Русский Шагирт. Глава 15. Ванюшка

          -Тятя, возьми меня с собой, я всё могу, как Дёмка!
          -Как же я тебя возьму Ванюшка, если ты здесь нужен. А кто за избой и скотиной присмотрит? Кто матери поможет да малых братов - Фирса с Корнилкой обиходит? Вот и получается, что без тебя оставлять двор никак нельзя – ты старший. Перезимуете, лето пройдёт, а к осени приедем, урожай, что будет, приберём, да и все вместе отправимся на новое место. К тому времени мы с Демидом избёнку какую–никакую  срубим  на первое время, - Максим Осипович прижал сына к себе, погладил по белой голове ладонью, - терпи сынок: вся надёжа не тебя!
Повернулся к жене, а она прильнула к нему, зашептала:
        - Ох, Максимка – какое дело затеял! Как мы без тебя здесь? Взял бы уж сразу с собой – вместе нам легче будет, все печали осилим…
        - Трудно там, Дося. Перед дорогой сюда старца схоронили: царствие ему небесное рабу Божьему Ивану,- задумался,- ты, сынов сбереги: новые земли для них берём! Если уж невмоготу будет – овец да ягнят отдавай, а корову с тёлкой не трожь, на молоке проживёте. Сена хватит. Я с братом Игнатом, с зятьями да соседом Петром поговорил…, помогут….
      Наступала глубокая осень с утренними лёгкими заморозками, с яркими звёздными ночами, а порою с дождливо-снежными ветрами. Мужики-припущенники на телегах, загруженных утварью, инструментом, мешками с зерном и с другим пропитанием, с верёвками, тряпками, зимней одежонкой в очередной раз покидали родные места, слава богу, недалеко; сбились в обоз, который скрипя, деловито двинулся за Каму.
         Так и остался восьмилетний Ванюшка в Немешаево без тяти. Тяжко дался ему тот год. Братишки малые: Фирс, хоть и твёрдо ступал на ноги, но пять годков всего, слабый помощник; а,Корнилка весь красный, маленький, размером с рукавицу, лежал у печи завёрнутый в тряпицу, сунутый в рукав тулупа, сопел только да чмокал губами, а как обмарается, так и орёт во всё горло. Когда маменьки нет в избе, Ванюшка сам его доставал, морщился, но всё равно тряпицу размотает, оботрёт тельце, в сухую завернёт, как сможет, да и в другой рукав засунет братца, а мокрый вывернет сушиться. Зиму перезимовали, трудно было, но со скотиной управились – всю животину сберегли. Весной изработались, еле на ногах стояли. Хорошо, дядьки нет-нет да заходили, проведывали с помощью семью брата. Насилу дотянули до тятиного приезда!
            Тот день к вечеру уже подходил, когда Ванюшка возвращался с серпом да вязанкой травы за плечами. Только ступил от леса, заторопился домой, как чувствовал, что его во дворе брат Дёмка поджидает; а тот поймал, обхватил за печи, лицом к лицу прижал к груди, да закружил вокруг себя – большой стал, совсем, как молодой мужик сделался.
          - Отпусти Дёмка! Ну, отпусти же,- канючит Ванюшка, а самому ох, как хочется с братом ещё покрутиться. Заскучал…,- Дёмка, какой ты сильный стал…. Давно приехали?
Только спросил – смотрит, тятя из амбара выходит; обмяк сразу, к нему потянулся:
- Приехали тятенька…, - вроде, как и прижаться хочется, а уж отвык. Но тот сам прижал сына так крепко, что захотелось подольше постоять рядышком, теплом  отцовским согреться и силы набраться.
-Спаси Христос Ванюшка, всё хозяйство сохранил,- ласково погладил по голове,- пойдём, сынок, вечерять будем…, тебя ждали.
