Вилтов яр. Ночь в цыганском таборе

«Вилтов яр.
Ночь в цыганском таборе»

За плешаковскими конюшнями
Бочком сползла дорога к Дону.
Осел туман. Луна потушена.
И вёсел хлёсткие ладони,
Как будто бы телка от матки,
Баркаса острую сопатку
Рывком стянули с камыша.
Под берег выцветшей Елани
На скулежи дворняг и лаек
Поплыли двое не спеша.

Ютятся снасти рыболовные
Под деревянною сидушкой.
Щучата, жерех с толстолобами,
Чехонь, карась, сазан, серушка –
Всего всегда в реке навалом!
Подсёк-тяни, веди к черпалу…
Для всех кормилица – река!
Струной натянутые лески.
Горит заря, а в ряске всплески,
И житом пахнет с чугунка!

Со мной на Дон степным репейником
Пристал Савельич, дед соседский,
Тот, что мог спать на муравейнике,
Тот, что левшой был в раннем детстве…
Болтун с прибрёхом как «за здрасте»!
И на его чудные снасти
Пчелой накапан дикий мёд!
И что на цвет его рубахи
Всплывают выдры, черепахи,
Русалка голая клюёт!

Ансамбль наш к карче осиновой
Догрёб в молчанье непривычном.
Сидели мы друг к другу спинами.
Дед жадно грыз зубами спичку,
Как будто гильзу папиросы!
И в заприваженном закосе
Царили долго тишь да глушь.
Дул ветер в ласковых порывах.
На глубине дремала рыба,
И солнцем грелся чёрный уж.

С тяжёлым вздохом и кряхтением
Савельич скинул с ног чувяки
И на покойное течение
Бросал прикормкой хлебный мякиш.
На поплавки стрекозы сели.
И нет азарта и веселья,
И клёва утреннего нет!
Рассевом бросив в воду кашу,
И натянув на лоб фуражку,
Заговорил со мною дед:

«Послухай, братец, что гутарили
По закаулкам плешаковским!
Как в хутор наш в давнишнем мареве
Вошла богатая повозка.
А в ней владелец ссудной кассы:
На шароварах нет лампасов,
Пиджак задачный, котелок,
Атласной лентою обдатый…
Заезжий к выбранной им дате
Взимал процентами оброк.

Он через хутор в Усть-Хопёрскую
Станицу цокал пыльным шляхом.
И с выжженными солнцем вёрстами
Его кобыла быстро дряхла!
Заезжий в хутор – Мытник Лазарь.
Его бабьё узнало сразу
По рыжим скрученным усам…
Хитрющий прищур, лбишком узок,
Неповоротлив грузным пузом,
От коего страдал он сам!

Один сапог был на бок стоптанный,
Другим натёрт мозоль с монету.
В глазу монокль, на сердце хлопоты,
А впереди ещё пол-лета!»
Савельич смолк, встал, избоченясь,
Спустил «кильватер» по теченью
И с облегченьем снова сел!
Завис над Доном сонный коршун.
Вновь жита целую пригоршню
Забросил дед для карасей:

«Так вот! Вернусь к повествованию!
Дня три на хуторе жил Мытник.
Всегда вставал до свету раннего
И сам бельё стирал в корыте!
Просил яйцо на завтрак всмятку.
В обедах щи и куропатка
Съедались Лазарем за раз!
А перед сном при свечке блёклой,
Смотря в монокльные стёкла,
Читал тургеневский рассказ!

На день четвёртый в путь из хутора
Повозка тронулась с восходом.
Полнеба тучами укутано,
И быстро портилась погода.
Как будто с привязи дворняжкой,
Сорвался ливень, и в упряжке
Внезапно лопнула шлея!
В тот час разбухшая дорога
Изогнутым бараньим рогом
Упёрлась в жуткий Вилтов яр!

Спустилась ночь, и разом выспели
Вокруг шатры, кибитки, кони!
И хлыст цыганский звуком выстрела
Рассёк прижухшее Обдонье!
Смотря в монокль, промокший Лазарь
Не верил собственному глазу,
Но перед ним цвели костры,
Дрожали скрипки под смычками,
Точились лезвия о камень,
И танцевали три сестры!»

На месте этом вновь история,
Как молоко коровье, скисла!
Отцвёл сюжет степным лазориком,
Увяли дедовские мысли!
От скуки старыми руками
Савельич банку с червяками
Переворачивал, трусил:
«Нам, Вовка, нужно дать медали!
За зорю рыбы не видали!
И ждать её уж нету сил!»

Скрутились снасти. Снова к хутору
Поплыл баркас в глухом молчанье!
За пролетающими утками
Заегозилась стайка чаек.
Кайдал скотины плешаковской
Стекал мычащею полоской
С нытьём двухлетки-бугая
На водопой с речною пеной!
Как снова вдруг соседский тенор
Вернул меня на Вилтов яр:

«А там курительною трубкою
Седой Баро туманы выткал.
И пахла степь цыганской юбкою,
Вязались судьбы красной ниткой!
Искрой в гитарных переборах
Души скупой зажёгся порох,
И Лазарь разумом поплыл!
А босоногая Анфиска
Была, как счастье, очень близко,
И дикий в ней змеился пыл:

- Мэ тут камам! – цвели признания.
В ответ:
- Мэ тут камам, чаёри!
И разом Мытника сознание
Утопло, будто в Чёрном море!
Зачахли чары на рассвете,
А сны баюкал летний ветер,
И за ночь табор след свой скрыл!
Лишь в шароварах без лампасов
Храпел владелец ссудной кассы,
И тлели жалобно костры!

К полудню Мытник плешаковскими
Плетнями снова был примечен.
Кобыла дряхлая с повозкою
Ушла с цыганами далече!
Исчез монокль, усы побриты,
И лишь к знакомому корыту
Добрался стоптанный сапог!
С тех пор из хутора ни разу
Не выбирался Мытник Лазарь!
И здесь истории итог!»

Расстались хриплыми калитками
Мы, не прощаясь, по-английски!
Седым Баро туманы вытканы!
И босоногую Анфиску
Тайком хранил Савельич в сердце,
Как за невидимою дверцей,
На протяженье долгих лет!
А я, дурак, не понял сразу,
Что это он – тот Мытник Лазарь,
Мой дорогой с прибрёхом дед!