Десять дней без Луны. Психолог на отдыхе

Где провести грань между прозой и поэзией?
Так получилось, что один мой летний отдых доказал невозможность сделать это.
Отмечу, что некоторые стихи, опубликованные здесь, встречаются ранее как самостоятельные произведения. Они и таковыми и являются, но в общем тексте приобретают иную наполненность. Итак, однажды в Египте...
 
 На закате

 Зной нарастал крещендо. Казалось, вскоре, достигнув кульминации и утратив способность сдерживать оглушительную жару пустыни, он неизбежно взорвет сам себя. И осколки стихии настигнут каждого, кто осмеливается в это время дня быть на улице и оставаться живым…

 Мы изображали отдыхающих. Но кому же мучение в отдых? Уйти с пляжа мы не могли. Татьяна с двумя дочками пару часов назад не сумели удержать своего папу от абсурда и теперь негласно о нем беспокоились. Он же на своей доске с парусом отправился за горизонт. Там он искал прошлое, потому что думал, что оно утекает именно туда, за горизонт.

 В прошлом они с Таней долго и талантливо изображали счастливую обеспеченную семью. Ровно до того момента, как ему стало известно об изменах жены. Подумаешь, трагедия! Подумаешь, а ведь это – трагедия… Иллюзия счастливой жизни осталась позади, мы для нее умерли. Означает ли это, что каждому из персонажей следует умереть и физически? А дети?

 Трагедия – это всегда фарс и соревнование списков добродетелей. Я такой (такая) хорошая и чувствительный (-ая), что лжи не перенесу. Пойду-ка я помирать…
 – А где же ваш папа? – спросила я в промежутке между рассматриванием следов червя-пескоструйника и летающей на парасейлинге толстенной особы, похоже, женского пола.
 – Он под парусом, – с готовностью ответила Настя с легкими мажорными нотами в голосе, показывающими, что спортивным папой она гордится.
 – Но ведь его давно нет, да?
 – Почти два часа, – подтвердила Катюша, прикрывая плечи своим парео.

 Я обвела взглядом весь горизонт. Справа, на самой кромке, почти у небесной грани, в волнах болталась какая-то красная тряпочка. Болталась она на одном месте и как-то подозрительно бесцельно.
 – А это не он, ребята? – я указала рукой на свою находку

 На лице Татьяны отразился неподдельный ужас, а девочки с криком побежали вдоль берега к инструкторам-спасателям. Это был Олег, там, у горизонта. Он не добрался до благополучного прошлого – туда нас не пускают.

 Через час, когда его вместе с парусом привезли на берег, выяснилось, что при неудачном развороте ему досталось мачтой по голове, и почти час он проболтался в бессознательном состоянии на волнах. Это не чудо, что он не захлебнулся: просто ему еще предстояло поучаствовать в различных сюжетах. Он, дурак, пока был нужен.

 Почему дурак? Через час после того, как его привели в чувство, он взял свою доску с парусом и отправился испытывать судьбу снова. Девочки бежали за ним и плакали. Он же слышал только собственную обиду.
 Я махнула рукой и ушла от них в египетскую жару, потом – в неласковую тень, а оттуда – в спасительную прохладу и уединение моего бунгало. Дождусь заката.

Закат в Египте

Волны жара по кругу, по кругу
Опаленно-молочный опал
Посылает, как стрелы, упруго
В тех, кто в рабство пока не попал.

А рабам – плеть из черного зноя
И кровавых рубцов благодать.
Знает пламя, как сердце живое
Ослеплять, расплавлять – подчинять!

К горизонту сойдя, словно с трона,   
Обратившись в тягучий сироп,
День венчая беззвездной короной,
Небо гаснет, гигантский циклоп...

 Ночью
 
 В повести Пушкина «Египетские ночи» говорится о том, что безумцы за ночь любви платят жизнью. Я же в Египте за ночь жизни платила любовью ко всему, что меня окружало. Ночь была соткана из теней, ветра, ритмичного шелеста волн, мерцания дальних звезд и ровного света ближних планет.

 Когда несколько минут под аккомпанемент волн смотришь на звезду, то у вас с нею выстраиваются отношения: ты к ней относишь свое внимание, а она к тебе – свой свет, цвет и ритм сердцебиения. Все это тонкой струйкой спускается вниз, к твоим глазам и сердцу и тянет, тянет, тянет…Если не страшно, то можно подняться повыше и увидеть саму себя на лежаке с запрокинутыми за голову руками и остановившимся взглядом. В нем отражаются звезды.

