дом, и, как я уже говорила, надо сделать хотя бы минимум – стену и немного растений. С этим мы разберемся быстро, и я от тебя отстану.

– Ты меня не поняла. Хотя именно такой и была первая реакция. Абсолютное, категорическое «нет». Только потом я допустил пару ошибок.

– Каких ошибок?

Дарби не понимала, к чему он клонит, хотя под кожей начинали бегать мурашки.

– Ну, во-первых, я показал эскизы друзьям и родственникам. Это было зря. Затем наведался с экскурсией в те бунгало, которые ты доделала. Даже встретил там гостей, приезжавших к нам каждую весну последние три года. У Эмили много постоянных клиентов.

– Прекрасно их понимаю, я и сама у вас жила. Отличные условия, потрясающие виды, замечательное обслуживание с индивидуальным подходом.

– Они тоже так говорят. Еще они добавили, что после ремонта им нравится сидеть на крыльце и любоваться двориком. Или выпивать там вечером после отдыха на воде. По их словам, там очень мило, цитирую: «как в маленьком личном раю».

– Рада слышать.

– Потом я поехал домой, думая: «Нет-нет-нет, ни в коем случае, разве что вот это и вот то». Приехал сегодня на игру, думая о том же: «Нет-нет, ни за что, это слишком». Но затем…

Зейн остановился возле ее машины и огляделся. Увидел горы, над которыми сияло голубое прозрачное небо, дома, зеленую траву, расписные террасы, цветы повсюду. Со стадиона доносился шум.

Земля под ногами была ему знакома, и вкус воздуха тоже.

– Я сидел рядом с Ли и Эмили, смотрел игру, здоровался со старыми приятелями. С людьми, которые давно меня знают. И подумал: так и должно быть. Здесь мой дом, мои родные. Поэтому я вернулся. Именно поэтому, черт возьми. Так что мы будем делать все.

– В смысле… все?

– В прямом, – пояснил Зейн, когда Дарби растерянно всплеснула руками. – Будем воплощать все твои амбициозные планы.

Дарби подняла ладони, отвернулась, отошла на пару шагов.

– Неожиданно.

– Хочешь сказать, не справишься?

– Справлюсь, естественно! – возмутилась она. – Иначе не стала бы предлагать. Просто не думала, что ты… в общем, на такое я не рассчитывала. Вот черт… – Она подошла и легонько шлепнула его по плечу. – Какая ты все-таки сволочь! Обещаю, будет здорово. Ты не пожалеешь.

– Уж постарайся. Я только что согласился на все твои затеи.

Она потрясла головой.

– Тебе тоже хочется, иначе отказался бы.

– И в награду за мою доброту я получаю только тычки и обещания.

– Да, точно. Ты прав. Ты заслуживаешь поощрения. Определенно.

Дарби обхватила Зейна за шею и прижалась к губам в долгом крепком поцелуе, вложив в него немало чувств.

Столько, что Зейн опешил и обнял ее за бедра, не сумев совладать с руками.

Дарби мягко выпуталась из его объятий и улыбнулась.

– Так пойдет? Мне пора ехать. По дороге надо купить ребятам еды. Я буду на связи.

Зейн не удержался:

– Все-таки ты секси.

Она рассмеялась и снова его поцеловала: на сей раз мягко, по-дружески.

– Я же говорила.

Дарби забралась в машину и высунула из окна голову.

– Кроме того, я должна тебе миллион долларов.

С этими словами она завела пикап и уехала, однако на выезде из города остановилась на обочине.

– Вот черт. – Медленно вдохнув и выдохнув, Дарби потерла грудь, где прыгало сердце. – Просто охренеть.

Как будто ей было мало забот. Она вдобавок завела себя импульсивным поцелуем возле машины.

Тут любому человеку понадобится передышка.

«Не бери в голову, – сказала она. – Успокойся».

Кому, как не ей, знать про последствия импульсивных решений?

– Так, ладно. Все хорошо.

Дарби снова выдохнула, вытащила телефон и набрала номер поставщика камня. Попросила позвать своего менеджера.

– Привет, Кевин. Это Дарби Макрей из «Хай Кантри Лендскейпинг». Нам подтвердили тот заказ. Давай проверим еще раз, не ошиблись ли мы в подсчетах.

Когда она припарковалась возле дома Эмили, то успела получить подтверждение первой поставки. Дарби вылезла, держа пакеты с сэндвичами и картофелем, и постояла немного, глядя на свежий куст.

Идеально.

Зеленые клумбы возле дома тоже смотрелись неплохо. Сам дом с новой каменной дорожкой, свежей краской, клематисами, карабкающимися по фонарному столбу, выглядел на удивление живописно.

На крыльце Дарби расставила горшки со сказочным запахом, а во дворе, раз уж Эмили любила готовить, высадила пару томатных кустов и много-много зелени.

Дарби обошла дом. Рой и Холли проверяли очередную секцию полива.

Она улыбнулась им.

– Приехало подкрепление.