Скоро собрали на четыре телеги: скарб, утварь, одежонку да урожай: всё пригодится на новом месте. Землю, двор с избой и постройками отдал Максим по-дешёвке, почитай даром, младшему зятю Ивану, мужу сестры любимой Дарьи; а, разную домашнюю рухлядь, кто - что, разобрали Игнатий, старший брат, его сын Ефим, другой зять Григорий. Взамен лошадей с телегами да ездовыми дали на дорогу.
В пути Ванюшка возле тяти крутится, наскучался, во всём помогает, в глаза заглядывает да расспрашивает. А Максим Осипович размяк душой, радуется семье да любуется женой Федосьей; путь знакомый, во всём доверился старшему сыну Демиду с зятем да ездовыми.
- Эх, Дося, места там хорошие, земли много – не охватишь! Лес…. Мы с Дёмкой да с помочью обчества избёнку во дворе нашем новом в углу срубили на время, проживём. Рядком на земле избу большую на всех разметим, как мы с тобой мечтали - с сынами вместе жить; брёвна на венец закладной уже выбрали, на другие венцы дерев навалили, часть во двор свезли, а остальные зимой по снегу таскать будем…. Да что там…, сама увидишь. Скучала, небось?
          Федосья улыбнулась мужу и,как молодка, смущённо кивнув в ответ, а сама ненароком бедром прижалась:
       - Пойду Корнилку кормить, опять вон кричит, всех распугал…,- взяла сына на руки с телеги, села на его место, грудь достала, брызнула молоком на губы, а он ухватился за сосок, притих, засопел, зачмокал.
        Дорога с семьей и со скотом нелёгкой оказалась, с переправами да заменой оглобли за неделю дошли. Иван как увидел, что двор новый недалеко от речки стоит, обрадовался:
       - У-у-у, Дёмка, летом накупаемся! – но тот махнул рукой и слова не сказал, повзрослел с работой.
       Однажды Ванюшка проснулся рано,  сунулся во двор нужду справить, а там туман всё захватил: ни земли, ни построек не видать – одно молоко. Кинулся опять на полати, пригрелся, заснул сразу, но сквозь сон услышал разговор тяти с маменькой и Демидом; прислушался и, оказалось, что говорят они об избе новой и помочи общества; спустился тихонько с полатей:
         - Тятя, я тоже стараюсь. Можно, вместе с Дёмкой буду?
Дёмка насупился, не хочет вровень с младшим братом быть:
- Не, тятя! Ванька только топор в руки взял, а я уж давно в лес хожу. Мал ещё. Пусть отдохнёт!
         -Ты, Демид, не торопись со словами-то. Мы с тобой здесь вдвоём рубилися, друг друга поддерживали, а брат твой младший, один с мамашей в Немешаево весь двор тянул! Сколько на него тяжестью легло: и братья малые, и скотина, и изба. Демид, ты Ивана рядом держи, братья вы….
Так Ванюшка стал вровень со старшим братом делами семейными заниматься.
         Неделя не прошла, как собрались Шагиртские припущенники у Максима Осиповича избу рубить. Он на радостях четырём сыновьям: Демиду, Ивану, Фирсту и Корнилу по монетке медной дал с наказом, чтоб под каждый угол положили медяки для богатства и дальше под углы венцов подкладывали по кусочку шерсти для тепла, по зёрнышку для урожая…. И так до потолочной матицы дошли. Корнилка совсем малый ещё, на руках у матери, а тоже под углы суёт то, что ему дают, ладонью брёвна хлопает, заливается смехом, а вместе с ним и все радуются.
         Долго Максим Осипович с сынами избу на высоком подклете до ума доводили, а как закончили стали её молодыми жёнками да детишками наполнять.
        Однажды, в начале лета Ванюшка пошёл на реку омыться после работы, кричал, кричал во дворе Дёмку, а тот как сквозь землю провалился. Отправился один и уже почти к речке дошёл, как услышал тихий девичий голос, почти шёпот:
        - Ой, Дёма, боюсь я, а вдруг кто увидит нас? Грех – то какой!
