Приписанная Пушкину Гавриилиада. Приложение 7. 9

Оглавление и полный текст книги «Приписанная Пушкину поэма «Гавриилиада» – в одноимённой папке.


Приписанная Пушкину поэма «Гавриилиада»
Приложение № 7.9. Выписки из книги: Воронин И.Д. «А.И. Полежаев. Жизнь и творчество» (1979 г.)


Воронин Иван Дмитриевич (1905-1983) – педагог, краевед и литературовед. Его книга о Полежаеве А.И. (Мордовское книжное издательство, г. Саранск) выдержала 3 издания: 1941 года, 1954 года (перепечатка издания 1941 года) и 1979 года (дополненное и переработанное издание).

Выписки сделаны из источника: Воронин И.Д. «А.И. Полежаев. Жизнь и творчество», «Мордовское книжное издательство», Саранск, 1979 г. в части, дополняющей текст издания указанной книги в 1941 г.


     Университетские товарищи Полежаева в большинстве своём были студенты-разночинцы: сын учителя Пензенского уездного училища Святослав Раевский, земляк поэта, один из ближайших друзей М.Ю. Лермонтова (С. Раевский в 1823 году проживал вместе с Полежаевым в казённом общежитии университета)*; уволенный из купечества П. Савостьянов** (также земляк поэта из города Краснослободска), впоследствии – учёный; сын губернского секретаря Пётр Критский; сын отставного титулярного советника Пётр Пальмин; Михаил Критский (так же, как и Пётр, впоследствии участники революционного кружка); сын губернского секретаря А.Г. Ротчев, впоследствии писатель; сын умершего прапорщика Степан Каврайский; сын титулярного советника Дмитрий Кушенский; сын штабс-капитана Александр Сомов; дети вольноотпущенных мещан Пель (Поль) и Пузин; сын черниговского священника А.А. Шведов. В числе товарищей Полежаева в период обучения его в университете были и такие люди, как А.Д. Галахов, впоследствии профессор русской литературы; художник-разночинец «14 класса» А.В. Уткин, написавший первый портрет Полежаева***; выходец из курских мещан Ф.А. Кони, впоследствии журналист, и др. Студентов-«князишек» Полежаев не любил. Среди Товарищей Полежаева по университету следует особенно выделить двоих братьев Критских, Пальмина и Раевского как представителей самой передовой тогда части студенческого университета. Это наиболее важные связи поэта в период формирования его мировоззрения.

     * Архив московского университета, фонд правления, 2 стол, 1823, д. 12, л. 56.
     ** Проф. И. Шляпкин. Заметки об А.И. Полежаеве. – «Русский библиофил», 1913, № 3, стр. 94-96.
     *** «Исторический вестник», 1895, сентябрь, стр. 646.
(стр. 90-91)


     Предполагалось, что Полежаев закончит университет в 1825 году. Он должен был явиться на выпускные экзамены 26 июня 1825 года, но не явился. В экзаменационном листе университета отмечено, что вольнослушатель Александр Полежаев не явился на экзамены, также, как не явились и три своекоштных студента: Д. Померанцев, С. Загубенский и Ф. Месс. О всех четверых указано, что они весьма редко ходили в класс*.
     В это время Полежаев уже много работал как поэт. Весной 1825 года он писал поэму «Сашка». Петербургский дядя, разумеется, был недоволен тем, что племянник не выполнил его распоряжение и, надо полагать, сократил, а может быть, и вовсе прекратил финансирование племянника. Но с осени 1825 года Полежаев уже начал получать, правда, незначительные, гонорары за свои стихи, которые стали приниматься к печати в тогдашних журналах.