* * *

На следующей неделе Грэм Бигелоу вышел из тюрьмы после восемнадцатилетнего заключения. Коротко подстриженные волосы окрасились сединой, глубокие морщины изрезали бледное лицо, густо улегшись вокруг рта и глаз, на щеках и лбу. Он был одет в брюки цвета хаки и светло-голубую рубашку-поло. С годами Грэм слегка раздобрел, но старался поддерживать форму в тюремном спортивном зале.

За воротами его ждала Элайза. На ней был сарафан изумрудного цвета. Волосы, только что покрашенные и уложенные, вились облаком вокруг лица, которое она прихорашивала целый час.

На трясущихся ногах Элайза подошла к мужу, обняла его, почувствовала на себе руки. Сглотнула слезы, подняла голову и впервые за долгое время поцеловала.
Грэм подтолкнул ее к машине – черному «Мерседесу», который разрешил купить. Сжав на мгновение кулаки – у него больше не было прав, – он открыл перед женой водительскую дверцу, обошел машину и сел в пассажирское кресло.

Он не мог оторвать взгляда от тюремных ворот, серых стен и охранников на вышке – от всего, что сдерживало его и унижало столько лет.

– Грэм… Господи, Грэм…

– Просто езжай, Элайза. Мне надо отсюда уехать.

– Все готово, милый. Новая одежда, твоя любимая еда… Я продала дом, как ты велел, и сняла в другом районе. Адвокат говорит, мы должны оставаться в Северной Каролине, но можно подать заявление на переезд из Роли. Я подумывала про Шарлоттсвиль. Мы сумеем начать все сначала.

Мимо стремительно неслись машины. Их было слишком много. Как и звуков, открытого пространства и неба.

– Не волнуйся. – Элайза взяла его за руку. – Все хорошо, Грэм. Ты теперь на свободе. Мы оба свободны, и мы вместе. Скоро будем дома.

Наконец она подъехала к двухэтажному кирпичному коттеджу – маленькому, намного меньше того, где они прежде жили, однако в этом старом районе с потрескавшимся тротуаром дома стояли не вплотную друг к другу, и было принято отгораживаться от соседей заборами и густым кустарником.

Элайза въехала в тесный гараж на одну машину. Когда Грэм услышал, как за ними опускается дверь, ему стало легче.

Он снова в четырех стенах, вдали от шума и посторонних глаз, но уже без замков и решеток.

Сначала у них был секс, быстрый и жесткий. Вонзаясь в жену, чувствуя на спине ее ногти, слыша частое дыхание, Грэм вновь ощутил себя мужчиной.

Душ они приняли вместе.

Элайза разогрела еду из ресторана, поставила на стол свечи, разлила шампанское.

Они поели, выпили, залезли в постель, где на сей раз все прошло намного нежнее.

Проснулись они тоже вместе, уютно устроившись в кровати с кофе.

Так началась новая жизнь.

А через сорок восемь часов Грэм снова ударил жену.
Глава 14

Когда весна сменилась летом, Дарби наняла в качестве разнорабочего Ральфа Перкинса. Приземистый толстяк с копной седых волос и в очках с широкими стеклами имел опыт работы каменщиком и знал, как управляться с тяжелой техникой. В деревьях и растениях он совершенно не разбирался, однако ей нужен был человек, который помог бы со строительством у Зейна.

К тому же, по мнению Дарби, садоводству можно обучить каждого: надо возиться не только с петуниями, но и с дубами.

Ральф славился молчаливостью, только изредка угумкая в ответ на вопросы, пил «Доктор Пеппер» как воду и ловко обращался с мини-экскаватором, который обошелся Дарби в целое состояние.

Еще он проникся симпатией к Гейбу и терпеливо обучал мальчика искусству возведения стен.

Зейн наблюдал, как нижняя терраса постепенно обретает формы, из крутого каменистого склона превращаясь в ровный выступ, образованный ковшом экскаватора.

Он уже перестал считать, сколько раз стоял на балкончике в спальне, пил утренний кофе и боялся, что чертова машина свалится с обрыва.

Однако Дарби, кажется, знала, что делает, и ее новый работник тоже. Катастрофы удалось избежать.

Каждое утро, уезжая в контору, Зейн махал им рукой. Обычно они заканчивали до его возвращения, однако он видел, как продвигается работа – в основном по появлению новых зияющих дыр.

Однажды, приехав домой, он обнаружил, что крутую дорогу окаймляют деревья, а у фасадной стены вырос фундамент, точнее, парапет, или как там правильно называется эта конструкция.

Стена начинала обретать формы, обрастая слоями камня, и Зейн поймал себя на том, что каждый день сбрасывает на дороге скорость или вовсе останавливается, чтобы посмотреть. Всякий раз ему казалось, что так было всегда.

Команду Дарби он воспринимал как эльфов, которые трудятся вдали от человеческих глаз, а потом исчезают в тумане. Поэтому Зейн удивился, когда однажды вечером, вернувшись домой, застал ее на месте. Еще больше он удивился, заметив кучу горшков с декоративными цветами, расставленных по веранде. Дарби в шортах-карго и ботинках, футболке и кепке стояла на четвереньках, раскладывая мульчу. Она дождалась, когда Зейн припаркуется и подойдет.

– Что думаешь?