 Небо оставалось безлунным в течение всех десяти дней наших с ним бесед. Куда делась луна? Я расспрашивала друзей и просто туристов – они тоже ее не видели, но не придавали этому никакого значения. У меня же возникало ощущение особенности происходящего. Я лежала на спине, смотрела в глаза египетской богине ночи Нут и читала ей стихи. С богиней общаться было проще, чем с Красным морем – по ночам оно пугало. Или ему было безразлично, а пугалась это я сама?

Красное море ночью

Поутру поешь и дышишь,
Горизонт едва колышешь,
Синюю вуаль.
Призовешь и приласкаешь
И откроешь, и познаешь
Собственную даль.

Иссиня-зеленой строчкой
С кружевною оторочкой
Вышьешь тонкий стих.
Я начну и зачитаюсь
И бездумно затеряюсь
В образах твоих.

А когда приду под вечер 
И зажгутся звезды-свечи
За столом небес,
Шепотом и даже тише
Ты ушедший день опишешь
Чередой чудес.

Я и верю и не верю:
За твоею темной дверью
Затаилось зло...
Волн приподними покровы,
Покажи свой лик суровый,
Черное чело...

Крабы, черви, змеи, рыбы 
Одолеть меня могли бы,
Если сделать шаг.
Но замру и стану слушать,
Как погибших стонут души
Там, где правит страх...

Улыбнусь, осознавая,
Как нужна ты мне такая –
Темная пора.
И над тьмою властна сила:
Ночь пройдет, взойдет светило  –
Я приду с утра!


 Морская дева

К портрету Анастасии

Эта Дева глубин
Молча смотрит мне вслед.
Этой Деве глубин,
Может, тысячи лет.
Тронет струны она
Арфы пенной своей,
И взорвется волна
Вдруг сюитой морей.
Затоскует песок,
Низкой нотой звуча,
Нежный скомкает шелк –
Прочь аккорда печать!
Мутно – смутная боль,
Не понять – не избыть!
Что такое любовь?
Как ее объяснить?

Дар свободы велик:
Если можешь – люби!
Отвернула свой лик
Моя Дева глубин...

 Дева глубин на пенной арфе не играла. Она была всего лишь тринадцатилетней девочкой, в которой за ее короткую жизнь накопилось столько силы и слез, что они стали толщей воды, сквозь которую не рассмотреть настоящего.

Ко мне Дева Глубин поднялась сама, потому что в наших отношениях не было места страху, назиданиям, упрекам и оцениванию. Для меня была важна ее сила, красота и доверие. Для нее самыми важными оказались покой и вопросы. Все ответы, всё знание нам доступны изначально. Мы об этом не подозреваем до того момента, как повезет услышать правильно поставленный вопрос.

– Папа с мамой друг друга больше не любят. А что же мне делать?
– А что тебе делать? – эхом спрашиваю я.
Почти два часа мы гуляли по аллеям, вытканным кружевными тенями пальм и цветущих кустарников. В темноте не видно цветов. Слышен только их аромат. Он издалека обещает удовольствие, резко принимает в свои объятия и долго еще теплыми наплывами ласкает наши спины, словно напоминая о том, что и на обратном пути радости не избежать. Мы не слишком-то и старались. Мы растворялись в аромате цветов и растворяли свои сердца.

– Мне, наверное, нужно выбрать, ¬– предположила Анастасия.
– Направо или налево? К папе или к маме?
– Я хочу вернуть все как было!
– Если бы у тебя сохранились твои детские пинетки, ты бы смогла их сейчас надеть?
– Я поняла… Ничего вернуть невозможно. Желая этого, я хочу заставить папу и маму жить не своей жизнью, а моей…
– А ты их любишь?
– А кого любишь, в клетку не сажаешь… – вздохнула Настя.

В пять утра мы с нею уже плавали и снова говорили, говорили, говорили. Каждое слово – ступенька лесенки, которая ведет в глубины нашего «Я». Когда до него доберешься, то увидишь, как разумно все устроено. Каждое неудовольствие оказывается началом обретений и восхождений, и лесенка слов обращалась в эскалатор, несущий тебя наверх и дальше, в бескрайние просторы, в иное вИдение.

 – А Вы там, на горизонте, заметили эту непонятную полосу? Мне кажется, там кто-то разлил клей и этим ограничил наш мир… Мне страшно… Вот посмотрите!
 Горизонт и в самом деле выглядел как серая скомканная полиэтиленовая пленка. Это было странно.
 – Это странно… Очень похоже на то, что сейчас происходит в твоей жизни, – сказала я.
 – А вдруг там и вправду ничего нет, за той туманной полосой? – глаза моей Девы Глубин стали совсем круглыми.