     * Архив Московского университета, фонд совета, 1825, д. 359, л. л. 1-2.
(стр. 99)


     Прежде чем перейти к разбору поэмы «Сашка», следует остановиться ещё на одном произведении, вышедшем из стен университета несколько ранее «Сашки». В следственном деле о тайном обществе Сунгурова (1831 г.) сохраняется стихотворение под названием «Небесное ликование», насыщенное фривольными атеистическими мотивами*.
     Привлечённый по делу Сунгурова Ф. Гуров относительно этого стихотворения показывал, что «те стихи не собственного его сочинения, а достал оные в 1824 году от студента Московского университета Полежаева, и как в то время он, Гуров, был ещё малолетен, то легко мог впасть в заблуждение, однако же за всем тем никогда не мог читать оные без содрогания. Студенту Полонику списал он, Гуров, их по просьбе его во время лекции наизусть, единственно с тем намерением, чтобы получить от него доверенность… Сие показание Гуров утвердил и на очных ставках с Полоником»**.
     Из этого дела видно, что к университетскому периоду жизни Полежаева относятся и его связи с некоторыми людьми сунгуровского круга. Николай Сунгуров, а также и Фёдор Гуров обучались в Московском университете в то же самое время, когда и Полежаев.
     Сам Сунгуров поступил студентом в университет в 1822 году, проучился два года и в 1824 году по личной просьбе был уволен***.
     Гуров (сын отставного лейб-гвардии ротмистра казачьего полка) поступал в московский университет дважды. Первый раз он был принят на нравственно-политическое отделение в 1823 году****, слушал лекции профессоров почти три года и, не окончив курса, в марте 1826 года по личному прошению был уволен из университета. В мае того же года Гуров зачислен на военную службу. Будучи военным, он находился при главной квартире 1-й армии в г. Могилёве. В 1829 г. Гуров опять по личной просьбе, из-за плохого состояния здоровья, уволился из армии, а в 1830 году, уже в чине отставного подпрапорщика, вновь подал заявление в Московский университет о разрешении ему продолжать прерванное в 1826 году обучение. Его просьба была удовлетворена*****.
     В университетском деле Гурова сохраняется его подписка, данная начальству: «Я, нижеподписавшийся, сим объявляю, что я ни в какой масонской ложе, и ни к какому тайному обществу, ни внутри империи, ни вне её, не принадлежу и обязываюсь впредь к оным не принадлежать и никаких сношений с ними не иметь. К чему подписуюсь студент политехнического отделения Фёдор Гуров».
     Однако неожиданный уход Гурова из университета в марте 1826 года, т.е. незадолго до его окончания, и затем перемена места жительства могут служить основанием предполагать, что это предпринято им во избежание правительственных репрессий, усилившихся после восстания декабристов, что Гуров ещё в первый период своего обучения в университете проявлял интерес к деятельности тайных обществ. В этой связи следует рассматривать и его общение с Полежаевым в 1824 году.
     Анализ стихотворения «Небесное ликование», сопоставление его с произведениями Полежаева дают, как нам кажется, полное основание считать это произведение полежаевским.
     Оно вполне соответствует политическим взглядам и творческой манере Полежаева и прежде всего характеру его атеизма. Более того, в стихотворении есть строки, которые органически вошли в последующие произведения Полежаева. Так, например, в характеристике отношений простых людей к «Богу-отцу» говорится:

Тебя весь мир хоть обожает,
Но смертный лишь один не чтёт…

     И далее, об отношении смертного, т.е. человека, к «Божьей матери» и «Богу-сыну»:

Богиней Марию не чтёт,
Смеётся над твоим он сыном,
Всех меряет своим аршином,
И враки – это, говорит…

     В поэме «Сашка» имеются следующие строки, характеризующие отношение его автора к религии:

И как учёный муж Платон
Его с Сократом ни учили,
Чтобы бессмертью верил он,
Он ничему тому не верит:
«Всё это сказки», – говорит,
Своим аршином Бога мерит
И в церковь гроша не дарит…

