С. Кирсанов Зеркала. Оратория С. Коханого и друзей

    Как у меня родилась идея озвучить музыкально поэму Семёна Исааковича Кирсанова «ЗЕРКАЛА»?
Эта идея возникла не у меня, она возникла у других людей, молодых людей, не считая Владимира Боровинского, кто сам параллельно задумал создать ещё в 70-е прошлого века музыкальные «Зеркала» на поэму нашего выдающегося поэта Кирсанова, кто, так же, как и ранее – Владимир Маяковский , экспериментировал с ритмом в поэтическом слове.
  Идея возникла в драмкружке Дворца пионеров и школьников  г.Свердловска в самом конце семидесятых годов прошлого века.
Уже давно бывшая выпускница драмкружка - Вика Володарская рассказала, как они, юные горячие сердца, желали сделать спектакль на поэму под музыкальное сопровождение ВИА. У них ранее был один музыкальный – это точно, с участием ВИА Дворца. Но что-то не пошло с этими Зеркалами во Дворце. Не знаю, почему.
Наверное, кто-то из руководства зарубил – не детская это тема.
Спустя несколько лет, познакомившись со мной и рассказав мне об этой истории, Вика собственноручно напечатала на печатной машинке мне весь текст поэмы, взяв книгу с ней из университетской библиотеки, где она тогда училась и работала.
Я был под впечатлением, какие прям рок музыкальные строки написал под конец своей жизни поэт и фронтовик Семён Кирсанов.
А тема какая поэмы?
Мистика.
Сегодня это дело можно назвать и фэнтези, какая разница – это плод разумного воображения, переходящих за рамки человеческого сознания. Даже физическая формула представлена!
Мол вот, смотрите, пожалуйста – можно листать зеркало, как книгу.
Очень интересно.
Но идея автора гораздо выше, чем просто фантастика.
Каждый человек и того времени, и сегодняшнего понимает, что нет памяти у реальных стёкол с отражающей поверхностью амальгамой.
Автор имел в виду – это без сомнения – вездесущие глаза и память Бога Живого.
У нас и видимый мир весьма сложен, куда сложней невидимый, что за гранью.
Поэтому не стоит погружаться туда, куда нас не звали.
И вывод прост, как заповедь Нового Завета – возлюби Господа всем сердцем твоим и ближнего, как себя – нечего тебе бояться зеркал и других отражений, раз ты поверил Христу.
Коль так, то и с ушедшей в мир иной, любимой ты встретишься в своё время, так как Иисус обещал тебе жизнь вечную без боли и слёз…
Это я сейчас понимаю, достигнув почти 60-летнего возраста.
Тогда мне, по сути мальчугану, просто хотелось творить - и всё. Ещё в 1982м году у меня родились несколько мелодий на первые части поэмы, я даже их пел ребятам сослуживцам в армии, было дело.
Потом большой перерыв, лишь в 1998-м году я серьёзно засел за музыкальный материал. Он был почти готов. Мы даже обговаривали запись на студии НП Виктора Зайцева у нас, в Екатеринбурге.
Но опять что-то не сложилось.

И вот, лишь заимев удобный планшет iPad с удобной муз программой, я серьёзно занялся записью на носитель оратории ЗЕРКАЛА осенью 2021г. Ровно через год работа была закончена.
Несколько четверостиший мною были спеты в другом порядке в пользу музыки.
И несколько слов было не спето из поэмы, так как не открылся рот петь о ленинской "Искре" и барачном сборе коммунистов. О Ленине и коммунизме я напелся ещё в прошлом веке на всяких пионерских собраниях.
Подозреваю, это лишь мой домысел - слова упоминания о В.И.Ленине были написаны поэтом с одной лишь целью - скорейшей публикацией поэмы...
В произведении звучат также фрагменты фонограмм из аудио Библии, голоса выдающихся людей Российской Империи, СССР и России, и другое.
На этом можно было бы и закончить, но хочу поблагодарить сердечно всех моих друзей музыкантов, кто принял участие не только в исполнении, но и сочинении музыкальных тем к оратории: Константина Лелюхина, Сергея Подкустова, Аню Сулицину, Велислава Зуева, Марину Игнатову, Александра Коршунова и Александра Кирдяшкина, Андрея Ившина.
Все от души помогли мне безвозмездно, хотя это и логично – не предполагалось из результата работы выполнить что-то коммерческое. Файл с ораторией был просто опубликован мной там, куда мне хотелось его залить.
Незначительная редакция была сделана год спустя, в 2023г – я добавил некоторые высказывания голосами весьма выдающихся людей.
Вот ссылка    https://disk.yandex.ru/d/F413ovcCIptYeQ   , откуда вы, кто читает данный материал, можете скачать себе ораторию, хотя она есть  онлайн на Ютуб,Рутуб, Яндекс Дзен и др.

