Мистерия Новогодняя

«Год благословенный»



В метель порывалась нездешняя тьма,
впитаться неслась в застекленные норы.
Зима понемногу сходила с ума,
как пар, выдыхая светящийся город.

Я видел, и все превращалось, чадя,
в лицо моё, грудь мою, голос и кожу.
Можно было глядеть на меня
и видеть то же!..

Я жадно глодал зеркал семена,
Кастальские воды и голод Пегаса,
не ждал, но играл сам себя допоздна,
до этого самого часа.

Вдруг черною розой раздался бетон
и лопнули ампулы сути предметов,
свет зыбко сгустился в вискозу времен
и замерло намертво облако ветра.

Стачка времени! Черная дыра сачка!
- Когда же мне быть без оглядки на слово?!
И дьявол, вывернувшись из капли зрачка,
мне скучно предрек:
                - В половину второго…

- Зачем – половину? Второго – чего?
Стропилом вопроса обрушилось горло
- Значение сказанного слегка темно,
зато в нем – всего поровну, -

мой гость отозвался и глянул вокруг.
- Метаморфозите, значит… Заб-а-а-авно…
- Нет, - я вспылил. – Генерирую мух,
хотя и это – не главное…

- Мух – мук… Моль – слов…
Знаю: «скрипка вены», «саксофон-позвоночник»,
«динамика уха» - надоевший плов.
Точка!..

- Где точка? – я вскричал,
пролетая сквозь вечность копьем крика.
- Где она? Ведь опять – переполненный зал
и мой выход!..

- Да вот! –
                у меня стало ало в глазах:
В черной призме алмазного эха
небо срасталось с землей. На весах
произрастали эпохи смехов,

дробились камни лиц
                и зачиналась кровь,
подаянья просили золотые шеренги
                колокольного звона,
плавно скользили туманами музы оков,
вдруг – тень яблочной кроны!

- Это! – я рвал остриё из руки.
- Это! – оно уже мной пропиталось,
                не поддавалось.
- Мне мало строки!
- Какая жалость! –

сказал и закушал геенной огненной чай.
- Эта надежда случайна в нашем реестре.
Но не советую обращаться в рай.
Там нынче – одни утопленники блаженства. –

- Как же вы? – я спросил.
- Да всё то же – тленье распад,
глухомань да тоска, конкуренция… растакая!
- Что же мне делать? – спросил я, уже понимая.
- Возвращайтесь назад, -

в эту комнату.
Боже! Всего плюс десять!
Лета томов, плазма экрана. В вазе –
дыханье гвоздики, а на столе – месиво
глинной, стекольной, плотской,
                мозговой грязи…

- Будьте Сизифом юности.
Будьте Сальери
ступеней, сомнений, ветвей, площадей…
И тогда…
- Но когда – в пол второго?
Открывая в беспочвенность двери,
черт благословил
в мрак кромешный просачиваясь:

- Всегда!..

1991

*** ***