     Разумеется, стихи «Небесного ликования» менее совершенны в сравнении с лучшими строфами «Сашки», но в них уже виден Полежаев-атеист, Полежаев со столь характерными для его стиля просторечиями, юмором, сопровождаемым эротическими картинами, весьма специфичными для первого периода его творчества. Божественная троица рисуется поэтом в сниженных тонах: Бог выпивает, обманывает. Архангел Гавриил так же, как и у Пушкина, выступает соперником Бога-отца. Стихотворение было написано никак не позднее 1824 года, а может быть, и значительно ранее; возможно, что это и есть одно из тех, о которых сам поэт говорит в «Сашке», указывая, что он «рифмы стал кропать» ещё чуть ли не с пансионного периода и, во всяком случае, задолго до «Сашки». Однако «Небесное ликование» не могло быть создано до 1821 года, времени написания А.С. Пушкиным «Гавриилиады». «Небесное ликование» было навеяно атеистической поэмой Пушкина.
     Нет сомнения, что и замысел поэмы «Сашка» возник у Полежаева в связи с появлением в печати начала романа Пушкина «Евгений Онегин».

     * Филиал Ц.Г.В.И.А. в Ленинграде.
     ** Цитирую по рукописи сотрудницы рукописного отдела Ленинградской публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина Л.А. Мандрыкиной. За оказанную любезность автор приносит Л.А. Мандрыкиной искреннюю благодарность.
     *** Архив Московского университета, фонд правления, 1824, 2 стол, д. 57, л. 1.
     **** Архив Московского университета, фонд правления, д. 313, л. 1.
     ***** Там же, фонд правления, 1831, 1 стол, д. 67, л. 1.
(стр. 106-108)


     <…>
     В военных формулярных списках Полежаева поездка в Рузаевку не отмечена. Наоборот, в этих списках есть указание, что он «в отпусках не бывал»*.
     Но ведь достоверно известный двухнедельный отпуск, полученный Полежаевым в 1834 г., в формуляре также не записан. Таким же неофициальным, возможно, по болезни, и был, по-видимому, в 1827 г. кратковременный отпуск Полежаева, во время которого он и совершил поездку на родину. Всего удобнее было совершить эту поездку во время стоянки полка в г. Ряжске.

     * Формулярный список А.И. Полежаева за 1837 г. (Е. Бобров «Из истории жизни и поэзии А. Полежаева», 1904).
(стр. 129)


     Командование Бутырского полка ежемесячно посылало в главный штаб е. и. в. рапорты о Полежаеве, отмечая в них «хорошее поведение» новобранца.
     Но так было недолго. 1 июня 1827 г. полковое начальство сообщило главному штабу, что Полежаев «по службе и поведению оказывает мало успехов», а ровно через полмесяца, 16 июня, из  полка был отправлен главному штабу и более тревожный рапорт, сообщавший, что «унтер-офицер Полежаев, находясь в штаб-квартире при учебной команде, вышед с квартиры на ученье сего месяца 14 числа,  скрылся и по многим искам не найден, ни следов не открыто. Почему можно предположить, что он отлучился».
     <…>
     Во время отлучки поэта из полка начальство наложило свою руку и на оставшиеся его рукописи.
     <…>
     О найденных при обыске рукописях поэта полковое начальство рапортовало, что они «состоят единственно из различных стихов, переписанных из других авторов и его собственных, мало заключающих смысла, частью площадных и непристойных».
     Что это были за произведения и куда их полковое начальство дело, до сих пор остаётся неизвестным. Из стихов поэта до 1827 года в его литературном наследстве остался только памфлет «Четыре нации».
(стр. 131-133)


     Полежаевский атеизм явился продолжением материалистических традиций передовой части декабристов и смелого атеизма Пушкина. Следует заметить, что если для первого пятилетия двадцатых годов прошлого столетия, т.е. для преддекабрьского времени, самыми сильными и яркими атеистическими произведениями в русской поэзии были «Гавриилиада» А.С. Пушкина (1821 г.) и поэма А.П. Барятинского «О Боге» (1824 г.), то для первых лет последекабрьского периода, т.е. для второй половины двадцатых годов прошлого века, самым выдающимся, сильным и ярким атеистическим произведением в русской поэзии явилась поэма Полежаева «Арестант».
(стр. 141)