Конечно, спасибо великое Вике Володарской, без неё у меня ничего бы здесь не началось.
Спасибо старшему моему брату Владимиру за поддержку, жаль, что он так и не сыграл и не спел ни одной нотки здесь...
Спасибо Настеньке - музе моей.
И, конечно, спасибо большое тебе, дорогой читатель!
Всем здоровья и интереса жить!
Друзья, вы знаете русский язык - это здорово.
Идёт война с нечистью, пора её заканчивать и жить дальше с обновлённым сердцем.
За нашу победу!
С уважением, С.Коханый
21 декабря 2024г.

«ЗЕРКАЛА» оратория Сергея Коханого на слова одноимённой поэмы Семёна Кирсанова:

01. Вступление (0:00-0:45)
02. Создателю (0:45-4:16)
03. Екклесиаст 12:14 (4:16-4:41)
04. Зеркала – часть 1 (4:41-8:24)
05. Хрустальный альбом (8:24-10:50)
06. В зеркалах не исчезают (10:50-13:46)
07. Слой (13:46-17:33)
08. Я жду (17:33-17:45)
09. В серебряной овальной раме (17:45-18:58)
10. Гостям  казалось (18:58-20:24)
11. Поколение, не забудьте(20:25-21:00)
12. Гримаса боли (21:00-22:19)
13. К итогу (22:19-24:51)
14. Трещина (24:51-26:07)
15. Всё это в прошлом (26:07-29:19)
16. Когда ты со мной (29:19-29:25)
17. Ни на одной из планет (29:25-33:25)
18. Сдайте оружие! (33:25-33:54)
19. Последняя минута (33:54-35:10)
20. Всё в нашей власти (35:10-37:57)
21. Путь  испытателя  крут  (37:57-40:43)
22. Покроет  серебристый  иней (40:43-44:58)
23. Прежнее столетие (44:58-46:42)
24. А тебя почему-то давно нет (46:42-52:14)
25. 2 Коринфянам 3:18 (52:14-52:38)
26. А может быть (52:38-55:35)
27. Стой (55:35-57:43)
28. Зеркала – часть 2 (57:43-59:43)
29. Семь снов (59:43-63:56)
30. И конец (63:56-65:09)
31. До свидания, господа (65:09-65:19)


Музыка Сергея Коханого и его друзей:
7- музыка и исполнение композиции – Велислав Зуев
24, 27 – музыка и исполнение композиций – Константин Лелюхин
17 - музыка и исполнение композиции – Константин Лелюхин, Сергей Коханый

В работе над записью участвовали:
Сергей Подкустов – бас гитара (2,4,6)
Анна Сулицына – вокал (15, 23, 26)
Хор(6): Сергей Подкустов, Анна Сулицына, Александр Коршунов,
               Андрей Ившин, Александр Кирдяшкин
Марина Игнатова – фраза продавщицы антикварного магазина (19)
Сергей Коханый - остальной труд .


