Леонард Коэн. Стихи и мысли

Из интернета

Леонардо Норман Коэн
Канада.
21.9.1934- 7.11.2016

Стихи в переводе
 

БУГИ-СТРИТ

о свет и тьма, я твой должник,
я думал, путь закрыт,
но поцелуй — и в тот же миг
я вновь на Буги-стрит.

вино и пара сигарет,
и все, зовет вокзал.
я выключил в прихожей свет,
я банджо в руки взял.
в час пик попробуй в пробку влезь
кто б ни был ты, пиит.
я тот, кто есть, и вот я здесь,
стою на Буги-стрит.

любовь моя, я до сих пор
взволнован чистотой
всех водопадов и озер,
что переплыл с тобой.
я тот, кто голову склоня,
пока ты спишь, не спит.
вот так ты сделала меня
мужчиной с Буги-стрит.

сюда, друзья мои, скорей,
без вас и тьма темней,
а здесь любовь — и та светлей,
мы растворимся в ней.
свод правил, список черных схем
на выходе висит,
но кто привел нас и зачем
сюда, на Буги-стрит?

 

НАПОМИНАЕТ БЛЮЗ

я видел страх и голод,
насилие и смерть,
пожар, пожравший город,
плоть продолжает тлеть.
кто не отвел бы взгляда
и вынес этот груз
трагизма, боли, яда,
похожего на блюз?

я прожил сотни жизней
от мысли к мысли здесь,
когда ж не станет мыслей,
умру и сам я весь.
щипцы, зажимы, плети,
палач вошел во вкус,
война, и гибнут дети
о Боже, что за блюз!..

был жар из сердца изгнан —
и гнили сгинул след.
отец сказал, я избран,
но мать сказала — нет.
я сам, по их рассказам,
поляк и белорус.
за ум заходит разум,
напоминает блюз.

ни ада нету ниже,
ни Бога выше нет, —
сказал профессор книжек,
знаток, авторитет.
но если пригласили
спастись, лютей искус:
я грешен, я не в силе
не слушать этот блюз.

 

АЛЛИЛУЙЯ

я слышал, тайный взят аккорд,
Господь был рад, Давид был горд,
но ты не любишь музыку такую.
тебе плевать, четыре, пять,
как звукам падать и взлетать
из губ царя, сливаясь в «аллилуйя».

и в раны ты влагал персты,
но от полночной красоты
ослеп и просто шел за ней вслепую.
сидишь на стуле, где твой трон?
одна она со всех сторон,
из губ твоих ворует аллилуйю.

считаешь, все слова не те
и тщетны в этой темноте,
мы, видно, говорим с тобой впустую.
неважно, слышишь или нет,
но в каждом слове бьется свет,
как сердце в теле, это аллилуйя.

я сделал все, что сделать мог,
с такой овцы хоть шерсти клок,
и я не тот, кто врет напропалую.
а если все пошло не так,
пред пастырем предстану наг,
и пусть из губ прольется аллилуйя.

 

ЭТО ЗНАЮТ ВСЕ

каждый знает, что все карты биты,
скрещенные пальцы не спасут,
голодны одни, другие сыты,
но и те и те пойдут под суд.
бой заснят, и вряд ли срок скостят,
жизнеутверждающе хрустят
кости в колесе,
это знают все.

знает экипаж, что в трюме пусто,
знают все, что капитан урод,
каждому знакомо это чувство,
будто их отец сейчас умрет.
все хотят ответа на вопрос,
все хотят конфет и алых роз
в утренней росе,
это знают все.

всем известно, ты моя невеста,
я влюблен, ты тоже влюблена,
ты верна мне, это всем известно,
ночь и даже две была верна.
скольким в темноте и на свету
ты свою являла наготу
во всей красе,
точно знают все.

каждый знает, вечен тот, кто ловок
скрыть, сколь далеко зашел за грань.
старый черный Джо таскает хлопок
с ночи до утра, и дело дрянь.
каждый знает, это не страшнее
бабочки на вашей толстой шее,
ленточки в косе,
это знают все.

знают все, Чума грядет некстати,
запасают хлеб, копают рвы,
но она и он в одной кровати –
только знак, что все давно мертвы.
тайные свидетели стоят,
не спускают глаз и копят яд
змеями в овсе,
это знают все.

ты в беде, об этом знает каждый,
знает каждый о твоем пути:
здесь, где в Малибу ты мучим жаждой,
там, где на кресте ты во плоти.
посмотри вокруг в последний раз
прежде, чем все скроется из глаз,
ты теперь везде,
это знают все.

.......................



Как туман вошел в листву
рощи на холме
так и я в тебе живу,
как и ты — во мне.

Ветер ястребу родня.
Даже не любя,
будем помнить: ты — меня,
как и я — тебя.

И когда откроет дверь
ночь тебе во тьму,
где нет звёзд, — и мне, поверь,
звёзды ни к чему.

   
Поэзия — приговор, не профессия.

 аааааааааааааааааа
 
Я еврей. Я из этих уродцев,
Что танцуют в грязи в белоснежных чулках.
Кривоногий, нелепый, как жаба в шелках
Чародей, отравитель колодцев

Я еврей. Но могу стать марраном
и визжать — о mi padre, я подлый Иуда
смойте кровью моею все буквы Талмуда
Нам убийцам Христа расплатиться пора нам

Впрочем даже с крестом я останусь пархатым
Паразитом на теле большого народа
И причиной любого раздрая разброда
Ненавистен и плебсу и аристократам
 ...
Танцуй со мной до конца любви
Веди меня в танце к своей красоте
Под горящую скрипку,
Танцуй со мной сквозь страх,
Пока я не окажусь в безопасности,
Приподними меня, как оливковую ветвь,
И будь для меня голубкой, возвращающей меня домой,
Танцуй со мной до конца любви,
Танцуй со мной до конца любви

О, дай мне увидеть твою красоту,
Когда уйдут свидетели,
Позволь почувствовать твои движения,
Как это делают в Вавилоне,
Медленно покажи мне то,

 

Поэзия — это доказательство жизни,
если твоя жизнь пылает.


Я твой мужчина
Любовника захочешь,
Будет всё, о чём попросишь.
Но если ты другой любви захочешь,
Меня ты не увидишь.
Друг будет нужен, тебе я руку протяну.
А будешь в гневе, можешь оттолкнуть.
Иди сюда,
Я твой мужчина.

 
Я знаю, что где-то есть око, которое наблюдает за каждым из нас…
И есть суд, который когда-нибудь взвесит всё, что мы делаем…

 
С семи до одиннадцати — это большой кусок жизни, полный притупления и забытья. В этом возрасте мы постепенно теряем дар общения с животными, а птицы перестают садиться на наши подоконники, чтобы поболтать. Постепенно наши глаза привыкают к тому, что видят, и начинают оберегать нас от чуда.
 
Дилан спросил меня, сколько времени ушло на написание Hallelujah. Я сказал: «Практически два года». Когда я спросил его, сколько у него ушло времени на I And I, он сказал: «Практически 15 минут»… Самое смешное в том, что я соврал. На самом деле на Hallelujah ушло почти пять лет. Конечно, и он соврал. У него, наверное, ушло минут десять