     В литературе есть данные, показывающие, что после смерти поэта А.П. Лозовский прилагал немало усилий к напечатанию неопубликованных произведений Полежаева.
     К сожалению, биография Лозовского до сих пор мало изучена. Так, например, известно, что Лозовский в конце 30-х годов был служащим Московского отделения сената, в звании коллежского секретаря.
     Поэт до конца своей жизни был глубоко признателен этому человеку.
(стр. 145)


     В стихотворении «Табак» (1828 г.) поэт в аллегорической форме выражает по-прежнему мысль о необходимости борьбы с самодержавием, хотя «тиран лишил» его «всего – и чести и свободы».
     Слово «табак», «курение табаку» в кругах передовых деятелей 20-х годов прошлого века были условными терминами, обозначавшими революционную деятельность*.

     * Полежаев А.И. «Полное собрание стихотворений», Л., 1939 г. См примечания Н.Ф. Бельчикова.
(стр. 151)


     Наряду с влиянием декабристов Полежаев продолжает испытывать в это время и влияние великого Пушкина. Так, например, своё стихотворение «Осуждённый» Полежаев сопровождает эпиграфом из поэмы Пушкина «Братья разбойники», заключительная строфа «Осуждённого» перекликается со стихами Пушкина о «казни» и «толпах людей» «на площадях».
(стр. 153)

    
     В 1830 г., как известно, в России свирепствовала эпидемия холеры. В июле эпидемия захватила и Московский полк.
     Современник и сослуживец поэта, артиллерийский прапорщик С.А. Карпов сообщает, что «одним из первых заболел Полежаев. Его, как и других, оттирали уксусом и спиртом. Когда разошлись натиральщики, Полежаев выпил оставшийся спирт, а дня через два, придя ко мне совсем здоровый, со смехом рассказывал о своей болезни и о способе лечения»*.
     Почти всю вторую половину 1830 г. Московский полк в связи с эпидемией простоял на карантине при крепости Грозной. Здесь и была написана Полежаевым поэма «Эрпели», посвящённая войнам Кавказа.
     По свидетельству С.А. Карпова, Полежаев в это время помещался в отдельной палатке, «в денежных средствах… нуждался и ел, подобно многим вольноопределяющимся, из солдатского котла…»
     Командир полка Любавский, как передаёт Карпов, относился к Полежаеву с сочувствием. Любавский якобы представил поэму «Эрпели» генералу Г.В. Розену, который наградил Полежаева двадцатипятирублёвой премией.

     * «Русский архив». 1881, кн. 3, стр. 459, 460.
(стр. 163)


     Встретившийся с Полежаевым на Кавказе Бестужев-Марлинский рассказывает, что «генерал Вельяминов брал его (т.е. Полежаева) в поход», но «не в битвы, для того, чтобы вывести в люди, и исполнил это…»*.
     Насколько это так, судить трудно. Однако известно, что Полежаев был представлен к повышению в звании и в конце 1831 г. произведён в унтер-офицеры**.
     Генерал А.А. Вельяминов действительно относился к Полежаеву сочувственно. Он в меру сил способствовал облегчению участи ссыльного поэта. Он заступался за него, брал его под защиту перед высшим начальством. Но и в боевых действиях поэт участвовал. Это видно из формулярного списка Полежаева и из свидетельств самого Вельяминова. Недавно В.И. Безъязычным опубликована развёрнутая характеристика, данная Полежаеву Вельяминовым при представлении его к офицерскому званию и адресованная высшему начальству.
     «Московского полка рядовой Полежаев, – писал Вельяминов, – разжалован из унтер-офицеров с лишением дворянского достоинства за самовольную отлучку из полка, потом за грубость против офицера, учинённую в непристойном виде, вторично состоял под судом, но по конфирмации начальника дивизии вменено в наказание долговременное содержание под арестом, и Полежаев переведён из Бутырского в Московский пехотный полк. Причиною этих поступков была молодость и характер слишком пылкий, а не развратная нравственность. Командир Московского полка полковник Любавский свидетельствует, что Полежаев со времени перевода его в означенный полк ведёт себя скромно, службой занимается прилежно и ни в каких предосудительных поступках не замечен. В сражении против чеченцев при Автуре, Гельдигене и Кулиш-Юрте 15, 17 и 19 января 1831 года он находился постоянно в стрелковых цепях и сражался с заметной храбростью и присутствием духа. Принимая в соображение его храбрость, усердие к службе и хорошее поведение, показывающее, что он чувствует справедливость понесённого им наказания и раскаялся в сделанных поступках, я всепокорнейше прошу ходатайствовать о всемилостивейшем прощении рядового Полежаева и о возвращении ему унтер-офицерского звания и дворянского достоинства»***.
     Возвращение Полежаеву унтер-офицерского звания несколько облегчило участь поэта, но не освободило его от поднадзорной и многотрудной службы.

