Грехи юности

Младший лейтенант Софья Вирницкая резко затормозила на окраине небольшого коттеджного посёлка, и её малиновая «Шкода», недовольно взвизгнув, остановилась. Девушка вышла из машины, захлопнула дверь и оглянулась. Её нежданный напарник, младший лейтенант Кирилл Юрьев – невысокий, хорошо сложенный крепкий брюнет, одетый в чёрные джинсы и тонкую синюю водолазку, уже был на месте и ждал её на обочине:

– Привет. Уманов предупредил тебя, что это дело мы ведём вместе?

– Привет. Предупредил, – Софья кивнула. – С чего бы это?

– Ну, убита супруга известного адвоката. В прокуратуре будут пристально следить за расследованием. Сейчас ещё журналисты, как стервятники, налетят…

– Как налетят, так и улетят. Давай лучше займёмся делом, – Софья отхлебнула воды из бутылки и спрятала её в маленький чёрный рюкзак. – А Юлия Грибова, между прочим, не только жена успешного адвоката, но и довольно известная иркутская художница.

Юрьев хмыкнул:

– Художница-самоучка, широко известная в узких кругах…

Кирилл шёл впереди, Софья следовала за ним по узкой тропке, то и дело спотыкаясь о выступающие из земли корни деревьев.

Последние дни августа были на редкость жаркими, словно лето старалось выплеснуть на Иркутск всё своё ещё нерастраченное тепло. «И зачем я надела байку? – с раздражением подумала Софья. – Сегодня упарюсь в ней, но, по крайней мере, она спасает меня от комаров».

Летающие кровопийцы тучей вились в воздухе. Софья прихлопнула одного из них, и на её новых голубых джинсах осталось маленькое алое пятнышко.

Отмахиваясь от комаров, Вирницкая и Юрьев углубились в лес и, предъявив свои документы молоденькому рыжеволосому сержанту, прошли за оцепление. В тени, под огромной вековой сосной, лежало тело невысокой худенькой женщины средних лет, одетой в тонкие джинсы, белую футболку и расстёгнутую светло-розовую мастерку. Тщательно прокрашенные золотисто-рыжие волосы убитой рассыпались по траве, на красивом смуглом лице застыл страх вперемешку с удивлением. Рядом с трупом валялись небольшая белая кожаная сумочка и полупустая бутылка с водой.

Криминалист Иван Ланцев, комично смотревшийся среди сосен, елей и берёз в своём безупречно выглаженном дорогом чёрном костюме, что-то аккуратно укладывал в свой «бездонный» кожаный чемоданчик.

– Привет, Ваня. Перчатки можно?

– Привет, Соня. Держи… Держите, – криминалист протянул вторую пару тонких полиэтиленовых перчаток Юрьеву.

– Когда наступила смерть? – Софья присела на корточки и сфотографировала на телефон небольшую рану на затылке убитой.

– Примерно три-четыре часа назад.

Вирницкая опустилась на корточки и тщательно обыскала карманы жертвы. Они были пусты.

– Причина смерти? – вскинув голову, спросила следователь.

– Её ударили тяжёлым тупым предметом по голове – скорее всего, камнем. Убийца – правша. Преступник нанёс удар сзади. Потом жертву задушили, – криминалист Ланцев недружелюбно зыркнул на лениво зевающего Юрьева. – Преступник сорвал с жертвы серьги – у убитой травмированы мочки ушей. Подробности – позже.

Софья скользнула взглядом по рукам и шее убитой:

– Если это ограбление, то какое-то странное: золотые кольца, перстень и цепочка на месте, сумочка вон в траве лежит, а серьги сорваны…

Ланцев пожал плечами:

– Возможно, грабителя кто-то спугнул…

Софья подняла сумочку убитой и открыла её. Так, ключи, телефон, помада, кошелёк с карточками и парой крупных купюр, крохотное круглое зеркальце.

Вирницкая закрыла сумочку, передала её Ланцеву и направилась к лежащей неподалёку пластиковой бутылке с водой.

– Стоять! – вдруг рявкнул криминалист.

Младший лейтенант так и замерла, балансируя на одной ноге, как цапля.

Ланцев выронил сумочку и, упав на колени, пинцетом выхватил что-то, лежащее на траве, прямо из-под её болтающейся в воздухе ноги.

– Ногу можно поставить? – почему-то шёпотом осведомилась Вирницкая.

– Теперь ставь.

– Что там у тебя?

– Похоже, контактная линза, – ответил Ланцев, пряча добычу в маленький прозрачный пакетик.

– Кто нашёл тело? – спросил Юрьев.

– Муж убитой, Михаил Грибов.

– Где он? – в один голос спросили Вирницкая и Юрьев.

– Во-оон там, – криминалист махнул рукой в сторону виднеющейся за деревьями крохотной полянки. – Я попросил его там посидеть, чтобы не путался под ногами.

– Пока, Иван! – Вирницкая и Юрьев переглянулись и вместе направились к полянке.

– Здравствуйте, Михаил Игоревич!

– Здравствуйте.

Со ствола огромной поваленной берёзы навстречу напарникам поднялся высокий и грузный пожилой интеллигентный мужчина в дорогом тёмно-сером костюме. Его тёмные волосы были сильно побиты сединой, на тонком розовом поводке он держал крохотную рыжую таксу. При виде незнакомцев таксёныш глухо, утробно зарычал.