Использованы материалы :
3,25 – аудио библия
8 – голос Иннокентия Смоктуновского – фраза из Х/Ф «Зеркало», реж. Андрей Тарковский
11 – отрывок песни уличной исполнительницы из Новосибирска
13 – православный хор из звуковой дорожки к Д/Ф «Троице-Сергиева Лавра» Киновидеообъединения «Крупный план»1992г.
16  –  голос Татьяны Самойловой – фраза Х/Ф «Летят журавли», реж. Михаил Калатозов
18 – голос  Владимира Соловьёва – фраза из его авторской программы от 28 июня 2022г.
27 – фрагменты из Ancient Fantasy Medieval Celtic ACapella Female Vocal
29 – слышны голоса некоторых выдающихся людей разных времён в последовательности:
Александр III
Николай II
Иван Бунин
Александр Блок
Николай Гумилёв
Анна Ахматова
Максимилиан Волошин
Сергей Есенин
Владимир Маяковский
Осип Мандельштам
Максим Горький
Ленин
Сталин
Хрущёв
Гагарин
Брежнев
Семён Кирсанов
Путин
Павел Кадочников
Никита Михалков
Николай II
И отрывок песни Юрия Антонова «Зеркало» в исполнении автора
31 – голос Александра III: «…Вы меня застали врасплох и - конец. До свидания, господа».

Запись :  сентябрь 2021 г.  –  август 2022г.
Дополнение и редакция – 17 декабря 2023 г.
         
Огромное спасибо всем, кто прямо или косвенно участвовали в создании записи оратории.
Спасибо всем, кто прослушал «Зеркала».
С уважением и наилучшими пожеланиями - Сергей Коханый.





Семён Кирсанов

ЗЕРКАЛА

Зеркала —
      на стене.
Зеркала —
      на столе.
У тебя в портмоне,
в антикварном старье.

Не гляди!
      Отвернись!
Это мир под ключом.
В блеск граненых границ
кто вошел — заключен.

Койка с кучей тряпья,
тронный зал короля —
всё в себя,
      всё в себя
занесли зеркала.

Руку
   ты подняла,
косу
    ты заплела —
навсегда,
      навсегда
скрыли их зеркала.

Смотрят два близнеца,
друг за другом следя.
По ночам —
         без лица,
помутнев как слюда,

смутно чувствуют:
             дверь,
кресла,
      угол стола,—
пустота!
      Но не верь:
не пусты зеркала!

Никакой ретушер
не подменит лица,
кто вошел —
        тот вошел
жить в стекле без конца.

Жизни
    точный двойник,
верно преданный ей,
крепко держит
            тайник
наших подлинных дней.

Кто ушел —
         тот ушел.
Время в раму втекло.
Прячет ключ хорошо
это злое стекло.

Даже взгляд,
          и кивок,
и бровей два крыла —
ничего!
      Никого
не вернут заркала!—

Сколько раз я тебя убеждал: не смотри в зеркала так часто!
Ведь оно, это злое зеркало, отнимает часть твоих глаз
и снимает с тебя тонкий слой драгоценных молекул розовой кожи.
И опять всё то же. Ты все тоньше. Пять ничтожных секунд протекло,
и бескровно какая-то доля микрона перешла с тебя на стекло и легла
в его радужной толще. А стекло — незаметно, но толще.
День за днем оно отнимает что-то у личика, и зато увеличиваются
 его семицветные грани. Но, может, в стекле ты сохранней?
И оно как хрустальный альбом с миллионом незримо напластанных снимков,
 где то в голубом, то в зеленом приближаешься или отдаляешься ты?
Там хранятся все твои рты, улыбающиеся или удивляющиеся.
Все твои пальцы и плечи — разные утром и вечером,
когда свет от лампы кладет на тебя свои желтые лапы...
И все же начала ты убывать. Зачем же себя убивать?
 Не сразу, не быстро, но верь: отражения — это убийства, похищения нас.
 Как в кино, каждый час ты все больше в зеркальном своем медальоне и
все меньше во мне, отдаленней... Но —

в зеркалах не исчезают
ничьи глаза,
          ничьи черты.
Они не могут знать,
                не знают
неотраженной пустоты.

На амальгаме
          от рожденья
хранят тончайшие слои
бесчисленные отраженья
как наблюдения свои.

Так
  хлорвиниловая лента
и намагниченная нить
беседы наши,
          споры,
             сплетни,
подслушав,
        может сохранить.