– Шикарно. Здорово! Знать бы еще, как за этим ухаживать.

– Они растут медленно, особого ухода не требуют.

– По ним не скажешь. Как называются?

– Гортензия крупнолистая, очень неприхотливая. Мне нравится этот сорт – практически уникальный, с яркими синими цветами и розовыми прожилками на каждом лепестке. Бутоны растут на старых стволах – обрезать кусты не обязательно. Не переживай. Они будут цвести до глубокой осени. Еще я высажу вечнозеленые растения и другие цветы, тоже красивые.

Дарби отряхнула перчатки от грязи.

– Стена почти готова, я отправила Роя и Холли домой, а тебе решила устроить сюрприз. Ты был очень терпеливым, Уокер, поэтому заслужил праздник.

– Не то слово. Правда красиво. Ты настоящая художница.

– Приятно слышать комплименты в конце рабочего дня. Спасибо.

Зейн заметил, какие у нее красивые ноги: длинные и стройные. От Дарби пахло кедровой стружкой и травой.

– Мы с того дня у тебя в офисе ни разу не общались, только по электронной почте.

– Ты интересно пишешь.

– Ты тоже. Давай по пиву?

– Я – за!

– Пойдем в дом?

– Не в таком же виде. – Дарби развела руками. – Не хочу у тебя намусорить.

– Тогда посидим здесь. Я сейчас.

Зейн ушел. Дарби отряхнулась, убрала перчатки. Поднялась на веранду, устроилась в одном из глубоких кресел с толстыми темно-синими подушками и протяжно выдохнула, приветствуя конец рабочего дня.

До чего приятно сесть. А еще приятнее – сидеть, любуясь шикарными видами и вдыхая запах свежей земли.

Зейн вышел, протянул бокал, и Дарби стукнула им по бутылке.

– Ты подобрал отличную мебель. Удобную и без лишнего шика.

– Мне тоже нравится.

Он устроился в кресле рядом и широким жестом указал на открывавшийся перед ними вид.

– Вот, любуюсь, словно король, своими владениями.

– В точку. Как дела на работе?

– Со скрипом, но продвигаются.

Все складывалось неплохо. Лучше, чем Зейн ожидал.

– Я нанял на лето стажерку, она сейчас практикуется. Умная девочка. А тебя, наверное, можно не спрашивать? И так понятно. Насчет стены ты была права.

– Да, как всегда.

Зейн покачал головой.

– Не из-за красоты, ее не видно. Из-за той радости, с которой улыбалась сестра, когда приехала на пикник и увидела, что у меня идет стройка.

– Вот и славно. Как все прошло? Я про пикник.

– От меня требовалось лишь купить бургеры, хот-доги и напитки. Остальное организовали Эмили и Бритт, так что все прошло отлично. Итак, ты была замужем?
Дарби вскинула брови и огляделась.

– Какой неожиданный вопрос.

– На мой взгляд, вполне логичный. Что у вас случилось, или это секрет?

– Был бы секрет, я бы сказала, что сломала нос в аварии. – Она пожала плечами. – Ладно. Я окончила колледж и встретила одного парня. Красивого. Приятеля друзей давних знакомых. Его звали Трент Уиллоуби.

– Уиллоуби?[14] Как у Джейн Остин?

– Очко тебе за то, что знаешь ее романы.

– В моей семье любят читать, – пояснил Зейн.

– Да, у меня тоже. В общем, Уиллоуби. Красавчик, обаятельный и романтичный. Из очень обеспеченной семьи, хотя здесь его заслуги не было. Он с двумя приятелями по колледжу основал собственную рекламную фирму. Мы разговорились, между нами мелькнула искра, и поскольку у нас были общие знакомые, я решила, что вполне можно обменяться номерами.

– Видимо, он позвонил?

– На следующий же день. На вечеринке он ко мне не приставал, держался в рамках приличий. Сказал, что у его семьи есть билеты на ВИП-места в «Кемден-Ярдсе», там как раз играли «Ориолс». Предложил пойти. Я согласилась. Кто бы на моем месте отказался? Если ты никогда не смотрел игру из ВИП-ложи, то многое потерял. Скоро я поняла, что он ничего не знает о бейсболе, но тогда это казалось ужасно милым. Трент выбрал место для свидания лишь затем, чтобы мне угодить. Разве он не прелесть? Так, шаг за шагом, бла-бла-бла, я познакомилась с его семьей, он – с моей матерью. Все шло замечательно. Мы встречались полгода, я видела перед собой потрясающего, внимательного, интересного, романтичного парня, который был от меня без ума. На праздники он даже возил меня в Париж – тот самый, во Франции.

С легким смешком Дарби глотнула пива.

– Я никогда не бывала за пределами страны, даже из Миссисипи не уезжала, а тут Париж. Шикарный город. Трент сделал мне предложение на берегу Сены, при лунном свете и все такое. Я вовсе не собиралась замуж – по крайней мере, в ту пору, – но Париж при луне сыграл против меня. Я согласилась.

Она выдержала паузу, разглядывая пиво.

