Отпуск

(Рассказ)

  Шли годы. Когда-то бабушка и мама, держа  Саньку за ручку, водили по комнате,   называли  его ласково Сашенька, Санечка. А  когда пошёл в школу – уже - Саша. Друзья и одноклассники - Сашка, Шурик, Санька. В студенчестве  - Александр Соколов.  Для тренера по легкой атлетике – он был - Санёк. В армии - сержант Соколов. И вот он стал Александром Ивановичем для жителей участка, где работал участковым инспектором милиции. Для своего начальника – товарищ Соколов  или Лейтенант Соколов. Вот тогда –то  Александр Иванович (Санька) и начал  своё литературное творчество.  На досуге писал рассказы о рыбалке, охоте, о детстве, о том,  что видел, и что случалось с ним. Большая общая тетрадь в линейку потихоньку заполнялась историями.
Иногда вдохновение приходило и на работе. У участкового инспектора два дня в неделю были часы приёма граждан. Это обязательное и объявленное время, когда он должен находиться в своём кабинете и вести приём граждан. Бывало и так, что необходимая  срочная   работа  вся сделана, заявителей нет, а уходить, как говорится,  с поста солдату нельзя, и он занимался творчеством: писал поздравительные открытки сослуживцам,  особенно женщинам с инспекции по делам несовершеннолетних и дознания.
В один из  дней в его руках  оказалась  газета "Красный Север", а в ней объявление о конкурсе  частушек. Не попробовать ли себя в этом жанре, подумал он. Частушки   с картинками  шли хорошо. А вот лирические - трудно.
Но в его тетради их становилось все больше и больше. Вот одна из тех, которую на конкурс не направляя:
Мы с женою в ссоре были,
Всю посуду перебили,
А когда ложились спать,
То сломали и кровать.
И ему казалось, что не плохо. Но о его творчестве знали лишь он и его тетрадка.

  Отпуск в тот год, за многие годы службы,  впервые  выпал  на  июль. И он с семьёй съездил  на Азовское море к родственникам жены.  Отдохнули, накупались,  и довольные и счастливые вернулись домой.  Оставшуюся  неделю отпуска решили провести  на родине Саньки (теперь Александра Ивановича).

 На пароход "Шевченко" с трудом достали билеты в третьем классе. Пассажиров все лето на маршруте "Вологда - Тотьма" очень много. Тут и бабушки с котомками и  связками баранок на шее, с корзинами,  в которых куры и другая живность;  солдаты едущие домой на побывку,  студенты с гитарами, едущие на практику; старшие офицеры в форме, важные партийные работники - в командировку;  школьники с учителями  с экскурсии по Вологде,  родители с детьми разного возраста.
А плыть на пароходе летом – это одно удовольствие.
В ресторане  на носу парохода на верхней палубе - людно и играет музыка. В комнате  отдыха  на  корме - звучит пианино, дети режутся  в шашки, солидные мужчины - в шахматы, кто-то читает газеты, кто-то листает журналы. В столовую внизу – очередь.  У буфера очередь. Тут  и мужчины за пивом, и дети с мамами за лимонадом. И вечное,  и  шум, и движение.
Александр с  семьёй разместились  на верхней палубе на плетеном диване, оставив свои вещи в зале третьего класса в кормовом  отсеке,   под присмотром знакомой бабушки.
  Замечательные пейзажи открывались перед их взором.
 Для сына, перешедшего во второй класс,  этот пароход казался чудом. Он почти
не сидел на месте, а стоял у решетчатых перил - ограждения палубы. А если и садился, то тут же  вскакивал и кричал, указывая рукой:
  - Мам, посмотрите, вон лось идёт по берегу.
Или: - А вон впереди, утки. Они плывут так  близко, что того и гляди  угодят под колёса парохода.
Или: - А берег-то, берег-то, как близко! На  него можно спрыгнуть с палубы,  побегать по лугу и снова забраться на палубу.
Или: - Ух,  какая широкая Сухона, её,  наверное,  не каждый взрослый переплывет.