И с зеркалами
          так бывает...
(Как бы свидетель не возник!)
Их где-то, может, разбивают,
чтоб правду выкрошить из них?

Метет история осколки
и крошки битого стекла,
чтоб в галереях
          в позах стольких
ложь фигурировать могла.

Но живопись —
          и та свидетель.
Сорвать со стен ее,
                стащить!
Вдруг,
     как у Гоголя в «Портрете»,
из рамы взглянет ростовщик?

...В серебряной овальной раме
висит старинное одно,—
на свадьбе
         и в дальнейшей драме
присутствовало и оно.

За пестрой и случайной сменой
сцен и картин
          не уследить.
Но за историей семейной
оно не может
          не следить.

Каренина —
          или другая,
Дориан Грей —
          или иной,—
свидетель в раме,
            наблюдая,
всегда стоял за их спиной.

Гостям казалось:
          все на месте,
стол с серебром на шесть персон.
Десятилетья
          в том семействе
шли, как счастливый, легкий сон.

Но дело в том,
          что эта чинность
в глаза бесстыдно нам лгала.
Жизнь
    притворяться
            наловчилась,
а правду
       знали зеркала.

К гостям —
       в обычной милой роли,
к нему —
       с улыбкой,
              как жена,
но к зеркалу —
            гримаса боли
не раз была обращена.

К итогу замкнутого быта
в час панихиды мы придем.
Но умерла
      или убита —
кто выяснит,—
            каким путем?

И как он выглядит,
               преступник
(с платком на время похорон),
кто знает,
       чем он вас пристукнет:
обидой,
     лаской,
          топором?

Но трещина,
        изломом призмы
рассекшая овал стекла,
как подпись
     очевидца жизни
минувшее пересекла.

И тускло отражались веки
в двуглавых зеркальцах монет.
Все это
      спрятано навеки...
Навеки, думаете?
               Нет!—

Все это в прошлом, прочно забытом. Время его истекло.
И зеркало гаснет в чулане забитом. Но вот что:
тебя у меня отнимает стекло. Нас подло крадут отражения.
Разве в этой витрине не ты? Разве вон в том витраже не я?
Разве окно не украло твои черты, не вложило в прозрачную книгу?
 Довольно мелькнуть секунде, ничтожному мигу — и вновь слистали тебя.
 Окна моют в апрельскую оттепель, — переплеты прозрачных книг.
Что в них хранится? И дома — это ведь библиотеки,
где двойник на каждой странице: то идет, то поник.
Это страшно, поверь! Каждая дверь смеет иметь свою тень.
 Тысячи стен обладают тобою. Оркестр на концерте тебя отражает
 каждою медной и никелевой трубою. Столовый нож, как сабля наголо,
 нагло сечет твой рот! Все тебя здесь берет — и когда-нибудь отберет
 навеки. И такую, как ты, уже не найдешь ни на одной из планет. Как это было мною сказано?—
«И тускло отражались веки в двуглавых зеркальцах монет.
 Все это спрятано навеки... Навеки, думаете? Нет!»

Все в нашей власти,
          в нашей власти.
И в антикварный магазин
Войдет магнитофонный мастер,
Себя при входе отразив.
 
Он изучал строенье трещин,
Он догадался, как постичь
Мир отражений, засекреченный
В слоях невидимых частиц.

Там — среди редкостей витрины,
Фарфора, хрусталя, колец —
Заметит он овал старинный,
Вглядится, вспомнит наконец

Пятно, затерянное в детстве,
Завещанное кисеей,
Где, как пропавшая без вести,
Она исчезла...

Где ж ее глаза, открывшиеся утром
 (но их закрыть не преминут),
 и где последняя минута,
где предыдущих пять минут?

Ему тогда сказали: — Выйди!—
И повторили: — Выйди прочь!—
Кто ж, кроме зеркала, увидел
то, что случилось в эту ночь?

 — С изъяном зеркальце, учтите.
— А, с трещиной... Предупрежден.
— Вы редкости, я вижу, чтите...
Домой, под проливным дождем

домой, где начат трудный опыт,
где блики в комнате парят,
где ждет, как многоглазый робот,
с рентгеном схожий аппарат;

где, зайчиком отбросив солнце,
всю душу опыту отдаст
живущий в вечном эдисонстве
и одиночестве — фантаст.

