Одиссей и Циклоп

Тоска о доме и родных потерях,
Боль вызывает в мудром сердце:
Закроешь камнем к себе двери,
И не подпустишь чужеземца.

Но тот, кто с хитростью вошёл,
Уйдёт с бедою в голове:
Богов проклятье приобрёл,
Друзей оставив на столе.

Пришвартовав триремы на песке,
Костёр во тьме их разгорался:
В нём каждый спутник налегке,
Объятьям Гипноса поддался.

Но там, где Гипнос правит,
Там брат его сухой блуждает,
И спящих смирно поджидает,
Когда – Никто о нём не знает.

Проснулся Одиссей в поту,
И Эос разбудила по утру.
Лугов, полей немыслимые дали -
Красот Ахейцы тех не знали.

Но, чтобы не было крови,
Киконов участи недавней:
Осады переживших дни,
Собрал двенадцать славных.

И двинулись они в чертоги великана,
Надеясь стать гостями без изъяна.

Пришёл к нему с вином и мехом:
Вино забрал он у Киконов,
Разрушив город их со смехом,
Раздев их женщин без законов.

С дарами мрачными к пещере,
Что за лугами и полями:
Войдут герои, не стуча во двери,
В проход широкий меж горами.

Где жил в покое великан,
Барашков пас он по утрам,
А вечером доил он стадо,
Что Одиссею стало надо.

Чтобы друзей своих кормить,
И трюм трирем сполна забить,
Чтобы к любимой плыть во злате,
Чтоб мех был на её кровати.

Но если вдруг хозяин с силой -
С дарами прибыл он учтивый.

Дом пуст, пещера та прохладна,
А на столе лишь заготовки сыра:
Барашки и козлята тихо, славно,
В углу толпятся своём смирно.

На стол разлита простокваша,
Подумал мудрый Одиссей:
«Возможно, тут мечта вся наша,
И в торг смогу я у свечей.

Не брать же грабежом,
Как брал Киконов город?
А сторговаться бы с умом
С Гигантом – будет повод!»

Барашка сдал он в жертву,
Мудрый и могучий Одиссей,
Свеча потухнет и нет света,
Циклоп прибудет для гостей.

Пригнав козлят всё стадо с поля,
Задвинет вход он валуном:
Живущий рядом, редко спорит -
Характер скверный перед сном.

Блистает он Титана силой,
И ночь предстанет ярким днём:
В свечах теней, доя ленивых,
Задаст вопрос он словно гром.

«Откуда странников здесь ноги?
Кто Вас послал в мои чертоги:
Двухглазых, бледных и убогих?
Какие беды учинили,
Зачем ко мне себя явили?»

Затрясся мудрый царь Итаки,
Но взяв слова перед Циклопом,
Промолвил, что герой и всякий,
Кто с ним стоит – стоял у Трои.

«Героем каждый был и словом,
Ни раз был дружбой скован.
Где меч и щит в бою гремел,
В бою был лучшим, был он смел!»

Гигантская рука к ним потянулась,
Двоих схватила, черепа сломав:
Остатки в чрево заглотнулись,
И одноглазый повалился спать.

Ошеломлённый от испуга,
Итаки царь решает одолеть:
Чудовище, что храпом будит,
Пасущихся - своих коз, овец.

Меч бронзы рад бы был вонзить,
В Циклопа печень, в его сон:
Но гибель бы пришлось испить –
У входа камень не подвинет он.

«Паллада, мудрая Афина,
Дай знак как победить чудовище»:
Луч света указал в дубину,
На смерть идущих – то сокровище.

Мечами отточив кол острый,
Его обуглив у костра,
И спрятав, встали просто,
Гиганта ждать без сна
Но тот, вкусивши плоть людскую,
Задвинувши врата пред ним,
Ждал вечера, где он, в слепую,
Откусит головы без лишних сил.

В охапку взял он пару братьев,
И разгрызая, он услышал рёв:
«Зачем жуёшь ты без понятья,
И почем вином не заливаешь рот?

Вином чудесным, как дары:
Были к тебе припасены.

Корабль мой разбит о скалы:
Мы путниками просто стали.
Ослабь свой неуёмный жар,
Будь милосерден – вот мой дар!»

Вино преподнесли ему,
Оставшиеся войны по неволи,
Циклоп сказал тогда царю:
- Бокал мой до краёв наполни,
И я сожру тебя не в этом дню.

Бокал наполнил Полифема,
Тот на закуску съел двоих:
Но Одиссей пред ним, смелея,
Откроет имя, рассмешив:

«Никто» - меня зовёт команда,
Которых жрёшь ты беспощадно!»

Так Дионис ворвался в разум:
Ему не важен прав ли человек,
Он дух иль Бог, и без приказа,
Проник он в Полифема в миг.

Циклоп уснул, достали кол
Оставшиеся, в глаз воткнули.
Ревел он и кричал во двор:
«Никто!» - меня тут обманули!

Плечами все соседи тут пожали,
Оставили ослепшего и в горе,
И камень сдвинул, и о чём мечтали
Два шага – были бы на воле!

Но мудрым царь был Одиссей,
Циклоп стоял тогда у двери:
Он привязал своих парней,
Под брюхом, как очнутся звери.

Богиней Эос рано утром,
Пастись идут меж рук Циклопа:
Он гладит их любя, не грубо,
Но он не трогает их брюхо.

Так выбрался герой из плена:
С овцой он прибыл к кораблям,
Её заклал для Зевса веры,
Слепого он дразнил, броня.

Отцу молился Полифем:
Бросаясь камнем в Одиссея,
Волной гнев отыскал трирем,
Но в день тот были все храбрее.

Царя восславят средь поэм,
Не зная будущего бури.
Триремы распадутся в тлен:
Один все беды он минует.

Тоска о доме и родных потерях,
Пылает в ослепленном сердце:
Закроешь камнем к себе двери,
И больше не увидишь чужеземца!