– Я даже не хотела пышную свадьбу. Как оказалось, меня никто не спрашивал. Его семья взяла хлопоты на себя, и мне пришлось смириться. Если я говорила хоть слово против, Трент предупреждал, что родители обидятся. В общем, очередное бла-бла-бла. Сейчас, оглядываясь в прошлое, я вижу, что с самого начала были тревожные звоночки. Но это теперь. Был ли он ревнивым и властным до свадьбы? Пожалуй, да, однако так изящно и в сочетании с бешеной заботой обо мне, что это казалось милым и романтичным. В общем, я была дурой, – пробормотала она. – А он искусно мной вертел.

– Не обязательно быть дурой, чтобы вляпаться, – уточнил Зейн.

– Кто знает… Как бы там ни было, перед самой свадьбой он привез меня в элитный закрытый поселок, подъехал к чудовищной громадине среди таких же архитектурных монстров и заявил, что это наш новый дом. Его родители купили подарок нам на свадьбу. Даже не посоветовавшись со мной. Причем Трент не видел в их поступке ничего необычного. Мол, сюрприз! Десять дней до свадьбы, а меня уже тошнит. Я не хотела этот жуткий дом в Степфорде, в целом часе езды от матери и от работы.

– Ты ему сказала?

– Пыталась. Он меня не слушал. Я позволяла мной манипулировать, это было очевидно. Я подумала: «Ладно, переживу. Украшу двор, сделаю дом уютным. Буду вставать раньше. Я же люблю Трента, в конце концов. Главное, чтобы мы были вместе». Так и началось. У нас была пышная шикарная свадьба, которую его родители заставили отложить на полгода, чтобы церемония прошла весной, хотя у нас это самый загруженный сезон. Медовый месяц прошел в Париже, где муж заявил, что я больше не должна пить противозачаточные, потому что пора обзаводиться детьми.

– Вы не обсуждали этот вопрос до свадьбы?

– Обсуждали и решили немного подождать. Я заупрямилась – желала побыть с ним вдвоем хотя бы год, прежде чем рожать. В конце концов, мне было всего двадцать три года, впереди уйма времени. Не успели мы вернуться, как он снова завел ту же пластинку. Трент хотел ребенка, полноценную семью. Удивлялся, почему я не спешу рожать от него детей. Наверное, потому, что я слишком много работаю, прихожу домой очень поздно и ужасно устаю. Когда у тебя наемные работники, трудиться до упаду вовсе не обязательно.

Услышав смешок Зейна, Дарби тоже улыбнулась.

– Конечно. Свой бизнес – это когда вкалываешь больше всех, только он не понимал. Я видела, что он в собственную фирму много сил не вкладывает. Так мы и жили: то одно, то другое, как на американских горках.

Она помолчала, глядя на озеро, где скользили лодки. Зейн ждал, ничего не говоря.

– И вот, прошло шесть недель и два дня с момента свадьбы, я прихожу домой после долгого рабочего дня, по дороге собрав все пробки, а он сидит на диване и пьет джин с тоником.

Она снова замолчала и вздохнула.

– Трент стал возмущаться. Мол, посмотрите на нее – вонючую и грязную, шляется невесть где, а муж сидит в пустом доме. Доме, который мне подарили. Я должна продать фирму и вести себя как подобает приличной жене. Тут я поняла, что устала. Не из-за работы. Ты знаешь, я люблю свое занятие. Устала ездить туда-обратно. Сказала, нет, я не продам фирму и не собираюсь это обсуждать, и вообще, мне надо в душ. Следующее, что помню – как лежу на полу.

Дарби покачала головой.

– За тот год, что мы были знакомы, он ни разу не проявлял агрессии. Никогда. Любил, чтобы было по его, постоянно командовал, вел себя напористо и упрямо, мог оскорбить на словах. Но эта пощечина стала для меня неожиданностью. Он и сам испугался. Сразу опомнился, начал извиняться. Оправдывался – дескать, у него выдался ужасный день, он выпил, волновался за меня, и все такое. Молил о прощении. Я была замужем седьмую неделю – а мужчина, за которого я вышла, стоял рядом на коленях и плакал.

Зейн промолчал. Он уже видел, к чему идет дело.

– Я сказала, что дам ему один шанс. Один-единственный. Если он еще хоть раз поднимет на меня руку, все будет кончено. Не просто кончено – я напишу на него заявление.

– И долго он продержался?

– Три недели. К тому времени я поняла, что ничего не выйдет: я влюбилась в мужчину, которого на самом деле не существует, и в реальности он совершенно другой. Я вела себя как Марианна Дэшвуд[15]. Это было крайне унизительно.
Зейн не удержался и взял ее за руку.

– У нее в итоге сложилось прекрасно.

– Да, но не сразу. У меня тоже. Мужчина, за которого я вышла замуж, требовал, чтобы я постоянно была с ним. Если я тратила время на работу, на общение с матерью, на друзей, то, значит, лишала его внимания. Если не соглашалась с ним, то подвергала сомнению авторитет. Показывала, что совсем его не люблю. Если занималась чем-то без него – значит, предавала мужа.

«Какая я все-таки была дура, – подумалось Дарби. – Тупая и непроходимая».