 Когда нам в жизни становится страшно, хочется испугать себя еще сильнее, чтобы на фоне нового страха прежний показался игрушечным.
 – Что пожелаешь – то там и будет, – сказал я. – Представь, что именно твое воображение и прямо сейчас творит то, что находится за горизонтом. Мы с тобой этого никогда не увидим, но оно там будет. Хочешь сотворить что-то страшное? Или приятное?
 Дева небес была очень умной девой. И она приняла правильное решение.

За гранью небес

Там, на грани небес – желто-серый туман,
Словно рама картине морской.
Он дрожит и струится, как игры ума, 
У меня отбирая покой.

Я хожу и дрожу, холодеет внутри:
Может, там, за туманом – обрыв?!
И в его глубине пламень черный горит?
Затаился и ждет до поры?
Может, липкая смесь ловит все корабли,
И они увязают навек?
И на грани небес, далеко от земли
Доживают унылый свой век?

А, быть может, печали людские волна
Собрала воедино и вот
Гонит дальше от пристани, чтоб ни одна
Не вернулась на берег забот?

Что сама захочу – то построю из волн!
Так к чему понапрасну гадать?
Там, за гранью небес – мир сияния полн
И готов меня нежно обнять!

 В коралловой стране

 В отличие от Девы Глубин меня горизонт не пугал, и за него меня не влекло. Новые неизведанные страны были гораздо ближе. Самая загадочная из них называется Удивление.

 В этой стране можно побывать – войти и выйти. Самое дорогое и сладкое – это в ней жить. Природа человека не терпит счастья, ему подавай невзгоды. А страна Удивления построена из чистого счастья. В этом весь парадокс: живя внутри счастья, мы его не замечаем. И я усердно пинала пространства, чтобы мне послали ситуацию, в которой и удивление, и счастье встретились бы в одной точке – во мне – и мною бы при этом осознавались.

 Ждать пришлось недолго. Семья Татьяны в полном составе и трое их друзей пригласили меня за компанию нанять катер и поплавать среди кораллов.

 Жак Ив Кусто и все просветительские программы – лишь дешевая иллюзия того, что существует на самом деле. Не чьими-то глазами увидеть, не чей-то закадровый текст услышать, а выйти на прямой контакт самому. Только ты, распадаясь на молекулы в соленой воде Красного моря, становишься им и оказываешься способным постигать удивительные тайны. Ты – чистое сознание, соединительный мостик меж водной и воздушной стихиями, а твое сознание – там, в глубине, среди причудливых сплетений, нагромождений, немыслимых форм, живых архитектурных сооружений и их жителей. Ты – один из них.

 – А у меня нет маски, ребята, – протянула я, наблюдая, как привычно резво все дети надели маски и попрыгали в воду за приключениями.
 – Возьмите мою, – Олег сидел слева на носу катера, и по его лицу было видно, что он плавать не собирается. Так же, как и Татьяна.
 Неожиданно.

Я взяла маску и трубку, а внутри все екнуло: так приходит чужая мысль. Олег чего-то от меня ждал. Он знал, что Татьяна вот уже четвертый вечер приходит ко мне на консультацию. Он думал, что мы заодно и против него. И теперь пришло время сделать в мою сторону поклон.

 – Спасибо! – я прыгнула за борт, и сразу же оказалась в стране Удивления.
 Девчонки кормили коралловых рыбок, и те стайками вились у борта катера со стеклянным дном. Я подплыла поближе. Кусочки белого хлеба плавно опускались мне на плечи, на руки и на живот, а крохотные разноцветные рыбки шустро хватали их прямо с моего тела. В секунду я оказалась почти покрыта рыбешками – «пошла на корм рыбам».
 – Здрассьте! – вежливо и просто поприветствовала я хозяев подводной страны и отправилась в путешествие по ее просторам. А там!..

В коралловых рифах

Я по небу плыву. Подо мной – города
И озера, и горы, луга и низины.
Я по небу плыву и прекрасней картины
Не встречала я в жизни своей никогда.

В небе этом живут сотни, тысячи рыб –
Синих, черных, зеленых, оранжевых, красных...
И дробятся, и множатся света миры,
Когда я проплываю над ними бесстрастно.

Я – как странный мираж, бог, иллюзия сна,
И меня не страшится из рыб ни одна.
Подплывают, взлетают, коснутся и – прочь,
Чтобы этим касаньем полету помочь.

