Листва родства

Встаёт в долинах дым тумана
С горячих пажитей земли.
Неудержимым караваном
Летят крестами журавли.
В домах в бочонки и кувшины,
На свадьбы, проводы, крестины,
Сливают старое вино,
Пекут хлеба, и, заодно,
Трудов залечивают раны,
И с Богом тихо говорят.
Лесов притихшие поляны
Лампадным золотом горят.
Горят и, грея мрак низинный,
По-пёсьи тянутся к рукам,
А ты идешь к своей вершине,
К её сверкающим снегам.
Идешь по слову Заратустры,
Не вспоминая о былом.
Дорога шелестом и хрустом
Скулит в тумане восковом;
Скулит, как в дни сорокоуста
Душа, подмятая листва;
Скулит с невыразимым чувством
Ещё живого существа.

За облака простерлась высь,
А он стоял ещё на тверди
Свободным, как свободна мысль
Земли, не знающая смерти.
Внизу намасленным блином
Дымились сытые селенья:
Вино давили за вином
До ломоты, до посиненья,
Девчонок крали в полутьме,
В ущельях кровников смиряли,
И, пряча золото в суме,
Трусливо смерти поджидали.
И только на заглавьях гор
Земля и небо совпадали,
Неискушаемый простор
Враждой начал не нарушали.

Но вот из дальних облаков,
Чуть розовея в свете раннем,
Открылась шапкою снегов
Вершина выше и желанней.
И гор окрестный частокол
Стоял предгорьем у вершины,
Глядя в туманные долины,
Парил орёл...

Заплачет матушка над сыном,
Узная сына по глазам.
Земли  не вычерпать «вершинам»,
Листвы не вытоптать ногам.

Всё в мире обладает чувством,
Связуя нас листвой родства.
Втопчи её, и станет пусто -
Ни дерева, ни божества.

1987-1989 гг.

Представлены по краям полотна Николая Рериха, по середине Каспара-Давида Фридриха.