– Однажды я прихожу с работы, и он с порога начинает меня оскорблять. Сперва словами. Даже обвинил в том, что я закрутила роман с одним из своих работников – парнем, который был безнадежно женат и имел двоих детей. Я сделала большую ошибку – посмеялась над ним. Тогда он накинулся на меня с кулаками.

Дарби надолго замолчала, глядя на озеро, прежде чем собралась с силами закончить рассказ.

– На сей раз он не осторожничал. Первым же ударом сломал нос, потом бил, не переставая. Ты даже не представляешь, каково это, когда тебя избивают до полусмерти. Не знаешь, куда деться, не можешь бежать. Он лупил меня, рвал на мне одежду, орал, чтобы не смела закрываться. В какой-то момент мы, кажется, опрокинули лампу, потому что она попалась под руку, я схватила ее и огрела мужа по голове. Потом выбежала на улицу. Слава богу, соседи были дома. Я бежала и звала на помощь. Даже не видела, куда, собственно, бегу. Ко мне подошли люди. Не пустили его, когда он выскочил из дома. Кто-то вызвал полицию, те быстро приехали. Трент пытался выставить так, будто это я на него напала, но ничего не вышло. Я выдвинула обвинения, подала на развод, вернулась к матери. Та во всем поддержала меня. Он сумел найти хорошего адвоката, однако у меня были результаты освидетельствования, отчеты полиции и показания свидетелей. Ему дали от трех до пяти.

– Мало.

– Да, адвокат попался ушлый. Трент отсидел три года. Я получила судебный запрет, но тот не помог.

– Он снова пришел к тебе?

– Подстерег однажды вечером, когда я возвращалась из кино. На сей раз его ждал сюрприз. Я ходила на курсы самообороны и боевых искусств. Кунг-фу.

– Серьезно? Кунг-фу?!

– Чтоб мне сдохнуть. К тому времени я получила коричневый пояс. Поэтому ему сильно досталось. Правда, во многом потому, что он не ждал подвоха. Я вызвала полицию, его забрали. Дали еще два года.

– Мало.

– Увы. Когда у него закончился срок, мы с мамой заговорили о переезде, но мне ужасно не хотелось покидать город. У нас там был дом, работа, а Трент к тому времени, наверное, понял, что если снова ко мне сунется, то сядет опять и надолго. Однако мать умерла, и оставаться уже не было смысла. Так я начала все с нуля.

Дарби допила пиво.

– Вот и вся моя история…

– Он больше не объявлялся?

– Я о нем не слышала. Не понимаю, откуда он мог узнать, где я, и зачем ему со мной связываться. Решила про него забыть.

– Ты была не первой его жертвой.

Дарби ткнула в сторону Зейна пальцем.

– Угадал. Немного покопавшись, мы выяснили, что до меня он избил еще двух девушек. Несильно – но сам факт. Мораль истории такова: не позволяй симпатичному парню с крутым именем охмурить тебя и заставить выйти замуж. Хотя мой брак реально продлился всего три месяца, так что он, наверное, не считается.

– Ты можешь вовсе его аннулировать. Я знаю одного толкового адвоката, который все организует.

– Подумаю, только мне кажется, оно того не стоит. Все осталось в прошлом.

«Кое-кто тоже перевернул страницу», – подумал Зейн. Однако он знал, что ее содержимое никуда не делось. Оно осталось навеки в душе. До самой смерти.

– Ты голодная?

– И снова неожиданный поворот темы. Возможно. А что у тебя есть?

– В морозилке лежит пицца.

– Вкуснятина. С пиццей я, пожалуй, готова выпить и вторую половинку пива.

– Тогда идем.

– Только я разуюсь и умоюсь в туалете.

– Окей. – Зейн встал, пока Дарби возилась с ботинками. – И все-таки… кунг-фу?

– Уже черный пояс. Второй степени. Носки я тоже сниму. Они воняют.

– Дарби, ты очень интересная женщина.

– А ты симпатичный парень с крутым именем, так что не смей охмурять меня и тащить замуж.

– Хорошо, буду иметь в виду.

Зейн открыл дверь, и Дарби босиком вошла в дом.

Ногти на ногах у нее были выкрашены темно-зеленым лаком точно такого же цвета, как и татуировка.

Это кое-что ему напомнило.

– А что за история с тату?

– О, тату… – Дарби потерла знак бесконечности рукой. – Я сделала ее в тот день, когда Тренту вынесли приговор. Типа, жизнь продолжается. Мама любила говорить, что не важно, хорошо обстоят дела или не очень: все идет своим чередом. – Она огляделась и заметила вслух: – Ты обставил комнаты.

– Да, изредка покупаю то одно, то другое.

– Красиво.

Дарби указала на картину над камином.

Там было изображено озеро на рассвете: туманное и таинственное, черпающее краски в цветущем восточном небе.

– Да, мне тоже сразу глянулась. Художник из местных.

– Ловко поймал момент. Я думала, ты из тех парней, которые первым делом вешают гигантский телек.

– Он тоже есть, но в другой комнате.

– Здорово смотрится, Уокер. Правда. Ну что, привык? Чувствуешь себя как дома? – спросила Дарби по дороге на кухню.

– Да. А ты?