— Но путь испытателя крут,
особенно если беретесь за еще не изведанный труд.
Сначала — гипотеза, нить... Но не бойтесь гипотез!
Лучше жить в постоянных ушибах, спотыкаясь, ища...
 Но однажды сквозь мусор ошибок выглянет ключ.
Возможно, что луч, ложась на стекло под углом,
придает составным особый уклон, и частицы встают,
как иглы ежа: каждая — снимок, колючий начес световых невидимок.
 Верно ли? Спорно ли? Просто, как в формуле:

      n2 = 1 + (4 pi N e2)/K ?

(Эн квадрат равняется единице плюс дробь,
 где числитель четыре пи эн е квадрат, а знаменатель некое К?)
Но цель еще далека, а стекло безответно и гладко.
 Но уже шевелится догадка! Что, если выпрямить иглы частиц,
 возвратить, воскресить отражение? Я на верном пути!
 Так идти — от решения к решению, ни за что не назад!
 Нити лазеров скрещиваются и скользят.
 Вот уже что-то мерещится! —

Покроет
      серебристый иней
поверхность света и теней,
пучки
    могущественных линий
заставит он скользить по ней.

Еще туманно,
      непонятно,
но калька первая снята,
сейчас начнут
      смещаться пятна,
возникнут тени и цвета,

И — неудачами
            не сломлен,
в таинственнейшей темноте
он осторожно,
         слой за слоем,
начнет снимать виденья те,

которым не было возврата,
и, зеркало
         зачаровав,
заставит возвращаться к завтра
давно прошедшее вчера!

Границы тайны расступаются,
как в сказке «Отворись, Сезам!».
Смотрите, видите?
           Вот — пальцы,
к глазам прижатые,
              к слезам.

Вот — женское лицо померкло
измученностью бледных щек,
а зеркало —
      мгновенно, мельком
взгляд ненавидящий обжег.

Спиною к зеркалу
             вас любят,
вас чтут,
      а к зеркалу лицом
ждут вашей гибели,
               и губят,
и душат золотым кольцом.

Он видит мальчика в овале,
себя он вспомнил самого,
как с ним возились,
               целовали
спиною к зеркалу — его.

Лицом к нему —
            во всем помеха,
но как избавиться,
               как сбыть?
И вновь видение померкло.
Рука с постели просит пить...

Но мы не будем увлекаться
сюжетом детективных книг,
а что дадут
        вместо лекарства —
овал покажет через миг...

И вдруг на воскрешенной ртути
мольба уже ослабших рук
                и стон:
— Убейте, четвертуйте,
дитя оставьте жить!—
                И вдруг,

как будто нет другого средства —
не отражать!—
            сорвется вниз,
ударится звенящем сердцем
об угол зеркало...
              И жизнь

в бесчисленных зловещих сценах
себя
   недаром заперла!
Тут был не дом,
            тут был застенок,—
и это знали зеркала.

Все вышло!
      С неизбежной смертью
угроз, усмешек, слез, зевот —
ушло
  все прежнее столетье!
А отраженье —
            вот —
                живет...

На улице темно,
            ненастно,
нет солнца в тусклой вышине.
Отвозят
      бедного фантаста
в дом на Матросской Тишине.—