Я плыву и плыву мимо замковых стен,
Мимо башен и под каменистые своды.
Я – в плену красоты. И как сладок тот плен!
И насколько абсурдны печали свободы!

Здесь все наоборот: звезды сняты с небес,
Но они не сверкают, лучи извивая.
Я – над ними. Сквозь свет и лазурь проплывая,
Удивляю себя постоянством чудес.

Там, где каменный сад, гроты, арки, мосты –
Обретаю владенья живой красоты
И – царю! И – парю!  И по небу плыву!
И совсем иной, радостной жизнью живу!

 Когда я поднялась на борт катера, первое, что меня встретило, был взгляд Олега. Ой, как мне не хотелось на него вестись! Но – надо.
 – Спасибо! Это было бесподобно!
 Сняв маску, я стряхнула с нее воду, правой рукой протянула Олегу, а левой – неожиданно для него –  крепко его обняла. Если бы он умел падать в обморок, то непременно грохнулся бы на пол. А так мои объятия послужили ему приглашением к разговору. Он им воспользовался прямо на следующий день.

 Белый остров

 Для Олега это был подвиг – подойти ко мне. Раз меня выбрала его жена, которой он не доверял, то как последовать ее выбору? Осмотрительно, сторожко, в напряжении и постоянном контроле. Тем не менее, мы с ним простояли в прохладе и покое утренней лазури почти полтора часа.

 Я не золотая рыбка и желаний не исполняю. Чего тебе надобно, старче, определи сам и сам это делай. Чего ты ждешь от меня? Оценки? Это в твои-то годы? Моего мнения? Оно что-то значит? Поддержки? Но от тебя ее ждут все в твоей семье. Я устала.

 На ужин я принесла ему стихотворение без всякой надежды на то, что он прочтет. Да сдалась мне эта надежда! Мне требовалось сделать сброс того, что он пытался на меня навесить, – получите, сэр!

Олегу

И камни, и металл
Вода источит.
Ты, видимо, устал,
И между прочим
Пришел сказать о том, 
Как прав неправый,
Судил своим судом
Себя и нравы.
И прятался малыш
Под силы маской,
Души не защитишь
Притворной лаской.
И сердца не открыть:
Открытость ранит!
В тюрьме и дальше жить
Насколько хватит?
Иль все же снять броню
И – измениться?
Легко предать огню
Все, что таится?
Пусть хлам перегорит –
По ветру пепел!
Весь мир вокруг дрожит,
Из света слеплен!
В волнах стоим, горим
И светом дышим,
А новое внутри
Поет. Мы слышим!

 После ужина – отстаньте все! Мне нужно было побыть одной. Даже отсутствие Луны в предвечерье было как нельзя кстати. Даже ветер затих. Даже волны шелестели шепотом – отлив.

 Я шла с фотоаппаратом вдоль берега моря и благословляла Андрюшку – моего друга корреспондента, который посоветовал мне приехать именно сюда, где в присутствие мира можно ощутить иллюзию его отсутствия.

 Вдруг в том месте, где отсутствие всего, кроме волн, было нормой, что-то стало не так. Справа, почти на горизонте, невдалеке от того места, где чуть было не погиб Олег, виднелся белый остров.

 Откуда? Чья-то забытая лодка? Круглой формы и совершенно белая? Не может быть. Я вошла в воду и двинулась в сторону аномалии. Пока было слишком далеко, чтобы разглядеть все в деталях, но шустрый ум уже выдал несколько возможных вариантов. Последний из них оказался верным.

Белый остров

Вода – стекло прозрачное, цветное.
Нескоро жаркий ветер прилетит…
Вода мне волшебство свое откроет,
Она – стекло. Попробую идти.

Как по земле ступаю, без отличья –
Волна не дрогнет, рябь не пробежит.
Там, где небес и моря безграничье –
На их границе остров мой лежит.

Он – белый-белый с желтой полосою,
Вокруг него лазурный блещет щит.
Он не покрыт ни лесом, ни травою,
Но, словно молоко, в воде разлит.

По синеве ступая осторожно,
Я к острову приблизиться хочу
Но понимаю: это невозможно!
Предчувствую, что скоро я взлечу…

Нет-нет, не я, а белоснежный остров,
Расправив крылья, в небо поднялся!
То стая цапель вдруг легко и просто
Сорвалась в небо, белый цвет неся.

И белый свет преобразился тоже –
Он сразу встал во весь вселенский рост!
Я шла и думала: что мне дороже –
Мой остров или в небо белый мост?

Фото автора