     * Русское обозрение. 1894, октябрь, стр. 833.
     ** Формулярный список А.И. Полежаева за 1837 г.
     *** В.И. Безъязычный. К кавказской биографии А.И. Полежаева. – «Известия Грозненского областного института и музея краеведения», вып. 4, 1952, стр. 103.
(стр. 164-166)


     Анализируя кавказские поэмы Полежаева, следует особенно подчеркнуть всевозрастающее влияние на его творчество гениальных произведений А.А. Пушкина и прежде всего поэмы «Полтава» (1828 г.).
(стр. 175)


     «Стихи Полежаева, – продолжает Белинский, – ходили по рукам в тетрадках, журналисты печатали их без спросу у автора, который был далеко; наконец, они и издавались или за его отсутствием, или без его ведома, на плохой бумаге, неопрятно и грубо, без разбора и без выбора – хорошее вместе с посредственным, прекрасное с дурным…»*.
     Первый сборник стихов Полежаева вышел в 1832 г. в Москве.
     В этом же году появилось второе издание произведений Полежаева: отдельной книжкой были выпущены кавказские поэмы «Эрпели» и «Чир-Юрт».
     Цензуровал эти книги писатель С.Т. Аксаков.

     * В.Г. Белинский. Избр. соч., М., 1936, т. II, стр. 224.
(стр. 177)


     Летом 1833 г. Полежаев с полком возвратился в Москву. Среди передовых кругов столичной молодёжи имя Полежаева имело тогда уже большую популярность: запретные стихи его распространялись в списках, о героическом поведении поэта при встрече с царём рассказывались легенды. Находясь в Москве, Полежаев в 1833 году познакомился с Герценом и Огарёвым. Вскоре это знакомство перешло в дружбу. Полежаев, пользуясь кратковременными отпусками из полка, бывал в кружке революционной молодёжи, объединившейся вокруг Герцена и Огарёва, читал им свои запретные стихи и рассказывал историю своей подневольной солдатской жизни.
     О близости Полежаева к Герцену и Огарёву свидетельствует прежде всего хорошая осведомлённость Герцена о жизни Полежаева: о его встрече с царём и отношениях с военными начальниками. Чтобы доказать это, достаточно сопоставить описания полежаевской  истории в «Былом и думах» и документальные материалы из военно-судных дел Полежаева, обнародованные уже в наше время. Герцен прямо говорит о том, что он «историю бедного А. Полежаева слышал от самого «поэта, и не раз»*. О близости Герцена к Полежаеву свидетельствуют и проникнутые глубоким уважением к поэту строки «Былого и дум» и блогоговейное отношение к памяти поэта и его литературному наследству. «Издать ненапечатанные стихотворения Пушкина, Лермонтова, Полежаева, Рылеева и др. – одно из наших самых горячий желаний», – писал Герцен**, будучи уже в эмиграции. Герцен и Огарёв печатали за границей то, что им удавалось получить из не печатавшихся в России запрещённых цензурой произведений Полежаева. Образ Полежаева вставал перед Герценом и при создании художественных произведений («Долг прежде всего»).
     <…>
     К 1833 г. относится и общение Полежаева с поэтом В.И. Соколовским, антиправительственные песни которого распевались в кружке Герцена и Огарёва.
     Соколовский был близок Полежаеву не только по идейно-политическим воззрениям, но и по социально-имущественному положению.