А тебя давно почему-то нет. Но разве жалоба зеркало тронет?
 В какой же витрине тонет твой медленный шаг, твои серьги в ушах,
 твой платочек, наброшенный на голову?
И экрану киношному, наглому дано право и власть тебя отобрать
 из других и вобрать. А меня обобрать, обокрасть.
И у блеска гранитных камней есть такое же право.
Право, нет, ты уже не вернешься ко мне, как прежде, любя.
 Безнадежная бездна, какой ты подверглась!
Фары машин, как желтые половцы, взяли тебя в полон.
 Полированная поверхность колонн обвела тебя вокруг себя.
 Не судьба мне с тобою встретиться.
Но осталось еще на столе карманное зеркальце, где твое сверкало лицо,
 где клубилась волос твоих путаница.
 Зеркальный кружок из-под пудреницы меньше кофейного блюдца.
 В нем еще твои губы смеются, мутный еще от дыханья,
 пахнет твоими духами, руками твоими согрет!
Но секрет отражений ведь найден. Тот фантаст оказался прав:
 сколько вынуто было зеркал из оправ и разгадано!
 Значит, можно по слоику на день тебя себе возвращать,
 хоть по глазу, по рту, по витку со лба, какой перед зеркальцем свесился.
 Слоик снял — и ты смотришь так весело!
Снял еще — слезы льются со щек. Что случилось тогда, когда слезы?
 Серьезное что-то? Ты угрюма — с чего? Вдруг взглянула задумчиво.
 Снял еще — ты меня будто любишь.
 А сейчас выжимаешь из тубы белую пасту на щетку.
 Вот рисуешь себе сердцевидные губы и лицо освежаешь пушком.
 Можно жить и с зеркальным кружком, если полностью нету.
 Так, возьмешь безделицу эту — и она с тобой может быть... —

А может быть,
          пещеры,
                скалы,
дворцы Венеций и Гренад,
жизнь,
   что историки искали,
в себе,
      как стенопись,
                хранят?

Быть может,
      сохранили стены
для нас,
      для будущих времен,
на острове Святой Елены
как умирал Наполеон?

И в крепости Петра и Павла,
где смертник ночь провел без сна,
ничто для правды
               не пропало,
и расшифровки ждет стена?

А «Искры» ленинской
                страница
засняла между строк своих
над ней
      склонившиеся лица
в их выражениях живых?

Как знать?
      Окно дворца Растрелли
еще свидетелем стоит
январским утром
            при расстреле?

А может быть,
      как сцены битв
вокруг Траяновой колонны —
картины стачек и труда
и Красной гвардии колонны
несет
      фабричная труба?

И может быть,
      в одной из комнат
не в силах потолок забыть,
что Маяковский в пальцах комкал,
что повторял?..
          И может быть,

валун в пустыне каменистой,
куда под стражей шли долбить,—
партсбор барачных коммунистов
запечатлел?..
           И может быть,

на стеклах дачи подмосковной
свой френч застегивает тень
того,
   чей взгляд беспрекословный
тревожит память
             по сей день?

Но, может,
       и подземный митинг
прочнее росписей стенных
еще живет под гром зениток
на арках мраморно-стальных?

Все может быть!..
           Пора открытий
не кончилась.
         Хотите скрыть
от отражений суть событий,—
зеркал побойтесь,
           не смотрите:
они способны все открыть.—

Стой, застынь, не сходи со стекла, умоляю!
 Как ты стала мала и тускла!
 Часть лица начинает коверкаться.
 Кончились отражения зеркальца
— оно прочтено до конца.
Пустая вещица! Появилась на ней продавщица ларька,
 наклоняясь над вещами... И в перчатке — твоя,
 на прощанье, рука... —

Зеркала —
         на стене.
Зеркала —
         на столе.
Мир погасших теней
в равнодушном стекле,

В равнодушном?..
               О, нет!
Словно в папках
               «Дела»,
беспристрастный ответ
могут дать зеркала.

Где бы я
        ни мелькал,
где бы ты
        ни ждала —
нет стены без зеркал!
Ищут нас зеркала!

В чьей-то памяти ждут,
в дневнике,
        в тайнике.
«Мертвых душ» не сожгут
в темный час,
          в камельке.

Сохранил Аушвиц
стоны с нар —
        вместо снов,
стены —
        вместо страниц,
след ногтей —
         вместо слов.

Но мундирную грудь
с хищным знаком орла
сквозь пиджак
           где-нибудь
разглядят зеркала.

В грудь удар,
        в сердце нож,
выстрел из-за угла,—
от улик не уйдешь,
помнят всё
        зеркала.

Со стены —
        упадет,
от осколков —
             и то
никуда не уйдет
кто бы ни был —
               никто!

1969г.