Замер на месте, головой повёл и увидел брата с соседской девицей Матрёной: Дёмка одной рукой прижимал её к себе, другой под рубаху залез, груди трогает, а она и сама к нему так и льнёт, так и льнёт. Не хотелось Ванюшке брату мешать, он потихоньку отступил назад, потоптался на месте, зашумел и прошёл тропкой на берег. Вода холодная, ополоснулся быстро, в избе молока выпил и на полати залез, рядом с Фирстом лёг: устал от тяжёлой работы, а завтра снова рано вставать. Только засыпать начал, Дёмка в бок толкает:
        -Вань, я Вань, спишь ужо?
        -Не-е, только пригрелся. Ты где был: я звал-звал тебя…. Один купался…, вода холодная….
        - А, я Вань, жениться осенью надумал, семнадцать годков мне уже…. Матрёну соседскую в наш дом хочу привести. Как думаешь?
        -Так она старее тебя, Дёмка!
        -Не, мы с ней равные…. Давно друг на друга поглядываем. Нравится она мне….
        - Ну, так и бери. А тятя разрешит?
        - Завтра просить буду….
         А Максим Осипович только и ждал, когда Демид о женитьбе разговор заведёт: жену – то и искать не надо, наперёд знает. Давно заметил, как Демид с соседской девицей Матрёной украдкой переглядываются да знаки посылают друг другу.
         Осенью, в последний год уходящего века, привёл старший сын жену и стала наполняться новая изба первыми детками, а Ванюшка смотрит на веселую жизнь брата с молодой женой и радуется за него.
         Ванюшка повзрослел как-то враз, незаметно, стал красавцем писанным: рослый не по годам, плечистый, лицо улыбчивое - взгляд притягивает, волосы светлые, глаз острый – до сердца достаёт; девицы улыбаются ему и он доброжелательно отвечает - только и всего; не встретил ещё свою желанную и единственную.
Шестнадцатый год пошёл, когда на сенокосе встретилась худенькая отроковица, в чём душа держится, фигурой вовсе и на девку непохожа; руку Ванюшка поранил, кровь льётся, растерялись все, только она подол своей рубахи разорвала, нашла порезник в траве, намяла его и привязала к ране. Стоит рядом, его ладонь пораненную держит на весу, дует на неё и гладит своей ладонью…, лёгкой-лёгкой. Заглянула в глаза, а он вдруг испугался чего-то, сердце забилось, покой потерял. Услышал, что её Анюткой зовут, караулил, встречи искал и робел от одного её взгляда.
Однажды вечером перехватил Дёмку во дворе:
-Отойдём, поговорить надо,- отошли к копне на зады огорода,- скажи мне Дёма, а как ты в первый раз встречаться начал с Матрёной своей?
Демид посмотрел на брата, заулыбался:
-Что, Ваня, али какая лебёдушка понравилась? Рассказывай, никому не скажу. Только разве с Матрёной поговорю. Не бойся, рассказывай!
Так у Ванюшки и начались беспокойные дни…. Матрёна поговорила с Анютой, узнала, что той давно уже брат мужа нравится, дружбу с ней завела, приглашать  в избу стала.
А раз допоздна задержала её и отправила Ванюшку провожатым. Прошли немного, остановились и он осмелился Аню за руку взять; душно на улице, а его трясёт, зуб на зуб не попадает. Аня сама прижалась к нему, обхватила руками:
-Ванюшка, мне уже пятнадцать годов. Возьми меня в жёны, а я всю жизнь тебя любить буду, - и потянулась губами, но достала только до его груди и чмокнула в подбородок.
-Анютка, я завтра с тятей поговорю.
         Постояли какое-то время молча, без движения, ощущая телесный жар но, не отстраняясь, а наоборот, прижимаясь всё крепче и крепче. В одно мгновение Иван, унимая дрожь в теле и подчиняясь своему желанию, склонился, и неумело прижался к её губам.