От бедра!

Я возник на излете бедра, где-то в восемьдесят шестом.
Где-то между этим и правильным Рождеством.
Между мерзлой тайгой и таким же капустным листом.
Будто аист, напившись, заснул под ближайшим кустом.
Куст порою мужал, а порой – что одно – матерел.
Аист брал себя в руки. Храпел и терпел

мои сны,
где желанья жестоки, зато намеренья ясны.
И, проспавши до нынешних, скомканных прописью, дней,
он выводит из них, что не яйца родят сыновей,
не стабильность питья, опохмела, не сон, не еда,
но уютность соприкосновенья яйца и гнезда.

Но кто вырос, тот вырос и ставит вопрос ребром:
дать Героя Труда называвшему круг колесом,
округлившему стол, и ветки метро, и уста.
Заодно – календарь, исторгающий скрип колеса.
Утопить в колодце того, кто стучится по воду;
по словам и елей, а немые утонут без повода.

Кто в крови, кто в любви – может быть, ко все той же крови,
а четвертому быть не дано: звали только троих.
Звали только троих – хоть один бы дошел до земли.
Стало быть, километры минут остаются твои -
вычисляй скоростя и не корчи, товарищ, ****о:
Бог не фраер, но он же тебе не решала.

Кто не бил себя в грудь, кулака утверждая стать,
привирая о том, что он не умеет врать,
ударяя не в область сердца, а в область рта,
принимая его ошибочно за уста?
Так что, аист, упавший под куст со своей высоты,
рассуди, что за это бывает с такими, как ты.