А мимо проплывали то деревенька на высоком берегу, то зелёные луга со стогами и копешками сена, с пасущимися коровами, козами, лошадьми, а то стеной  еловый лес, или   березовая колика. То там,  то тут, справа,  то слева впадали  в Сухону впадали  то речушка,  то ручей, в  которых кормились выводки  уток, или цапля стояла в горделивой стойке на одной ноге, и при приближении волны,  взлетала. То проплывал островок, поросший ивняком,  то отмель с куличками, которые кричат: Пи-ить. А то и колония чаек, которые преследовали  пароход   километр другой, а пассажиры бросали  им кусочки хлеба,  и те хватали  их на лету. Не так часто-  разноцветными клиньями у деревень поля: гороха, льна, овса, ржи. Или рыбаки на лодках с удочками, уткнувшись  в поплавки, и не довольные,  что их побеспокоит крупная волна от парохода.  А солнце светит то с левого, то с правого борта, а то   слепило  глаза. К вечеру пароход  стихал. И оживлялся только у пристаней.
  Пристани  в деревне это второе  место досуга после клуба, и даже, может быть, первое. Там и молодежь с гитарами, и люди старшего поколения  с гармошкой. Тут и радости встреч, и горечь расставаний и новые знакомства.
Жизнь этого организма  (парохода) стихала  ночью. Становилось прохладно и Александр  с семьёй перебрались в зал 3 класса. А там, как в плацкартном вагоне поезда – люди, люди, люди. Кто-то спит  на верхних полках, получив постельное бельё. Кто-то дремлет на нижних. Дети на коленях родителей. Проголодавшиеся пассажиры, разложив свои пирожки и вареные яйца на чемоданчики,  принимают  трапезу.
А  те пассажиры, у которых билеты  палубные  (без места), устроились на теплом полу  машинного отделения и на скамеечках вокруг его.

 Санька постоянно выходил на палубу посмотреть, где идёт пароход, чтоб не  проспать свою пристань "Сухая Речка". Но вот и  деревня Уваровица, на высоком правом берегу Сухоны. Значит: поворот,  другой и будет родной посёлок…

  ... А вот и родной дом. Знакомая калитка, с металлической трубой на двух столбах -   турник (перекладина), сделанный отцом для ребят, чтобы они занимались физически, готовились к  службе  в армии. Беспородистый пёс "Гром" узнал Саньку,  с визгом бросился ему на встречу. Подпрыгнул  высоко,  и  лизнуть  в  лицо. На гостей смотрел настороженно.  Но вскоре признал  за своих,  и радостно завилял  хвостом. 

  Засвистел   самовар и отец поставил его на стол. Мать хлопотала с посудой. И вот все дружно уселись за стол.  Окрошка с домашним квасом, пироги с грибами, варенье из морошки напомнили Александру Ивановичу  о детстве. Бутылочка водочки за встречу. Разговоры. Разговоры. Разговоры.  О жизни, о делах. После выпитого спиртного  - и о политике. К полудню стало душно. И только на веранде,  на теневой стороне дома, было прохладно.

  Под вечер пришли  гости:  тётя Галя с мужем, дядя Сережа с женой, подруги матери с мужьями, что вместе работают на лесосплаве. После небольшого застолья высыпали на улицу. Отец взял гармошку. Она вскрикнула,  и две  женщины стали плясать, петь частушки. Отец Саньки был гармонистом самоучкой, мать – плясуньей -частушечницей.  Настил из деревянных  досок около крыльца дома дребезжал от дроби каблуков. У стены дома на большой скамейке сидели женщины и мужчины.  Плясавшие, останавливались перед гармонистом,  и вели частушечный диалог с ним.   Затем,  одна из женщин,  подходила к сидевшим на скамеечке,  пела частушку: « Если ты меня не выручишь, и я в последний раз», топала  ногой, приглашала в круг мужчину или женщину и уходила с круга, или  садилась на место вставшего. А тех,  что не вставал, хватала за руку и вытаскивает в круг. Санька с женой стояли поодаль и наблюдали за действом. Тётка Рената, подошла к Саньке и пригласила  в круг. Он минуту другую поплясал, спел пару частушек, и, пригласив  на танец тётку  Галю, вышел из круга. Гармонист устал. Да и гости устали и пошли за стол. За столом мать спросила Саньку:
- Саша,  где ты  такую частушка интересную услышал, в Вологде или в каком-то  другом районе?
- Сам сочинил! - ответил Санька.
На что, мать иронично: 
- Не ври, сам. В нашем роду умных не было!
Гости рассмеялись над шуткой.
Потом снова плясали. Плясали и  передразнивали  пляску друг друга. Отец уставал играть. Гармошка переходила в руки  дядя Сережи.
 