– Я сейчас занята внешней отделкой. Интерьер тоже не мешало бы сменить, но потом, зимой, когда будет меньше работы. Или когда начнутся дожди.

Зейн достал из морозилки пиццу.

– Пепперони пойдет?

– Пепперони – лучшее, что придумали в мире. – Пока он разогревал духовку, Дарби забралась на табурет. – Приятно смотреть, как симпатичный парень с крутым именем хозяйничает возле плиты.

– Ха, видела бы ты, как мастерски я делаю бутерброды с арахисовым маслом. – Зейн достал пиво и отлил половину в новый стакан. – Значит, ты и внутренней отделкой занимаешься сама?

– Там в основном косметический ремонт. Почти везде жуткие обои. Их надо снять, выровнять стены и покрасить. Время от времени занимаюсь по мелочам. Меня, кстати, вдохновила твоя кухня.

– Правда?

– Ага, стеклянные фасады. У меня ящики – тот еще кошмар. Очень страшные. Потом их заменю. Сперва хотела покрасить, но затем увидела твои фасады и сняла дверцы. В конце концов, что мне прятать? Покрою лаком, куплю красивые тарелки со стаканами. И все. Разве что нижние ящики отшлифую.

Дарби потягивала пиво,пока Зейн разворачивал пиццу, выкладывал ее на противень и заводил таймер.
– Итак, про свой нос я тебе рассказала. Твоя очередь.

Зейн поднял бутылку и сделал глоток, пристально глядя на Дарби поверх нее.

– Странно, что ты еще не знаешь.

– Я тоже удивилась – люди склонны рассказывать мне все сплетни. Но, кажется, здешние жители крайне уважительно относятся к семейству Келлеров и Уокеров. Я пойму, если ты не станешь говорить.

– Это вовсе не секрет. Очень неожиданно и даже приятно, что мое прошлое не дает поводов для слухов. Тебе сокращенную версию или полный вариант?

– Люблю длинные истории. Многое решают детали.

– Тогда устраивайся поудобнее. Начать надо с того, что отец избивал мою мать, сколько себя помню. Грэм Бигелоу. Доктор Грэм Бигелоу. Крайне уважаемый, пользующийся авторитетом, успешный человек. Они с Элайзой, его женой, казались идеальной семьей. У них было двое замечательных детей, и они жили в здешней версии Степфорда.

– В Лейквью-Террас?

Поразившись, как ловко она угадала (видимо, бывала в тех местах), Зейн кивнул.

– Да, именно там. Он был главным хирургом в больнице Милосердия в Эшвилле. Она занималась домашним хозяйством, возглавляла благотворительную организацию и родительский комитет. Трижды в неделю к ним приходили домработница и повар. Садовники, пара «Мерседесов» в гараже. В общем, идеальная семья из высшего класса.

– Но были и подводные камни, да? Так я называю то, что случилось с Трентом.

– Да, ловко подмечено. – Зейн лениво взял бейсбольный мячик, лежавший на столе, и погладил швы. – Именно подводные камни. Никогда не знаешь, где и когда о них споткнешься. Грэм всегда бил осторожно, туда, где не видно. Еще одним подводным камнем, раз уж мы выбрали такой термин, было то, что Элайзе, моей матери, это нравилось.

– Зейн, видишь ли…

– Я знаю, что ты хочешь сказать. Я изучал психологию жертвы и те причины, по которым она остается с насильником и берет всю вину на себя. Не тот случай. Сейчас поймешь.

– Хорошо.

– Я плохо помню, когда меня избили в первый раз. По-настоящему, не просто дали подзатыльник. Грэм предпочитал бить в живот, по почкам или ребрам. Он знал, куда именно можно ударить. Бритт он не избивал, по крайней мере тогда. Унижал ее, да, как и всех нас, но руками не трогал. Измывался только на словах, хотя в этом деле он тоже был мастером. Мы с Бритт вечно оказывались недостаточно хорошими.

– Ужасно расти в такой обстановке. Почему ты молчал?

– Он запугал меня, тем более Элайза выступала на его стороне. Мы были нужны им исключительно для статуса, поддерживать иллюзию идеальной семьи. Иногда он начинал издеваться над Элайзой, тогда Бритт приходила ко мне. Мы сидели и ждали, когда все закончится. Потом они занимались сексом. Это тоже было страшно. В общем, так мы жили долгое время. Все изменилось двадцать третьего декабря девяносто восьмого года.

Зейн рассказал, как вернулся домой вместе с Бритт, увидел кровь, услышал крики. Не выдержал, решил вмешаться и был избит до потери сознания.

– Так что, – подытожил он, – я прекрасно знаю, каково это, когда тебя бьют до полусмерти.

Запищал таймер. Зейн взял большое блюдо, выложил на него пиццу и достал из ящика нож.

– Тебе, наверное, еще одну тарелку дать?

– Я… – Дарби пришлось выдохнуть, чтобы разжать спазм, сдавивший вдруг сердце. – Да, пожалуйста. Тоже надо купить такие. Поставлю в шкаф и буду любоваться сквозь стеклянные фасады.

– Нож, вилку?

Она скорчила надменную гримасу.

