Господи, не обессудь это мы не со зла

Господи, не обессудь: это мы не со зла,
связаны туго в сто сорок четыре узла,
дюжина дюжиной - правит двенадцать везде,
ладно - не я, а Versace висит на гвозде,
тень по стене полосою косою ползёт.
Кто-то всё тащит в себе, а кому-то везёт.

Меньше полей голых, больше - шершавых осин,
каждый в себе - как в толпе, а с толпою - один,
каждый своей правотой заслоняет Твой свет,
Господи, не обессудь: осознания нет.
Тварного в мире всего дополным дополна -
только не вер, потому как есть вера одна.

Шире небес широка человечья молва:
скажет - любой, а поверит - один-то едва,
так уж в подобии принято им же самим:
он доверяет себя не Тебе, а другим,
счастье в гниющих помойках он ищет людских,
только не смейся: он хочет спасенья у них.

Знаменем веры мы ставим свою правоту,
тьму выбирая, её выбираем не ту,
в длинах хронических жизней своих и чужих
ищем мы быстрых решений и судеб прямых.
Рук не разжать, не смириться нам, глаз не сомкнуть -
раз жизнь дана, и её проживём как-нибудь.

Окна слепые таращатся в дальнюю даль,
было б кого, только вот никого мне не жаль,
все мы просты на ладони открытой Твоей,
все мы Твои у Тебя - от души до ступней,
каждый с собою, и, душу молитвой скребя,
каждому Ты возвращаешь в страданьях себя.

Падает солнце на крышу, с неё - на крыльцо,
тень от Versace - на стену и мне на лицо,
образ подобия зреет молитвой во мне:
как бы так небо в себе сохранить на земле,
как бы так выдумать, чтобы, другого любя,
не сотворить человека превыше Тебя.

Зябко накину Versace себе на плечо -
хоть и Versace, но это всего лишь пальто -
тихо шагну в толчею из телесных своих.
Глядя на нас, не презрей и не сделай других.
Катятся с нами осины куда-то туда.
Не обессудь - не оставь на земле без суда.