Еще раз про

Он говорит: «Звезда моя!..»
Он говорит, мол, ты и я…
Он говорит – не может
                ни дня…
Он говорит – во сне…
Он говорит – с ума по ней…
Он говорит, что прожит
уже без малой доли век
его надежд, его утех,
его любовной кори,
а тут – опять такое...

Он говорит, под бой минут
он жил, как многие живут,
как мириады прочих,
ничуть не озаботясь
тем, что томИтся под луной
и бродит в жилах, как вино,
над чем поэты точат
поток извечных строчек.

Не открывал Америк –
зато не знал истерик,
ну да, не брал Бастилий,
зато не знал идиллий
вчерашних щей, семейных склок,
проблем с детьми,
                «десяток» в долг –
несвежих, смятых будней…
Но стал вдруг воздух труден.
И вот опять –
                визжит картечь,
и треск, и дым, и в сердце течь,
и все богатства мира
летят к ногам кумира,
который носит светлый плащ,
чей смех похож на плач,
                а плач –
на смех…
                Кто любит пиццу,
кому легко за тридцать,
чей карий взгляд –
                как приговор,
как рана, как лавина с гор…
Кто над вечерней книжкой
склоняясь русой стрижкой,
сочувствует героям драм…
Он говорит, что, как Адам,
смущен, и наг, и брошен
не то в Содом, не то в Эдем…
Он говорит…
                А между тем –
сменяются столетья,
и жухнут солнца, и летят
две чьи-то жизни наугад
по звездной биссектрисе,
рассказывая тут и там
небесным встреченным телам
про то, как в майских брызгах
горели лица тополей,
про то, как где-то на Земле
те двое жили-были,
а главное –
                любили.