     * А.И. Герцен. Былое и думы. Л., 1946, стр. 853.
     ** Там же. Стр. 853-854.
(стр. 187-188)


     Общим другом Полежаева и Соколовского был также и поэт Л.А. Якубович, с которым Полежаев познакомился ещё до отправки на Кавказ. Якубович обучался в благородном пансионе при Московском университете. Окончил пансион в 1826 году. Он уже тогда узнал о жестокой расправе царя над Полежаевым и глубоко сочувственно отнёсся к сосланному поэту. Якубович одним из первых широко пропагандировал творчество Полежаева, он знакомил русскую публику с полным текстом стихотворений поэта, включая сюда тирады, направленные против самодержавия*.
     Л.А. Якубович (1805-1839) был сыном редактора первого издания «Древних российских стихотворений», собранных Киршею Даниловым. Он перенял от отца глубокий интерес к народной поэзии. Он знал подлинную историю возникновения замечательного сборника, включившего жемчужины старинной русской поэзии.

     * Н.Л. Бродский. М.Ю. Лермонтов. М., 1945, стр. 200.
(стр. 189)


     Будучи в Москве, Полежаев подготовил к изданию второй сборник своих стихов «Кальян», вышедший в свет в 1833 г. и переизданный в 1836 г. Цензуровал оба издания ординарный профессор Московского университета И.М. Снегирёв, принимавший в 1820 г. экзамен от Полежаева при поступлении его в университет и участвовавший в выпускных экзаменах в 1826 г.
(стр. 190-191)


     К тому же отцом Бибиковой был тот самый Бибиков, который в 1826 году написал донос на Полежаева.
     Трудно сказать, что заставило доносчика восемь лет спустя «подобреть» к поэту. Известно только, что бывший жандармский полковник с 1828 г. был в отставке и, получив богатое наследство, проживал в своём степном имении, переезжая на зиму в Москву. От нечего делать Бибиков даже пробовал заниматься стихотворством.
     Возможно, что приглашение поэта к себе в гости было сделано Бибиковым «для очистки совести».
(стр. 195)


     Через несколько дней после отъезда поэта, на квартиру к Бибиковым прибыл разыскивающий его фельдфебель.
     Бибиков, взявший Полежаева из полка «без отпуска, за свое порукой» и «честное слово», был поставлен в щекотливое положение.
     Когда поэт явился в полк и как уладилось дело, до сих пор неизвестно. В формулярном списке Полежаева об этом ничего не записано. Высказанное в некоторых биографических статьях предположение, что несвоевременная явка произошла якобы в связи с кутежами, ничем не подтверждается.
     Бибиков рассердился на поэта и особенно разгневался, когда узнал, что встречи с его дочерью Полежаев описывает в своих произведениях.
     Любви к Бибиковой Полежаев посвятил стихотворения «Чёрные глаза», «Зачем хотите вы лишить…», «К своему портрету», «Таланты ваши оценить…» и «Грусть».
     Эти произведения поэта проникнуты глубочайшим искренним лиризмом.
     Стихотворение Полежаева «Грусть» Белинский назвал прекрасной пьесой*.

     * В.Г. Белинский. Избр. соч., М., 1936, т. II, стр. 234.
(стр. 199)


     Вскоре поэта постигло новое горе. Он узнал об аресте членов кружка Герцена и Огарёва по делу «о лицах, певших в Москве пасквильные стихи…» «противоправительственного содержания».
     Аресты произошли в июле 1834 г., следствие длилось до весны 1835 г. Обвиняемые были охарактеризованы «смелыми вольнодумцами, весьма опасными для общества» людьми. Герцен и Огарёв были сосланы под надзор полиции в провинцию, а Соколовский и художник Уткин* заключены в Шлиссельбургскую крепость.
     «Через два года, – рассказывает Герцен, – Уткин умер в каземате. Соколовского выпустили полумёртвого на Кавказ, он умер в Пятигорске»**.