  Саньку  обидела  шутку  матери. Он  написал частушку,  и она стала народной.
 Спать  забрались в полог на сарае. Там было прохладно. Пахло свежим сеном и свежими берёзовыми вениками, которые  заготовлены для бани и висели   на жердях под крышей.

Последние дни отпуска были насыщенными. Ходили в лес за черникой, варили варенье.
Хоть грибов было не много, но грибная охота увлекательная. Сын,  еще мало знающий о грибах, постоянно находил их. Подбегал к отцу или матери, спрашивал:
  - Пап, а этот гриб брать можно, он съедобный?
На что отец чаще отвечал: 
 - Нет, этот гриб не съедобный, это поганка.
И Леша,  огорченный, выбрасывал его.
Но когда, гриб был съедобный, отец говорил:
  - Это хороший гриб, съедобный, это подберёзовик, или это боровик!
Сын радостно кричал:
  - Мама, посмотри какой гриб я нашёл – это подберёзовик! И  клал гриб в свою маленькую корзинку.
И вдруг Леша  громко прокричал:
  - Па-па, ма-ма, идите сюда скорей, я что-то нашёл, но  что это ,  не знаю, это гриб
или нет?
На мху красовались одна подле  другой,  выглядывающих  из-под широких  красных  листков,  зеленые шишечки, похожие на сосновые,   ровные, цилиндрические. (Отец уже знал и давно, что это болотное растение Антуриум.  Он тоже,  когда-то в детстве, вот так же узнал о нем от родителей. И рассказал Леше, что это не гриб, а растение.)
Вечером была нажарена картошка со свежими грибами. Объедение!

А к ночи была  рыбалка с плота на  реке Сухоне у дома родителей. Дедушка  здесь постоянно рыбачил,  и место было прикормлено. Клев был отменным.  Леша сидел в лодке с маленькой поплавочной удочкой. Его радости не было предела,  когда с крючка падала в лодку не большая уклейка  или сорожка. А окуня снимал с крючка отец, ибо тот глубоко заглатывал крючок. После рыбалки Леша кормил рыбой кота. Сначала тот, агрессивно хватал рыбешку, убегал в борозду с картошкой. Леша боялся кормить с руки, а вдруг укусит, и бросал рыбку на траву. Потом кот, наевшись,  брал  аккуратно  рыбину с руки Лёши. Это тоже доставляло удовольствием ребёнку.
На следующий день была банька с парилкой и водными процедурами в Сухоне.

Пять дней пролетели незаметно. В Вологду уже плыли на однопалубном  теплоходе Александр Панкратов  в 3-ем классе в носовом трюме  теплохода.  Палубы на них  узкие, и без  диванчиков, да и погода была плохая - ветряная с дождём.
Грозовая туча преследовала теплоход почти до самой Вологды, и только в Исадах появилось солнышко.

  … И вот снова  у Александра Ивановича началась эта рутинная работа.  И  уже ему  не хотелось писались частушки. Он задумался о новом жанре  - басни, их-то уж
вряд ли можно назвать  народными.
И вот одна из тех первых:

Мельник и рыбак

Закончился строгий Рождественский пост,
Пирог захотелось испечь рыбаку.
В муке, вот напасти, завёлся жучок,
Но не было сита просеять муку.

И к мельнику едет рыбак на поклон,
И вот, что на просьбу свою слышит он:
Не жалко мне сита,
Вернёшь, ерунда!
Но сито  в кладовке, в нём хранится вода.

… Успенье. Богаты у всех закрома.
У мельника рыбник
Испечь захотела жена.
И пусть не из щуки, пойдет тощий ёрш,
Но невода нет. И где рыбу возьмёшь?

И мельник спешит к рыбаку на поклон,
И вот, что на просьбу свою слышит он:
Не жалко мне бредня,
Вернёшь, наверняка,
Но бредень  в кладовке, в нем хранится мука.

Мораль этой басни усвоит любой:
Вам эхо не родит в ответ звук иной…


Но это творчество Саньки (Александра Ивановича) не было постоянным. Вдохновение  возникало от случая к случаю,  и по неизвестной причине то появлялось, а то  исчезало…