Трёхсотый

Первой мыслью, наверно, была
Та, что каркнула подло: «Ты умер!
Ты – двухсотый. Сгоревший дотла».
Но ещё был навязчивый зуммер,
Что в висках непрерывно гудел,
Заглушая все прочие звуки, –
Он будил, он зудел: «Не предел!
Пока жив – не опустятся руки!»

Где я? Кряж в снежный саван одет.
Вены троп обрываются слепо.
Чёрный лес, обнажив свой хребет,
Позвонками взрезает плоть неба.
Серых туч изодралось тряпьё.
Делит высь на зловещие соты
И кружит надо мной вороньё.
«Прочь, я жив! Я пока что трёхсотый!*»

Визг ракетницы – яркий сигнал,
Алый сполох среди блёклой стужи –
Вестниц Мары вспугнул, разогнал.
Разлетелись вороньи кликуши.
Лишь одна всё кружила вокруг –
Знать, разведчик вороньего взвода.
И, прицелившись, бросилась вдруг
Камнем вниз посмотреть: я – двухсотый?

Села где-то за шапкой куста.
Слышу плеск её крыл и стенанья,
Всхлипы, шорохи, плач… «Неспроста!» -
Прошептали остатки сознанья.
А потом – тишина и покой,
И любимые нежные лица.
И как будто живою водой
Мне смочили сухие глазницы.

Мягкий шелест – не перья от крыл,
Это чёрные косы любимой…
Снова рокот, вновь небо закрыл
Вихрь бушующий, неотвратимый.
Крутят в воздухе снежную взвесь
Не вороны – винты вертолёта.
«Эй, ребята! Глядите, он здесь!
Он живой! Молодец, что трёхсотый!»

*"Груз 300" обозначает транспортировку раненых