Сочельник

Опускается занавес над недосмотренным сном.
В зале слышно молчанье господ и шушуканье черни.
Смутный год завершается. За хладнокровным окном –
Равнодушный сочельник.

Одичалый трамвай, дребезжа, ковыляет в депо,
К человеческим радостям, бедам и снам равнодушен.
Роем мчатся к витринам, жужжат, закупая добро,
Жесткокрылые души.

Голодающий кактус таращит глаза в уголке –
Мол, не я виноват, это жизнь сволочная такая.
И моя табуретка, набычившись, в грязный паркет
Снова корни пускает.

Я, счастливый Сизиф, одинокий жилец тесноты,
Шел по краю всю жизнь и теперь, обнаружившись в центре,
Говорю с мирозданьем, веками и Богом на «ты»
В однокомнатной церкви.

Вижу бурю в пустыне, вертеп, пастухов и волхвов,
К новой эре истории мчащихся по бездорожью,
Чтоб украсить бессмыслицу – вечную тщетность всего –
Новой яркою ложью.

Я не верю в добро, но мне влом тиражировать ложь.
Просто гадко все то прославлять, что и высмеешь ты же.
И не хочешь болтать ни о чем, и молчишь, и живешь
Этой вдумчивой тишью.

Это кризис взросления, это такая судьба,
Это трезвая зрелость, и хренушки справишься с нею.
Надо просто уметь, молча перерастая себя,
Становиться сильнее.

Молодая луна над трубой вдохновенно слепа.
За окном дымный город лежит головою на блюде.
Я пытаюсь развеяться и, выходя из себя,
Выхожу неожиданно в люди.

А в людях веселей – все не так, все не там, все не те.
Небо снежным потопом весь лоск с человечества смыло.
Мне досталось в удел – в равнодушном квадратном Нигде
Обретение смысла.

Знать, такая судьба, – говорить в пустоту ни о чем,
Получая стабильные аплодисменты по роже,
Плакать клюквенной кровью и драться картонным мечом
На потеху прохожим.