     * А.В. Уткин – старый друг Полежаева.
     ** А.И. Герцен Былое и думы. Л., 1946, стр. 114.
(стр. 199-200)


     Друг и единомышленник великого Герцена, поэт революционно-демократического направления Огарёв создал ряд превосходных стихотворений, в которых выразил протест против самодержавного деспотизма. Огарёв знал лично Полежаева, неоднократно с ним встречался и имел некоторые недозволенные цензурой стихи Полежаева.
(стр. 213)

   
     Французский язык Полежаев знал в совершенстве, английский, вероятно, менее совершенно. Биографы Полежаева до сих пор обычно утверждали, что поэт не знал английского языка и пользовался при работе над английским поэтами французскими переводами. Новые данные позволяют уточнить этот вопрос. В пансионе при Московской губернской гимназии, где учился Полежаев, изучался не только французский, но и английский язык. Правда, в заявлении при вступлении в университет Полежаев не указал о том, что он «изучился английскому языку», вероятно, считая себя мало ещё подготовленным в этой области, но в университете Полежаев, несомненно, пополнил свои знания по английскому языку, ибо здесь изучалась наряду с другими предметами и английская словесность.
     Говоря о переводах Полежаева, следует заметить, что он часто отступал от подлинника, иногда пропускал отдельные строки и даже строфы, поэт допускал иногда замену имён, географических понятий*. Характерно, например, что он выбрасывал некоторые строки подлинников, звучащие мистически или явно монархически, зато некоторым образам и понятиям давал более острые политические трактовки, а иногда и вписывал от себя строки, которых, по мнению поэта, недоставало для выражения политической идеи переводимого стихотворения. Так, например, при создании перевода стихотворения «Валтасар» (из Байрона) Полежаев, рассуждая о царе, завершил перевод словами, которых нет в оригинале:

Рук – исчез… Изумлён,
Царь не верит мечте;
Но чертог окружён
И – он мёртв на щите!..

     Полежаев занимался переводами с начал своей творческой деятельности и до последних дней жизни, и в переводческой практике поэта ясно прослеживается, как менялись его взгляды на отбираемые для переводов иностранные образцы. Большая часть ранних переводов насыщена или острыми жизненными ситуациями («Морни и тень Комрала», «Оскар Альвский»), или острой полемикой поэтов разных направлений («Человек»), или философскими раздумьями («Провидение человеку», «Смерть Сократа»). Однако в ранних переводах Полежаева (1825-1826 гг.) нет ещё той политической остроты, как в переводах последующих.
     Значительно изменяются отношения поэта к содержанию отбираемых для перевода образцов и трактовки их с 1827 года.
     Так, например, в «Валтасаре» (1827-1828 гг.) уже явственно звучит мотив протеста против царя и его сатрапов, мотив непрочности царственного владыки на троне.
     <…>

     * Сопоставления некоторых оригиналов и переводов Полежаева сделаны проф. Е.А. Бобровым в его статье «А.И. Полежаев как переводчик» // «Русский филологический вестник», Варшава, 1903, т. XLIX, стр. 336-355.
(стр. 228-229)


     Первым из великих критиков, кто почувствовал силу поэзии Полежаева, был В.Г. Белинский.
     Полежаев привлёк внимание Белинского с первых шагов его критической деятельности. В начале своей первой большой работы «Литературные мечтания» (1834 г.) Белинский цитирует стихи Полежаева*, а в самой статье отмечает замечательность таланта поэта**. Несколько позднее, в 1838 г., Белинский пишет рецензии на сборники произведений поэта «Кальян», «Арфа». В 1842 году он печатает обзорную статью обо всём творчестве поэта, где, углубляя анализ творчества, вновь подчёркивает силу его таланта. И позднее Белинский не раз отмечал дарования Полежаева.