– Не оскорбляй меня. Давай отнесу еду на твой прекрасный новый стол? Погода хорошая, самое то ужинать на свежем воздухе.

– Отлично.

Дарби взяла тарелки, чтобы дать себе передышку и не думать о детях, живущих в ужасе, боли и страхе, но умудрившихся уцелеть, не разбившись о подводные камни.

Зейн вышел, сел напротив и переложил кусок пиццы ей на тарелку.

– О, ты как официант в пиццерии! Впечатляет.

– Ну, это моя самая любимая еда – наловчился. Дальше рассказывать?

– Да, только если сам хочешь.

– Смысл замолкать на середине? Родственникам сказали, что у меня грипп. Из Саванны приехали бабушка с дедушкой, остановились у Эмили. Предполагалось, что праздники будут встречать у нас дома, однако Грэм с Элайзой все отменили. Меня нельзя было показывать людям. Эмили привезла мне куриный суп – ее не пустили на порог. Бритт потом рассказывала, что она пыталась пройти в дом, но тетю выгнали. Ей ничего не оставалось, кроме как уехать.

– Эмили молодец. Хорошо, что о тебе хоть кто-то заботился.

– Это еще не все, главное впереди. После Рождества мы поехали на горнолыжный курорт – такая у нас была семейная традиция. Грэм затащил меня в машину, и мы уехали с утра пораньше, пока не проснулись соседи. В отеле сказали, что я упал с велосипеда. А когда вернулись в город – что я разбился на лыжах.

– Неужто люди поверили?

– Сперва да. Я подлечился и пошел к Дэйву – это отец Мики. Попросил помочь мне с тренировками. Сказал, хочу накачать мышцы для бейсбола.

– Ты хотел стать сильнее…

Как и она с боевыми искусствами.

– Да. Грэм с Элайзой планировали, что я поступлю в медицинский университет. Я решил, что когда придет время, подам заявку на спортивную стипендию. Им о своих планах не рассказывал. Я бы получил стипендию любой ценой, накопил денег и нашел работу. Дождался бы восемнадцати лет и ушел из дома. Бритт он не трогал, ей тоже оставалось потерпеть всего ничего. Я присматривал бы за ней со стороны. Но он бы больше меня не трогал.

Зейн откусил кусочек от пиццы.

– И да, в колледже я играл бы так круто, что агенты «Ориолс» обязательно заметили бы меня и предложили контракт.

– Я слышала, ты был настоящим профи. Победа в чемпионате, спортсмен года…

– Я только об этом и мечтал. Но потом все опять пошло наперекосяк.

Зейн рассказал ей про вечер танцев, про Эшли.

– Эшли Грэнди? Та, которая из «Грэнди-гриль»?

– Она самая.

– Она потрясающая!

– Первая любовь… – Зейн прижал руку к груди напротив сердца. – Вечер выдался чудесным, как в сказке. Потом я вернулся домой. Опоздал на четыре минуты, и меня уже ждали.

Дарби с нарастающим страхом слушала дальше. Про оскорбления, про побои, про отчаявшегося мальчика, пытавшегося спасти сестру – и преданного родной матерью, которая тоже бросилась его избивать.

– Господи, как люди поверили, что ты и впрямь напал на своих близких?

– Потому что так сказал доктор Бигелоу, а Элайза подтвердила его слова.

– И тебе никто не поверил?

– Только Дэйв. Он меня не бросил. Был рядом все время, и в больниц тоже. Я этого никогда не забуду. Он позвонил Эмили. Спорил с полицейскими, но те получили приказ от тогдашнего шефа, который дружил с Грэмом.
Дарби в ужасе застыла.

– Ты же не про Келлера говоришь?!

– Нет, не про него. Он у нас тогда не работал. У меня был серьезный перелом, предстояла операция. Врачи наложили шину. Они тоже возражали против того, чтобы меня забрали, но их не слушали. Я попросил Дэйва взять мои ключи и найти в доме дневники. Меня тем временем увезли в Банкомб.

– Это что такое?

– Тюрьма для подростков. Ну что, еще по пиву?

– Не надо. – Дарби и без того было тошно. – Спасибо.

– Тогда колу? Я про настоящую кока-колу, не про сладкую газировку, которую южане так называют.

– Я… – Кажется, ей не мешало бы вздохнуть. – Да, конечно.

Пока Зейна не было, Дарби вспомнила про свою мать, которая однозначно, при любых обстоятельствах бросилась бы ее защищать. Мать всегда стояла на ее стороне. Тогда, в больнице, она взяла на себя все переговоры с полицией, с адвокатами, не отходя от дочери ни на шаг.

Когда Зейн вернулся и сел, Дарби наклонилась к нему.

– И твоя мать это допустила?

– Не моргнув и глазом.

– Тогда ты прав. Никакая она не жертва. Такая же психопатка, как и он. Не представляю, до чего тебе было страшно.

– Знаешь, я к тому времени ничего толком не чувствовал, хотя ночь выдалась не из легких. Не знал, что пока меня оформляли, Бритт тайком сбежала из больницы. Грэм дождался, когда она очнется, засыпал ее угрозами и фактически запер в палате. Она забралась в соседнюю палату, нашла телефон и позвонила Эмили. Та была уже в больнице, пыталась понять, что происходит.

По мере рассказа Дарби представляла себе маленькую девочку, избитую, в больничной пижаме, босиком спускавшуюся по лестнице, и женщину, которая ей поверила и увезла в участок.

– Там они встретили Келлера. Детектива Ли Келлера, из полиции Эшвилла, – продолжал Зейн.

– Значит, так они и познакомились?

– Ага. Он их выслушал. Не знаю, поверил ли сразу, но, по крайней мере, решил уточнить факты. Дэйв забрал мои дневники и тоже привез их в участок. Ли получил доказательства и стал делать то, что полагается полицейскому. Звонить, задавать вопросы. Он поговорил с работниками отеля, выяснил, что я приехал уже в синяках. Ах да, еще одно: Грэм пытался выставить так, будто я был под кайфом, только в моих анализах ничего не нашли. Ли знал прежнего шефа полиции, наведался к нему и как полицейский полицейскому разложил все по полочкам. Байка с лыжами и с велосипедом развалилась. Ли поехал ко мне в Банкомб, добился, чтобы меня передали под опеку Эмили. Грэма с Элайзой арестовали.

– Ли по праву заслужил Эмили в жены. Настоящий герой.

– Ага, я тоже так думаю.

– Их посадили?

– Элайзе дали пару лет. Грэм отсидел восемнадцать. Недавно вышел по условно-досрочному.

В ушах Дарби прозвенели слова Зейна: «Мало».

– И что ты думаешь по этому поводу?

– Здесь их ждет одно унижение. Он потерял врачебную лицензию, заново ее уже не получит. Прошло восемнадцать лет. Все будет хорошо.

Так мог говорить опытный юрист. Вряд ли с ним согласился бы мальчик, живущий глубоко внутри Зейна.

– Ты с тех пор с ними виделся?

– Зачем?

– Чтобы поставить точку. Я, конечно, не психотерапевт, как твоя сестра, но общалась с жертвами насилия. Проходила терапию после Трента, – пояснила Дарби. – Мне кажется, нужно окончательно разрубить связи, иначе они так и будут тебя преследовать. Здесь твоя семья, они замечательные люди. Хорошо, что Эмили вышла замуж за Келлера. Это пошло всем на пользу. Она стала тебе как мать.

– Да, во всех смыслах. Ну что, давай откровенничать до последнего? Как умерла твоя мать?

– Ее сбили насмерть. Водитель сбежал.

– Господи, Дарби… Мои соболезнования. Его поймали?

Дарби покачала головой.

– Она любила бегать поутру. В парке была тихая велосипедная дорожка. Машина сбила ее, даже не останавливаясь. Сказали, она умерла сразу, не мучилась. Хорошо бы, если так… Автомобиль нашли в паре кварталов. Его угнали.

Она замолчала, глотнув пива.

– Владелец машины – классического «Мустанга» шестьдесят седьмого года – ремонтировал ее вместе с сыном. Поставил возле дома, пошел спать, а когда проснулся, увидел, что автомобиля нет. Решил, подростки взяли покататься, выпить и покурить травку. В салоне воняло и тем, и другим. Но преступникам хватило ума после того, как они сбили мать, выкинуть бутылки с банками, вытряхнуть пепельницы, протереть ручки, двери и руль. Они не оставили ни отпечатков, ни следов ДНК.

– А проверяли друзей и одноклассников сына?..

– Да. Много кого проверяли – ничего не нашли. Самый страшный день на моей памяти. Она была замечательной.

– А что твой отец?

– Он ушел, когда мне было четыре. Как там пел Спрингстин? «У меня остались жена и дети в Балтиморе, Джек. Я пошел прогуляться и уже не вернулся назад»[16].

Дарби пожала плечами.

– Впрочем, он поступил достойно.

– С чего ты так решила?

– Ну, у них были сбережения, и он их не тронул. Даже машину не забрал, бросил ее на автобусной остановке. Взял только свои вещи и старую гитару. Просто эта ответственность, семейная жизнь, отцовство были не для него.

– Как спросила бы Бритт: «Что ты по этому поводу чувствуешь?»

– Ничего особенного. Иногда жалею, что он обидел маму. Она любила его. Я же его толком не помню. Помню, он никогда не злился. Думаю, не потому ли отец и ушел – вдруг испугался, что семейная жизнь его озлобит?

– Ты определенно оборвала все связи. Здравый подход.

– Мы оба – взрослые люди без лишних проблем с психикой.

– Погоди… – Зейн склонил голову набок. – Я ведь никому за пределами семьи, не считая Мики, Дэйва и Морин, – не рассказывал о своем детстве. Странно, что решил излить тебе душу за бутылкой пива.

– Люди частенько делятся со мной сокровенными тайнами.

– Возможно. Ладно, с самым трудным покончено, пора переходить к десерту.

– К десерту? – Дарби пошевелила бровями. – Вечер становится томным. А что у тебя есть?

– Швейцарские булочки.

– С корицей?

– Естественно.

– Отлично. Неси!
Нора Робертс