     * Соч. В.Г. Белинского в 4 томах, СПб., 1896, т. 1, стр. 1-2.
     ** Там же, стр. 63-64.
(стр. 235)


     К рецензируемому Добролюбовым изданию стихотворений Полежаева (1857 г.) был приложен портрет поэта, одетого в солдатский мундир. Рекомендуя читателям «внимательно» вглядеться в портрет Полежаева, Добролюбов указывал на подлинные причины гибели поэта. В заключение статьи Добролюбов писал: «Эта жизнь позора и стыда* могла бы быть жизнью славы и величия. Человек, нашедший такие звуки выражения отчаяния, умел бы проникнуться каким угодно возвышенными чувствами и найти для них выражение в слове и деле. При другой жизненной обстановке не погиб бы этот энергический талант жертвою неравной и бесплодной борьбы. Не звуки проклятий и злобы, а роскошные звуки чистых, спокойных стремлений мог бы он завещать миру, потому что, кроме чрезвычайной силы, талант Полежаева отличается ещё необыкновенной страстностью и стремительностью»**.
     <…>
     Н.Г. Чернышевский был согласен с оценкой Полежаева, данной Добролюбовым. Он расценивал статью «Стихотворения А. Полежаева» как одну из важнейших статей Добролюбова***. Чернышевский считал Полежаева одним из сильных душой лучших людей своей родины****. Вождь революционной демократии 60-х годов прошлого века с присущей ему прозорливостью усмотрел и правильно оценил главное в поэзии Полежаева – её протестующую силу.
     Писарев ставил Полежаева в ряд таких писателей, как Лермонтов, Гоголь, Крылов, Грибоедов*****.
     М.Е. Салтыков-Щедрин считал, что Полежаев относится к таким писателям, которым принадлежит не только настоящее, но и будущее******.

     * Словами «И вновь взираю равнодушно на жизнь позора и стыда» заканчивалось в тогдашней публикации стихотворение Полежаева «Цепи».
     ** Н.А. Добролюбов. Собрание сочинений. М., 1950, т. 1, стр. 422.
     *** Н.Г. Чернышевский. Полн. собр. соч. М., 1950, т. 7, стр. 852.
     **** Там же, М., 1948, т. 4, стр. 650.
     ***** Д.И. Писарев. Избранные сочинения. М., 1935, т. II, стр. 90.
     ****** М.Е. Салтыков-Щедрин. Том XIV, 1936, стр. 343.
(стр. 237-238)
   

     Консервативно настроенный критик А. Григорьев вспоминал, что в то время «из уст в уста переходили дикие и порывистые стихи Полежаева»*. Разумеется, стихи Полежаева были не по душе подобным критикам, но они привлекали внимание прогрессивных читателей своей новизной и смелостью.

     * Журнал «Эпоха», 1864, март, стр. 126.
(стр. 241)


     Поэзия Полежаева во многом автобиографична. Но мотивы личных переживаний поэт умело сочетал с мотивами общественной жизни и борьбы.
     Не случайно, что Герцен, хорошо знавший биографию и ненапечатанные стихи Полежаева, связывает с его именем начало революционного движения в Московском университете.
(стр. 245)


     Полежаев и его творчество обратили внимание Г.В. Плеханова, собиравшегося в конце 80-х годов прошлого века написать книгу «Правительство и литература в России»*. Судьба и стихи Полежаева волновали великого пролетарского писателя А.М. Горького**. Стихи Полежаева привлекали внимание В.Я. Брюсова*** и других поэтов начала XX века.
     Образ поэта-бойца, «неизменного друга свободы» вдохновляет современных советских поэтов и писателей.

     * Г.В. Плеханов. Литературное наследие, сб. VI. М., 1938, стр. 388.
     ** М. Горький. История русской литературы, 1939, стр. 197.
     *** В. Брюсов. Стихи. И дни, и ночи примелькались.
(стр. 248)