– Корица, фу!

Ноль реакции.

– Меня зовут Софья Вирницкая. А это – младший лейтенант Кирилл Юрьев. Мы будем вести дело об убийстве вашей супруги. Примите наши соболезнования…

Адвокат кивнул, поджав тонкие, бледные губы.

– Нам нужно задать вам несколько вопросов, – Софья примостилась на тёплом от солнца стволе берёзы и раскрыла блокнот.

Юрьев сел радом с ней, а Грибов – чуть поодаль, там, где тень была погуще.

– Михаил Игоревич, это вы нашли тело супруги?

– Да, Юлю нашёл я. Вернее, её нашла Корица, – мужчина указал на улёгшуюся у его ног собаку. Такса недружелюбно взирала на незнакомцев своими чёрными блестящими глазами, однако, рычать перестала.

– Расскажите обо всём подробно, – попросила Софья.

– Я сегодня уехал из дома примерно в половину восьмого утра – мне нужно было встретиться со свидетелем, проходящим по делу моего подзащитного, – глубоким, бархатным басом начал рассказывать адвокат. – Когда я уходил, Юля была дома. Жена собиралась выгулять Корицу, а потом она должна была встретиться в городе с Катей – нашей дочерью. Вечером Юля планировала поработать в мастерской, – он запнулся и нервно сглотнул.

– Около двенадцати мне позвонила Катерина и сказала, что мама не пришла на встречу, и она не может ей дозвониться. Я набрал Юлю, но её мобильник был отключён. Тогда я забеспокоился и поехал домой. У крыльца дома, путаясь в поводке, крутилась Корица. Юли нигде не было, её телефон по-прежнему был отключён. Я взял таксу за поводок, и она привела меня к телу… – бледные губы адвоката искривились, судорожно дёрнулись, он с трудом подавил всхлип.

– Юлия всегда выгуливала собаку здесь, в лесу? – спросила Вирницкая.

– Да. У них с Корицей была своя любимая тропка…

– Михаил Игоревич, из ушей вашей супруги вырваны серьги. Вы знаете, какие именно серёжки она сегодня носила? Можете их описать?

– У Юли были любимые золотые серёжки в виде парусников под алыми парусами. Паруса были из рубинов, – адвокат неловко стёр со щеки слезу. – Очень красивые серьги. Я таких никогда ни у кого не видел.

– Эти серёжки вы ей подарили? – спросила Вирницкая.

– Нет, они были у Юли ещё до свадьбы.

Повисла долгая пауза, которую разрывало лишь тихое пение птиц и нудное гудение вечно голодных комаров.

– Ваша дочь Катя замужем? – оборвав затянувшееся молчание, уточнил Юрьев.

– Да, Екатерина уже шесть лет как замужем, нашей… моей внучке два с половиной года. Они живут на другом конце Иркутска…

– Михаил Игоревич, дайте, пожалуйста, телефон Катерины – нам нужно будет с нею поговорить. И свой телефон тоже дайте, – Вирницкая небрежно смахнула в сторону упавшую на глаза русую чёлку.

Грибов продиктовал номера телефонов и потянулся к стоящей рядом бутылке с водой – жара и не думала ослабевать.

– Ваша супруга носила контактные линзы?

– Да.

«Значит, найденная Ланцевым контактная линза принадлежит убитой», – подумала Вирницкая.

– Михаил Игоревич, как думаете, мог ли кто-нибудь из ваших бывших подзащитных вам отомстить таким изощрённым способом? – спросила Софья.

Адвокат задумался:

– Не думаю… Разве что Зимин… Хотя вряд ли…

– У Юлии были близкие подруги?

– Юля была не слишком общительной... У неё была только одна близкая подруга – бухгалтер Кристина Савельева. Её телефона у меня нет…

– Ничего, телефон и адрес мы найдём сами, – Вирницкая захлопнула блокнот и поднялась, Юрьев последовал её примеру. – Как будут новости – мы вам позвоним. До свидания.

***

– Привет, Софья! Здравствуй, Кирилл, – Иван Ланцев пожал руку Юрьеву. – Вот, готовы оба заключения – моё и судмедэкспертов, – криминалист протянул Вирницкой тонкую чёрную папку. – Смерть Юлии Грибовой наступила в результате механической асфиксии. Вначале жертву ударили по голове камнем с острым краем, потом задушили шёлковым шарфом голубого цвета. Серьги были сорваны уже с мёртвого тела. Время смерти – с девяти до одиннадцати часов утра. Контактная линза, найденная на месте преступления, убитой не принадлежит…

– Как не принадлежит? – удивлённо переспросила Вирницкая. – Грибов утверждает, что его супруга носила контактные линзы…

– Юлия Грибова действительно носила контактные линзы, но найденная линза ей не принадлежит. Обе линзы Грибовой на момент смерти находились у неё в глазах. На найденной линзе остались биологические следы неустановленного лица, но ДНК-профиля, к которому они принадлежат, нет в базе данных.

– Ясно. Спасибо, Иван. Будем думать.

***

– Ну, что нам известно об убитой? И какие у вас версии? – подполковник Уманов отодвинул чашку с недопитым кофе и перевёл взгляд с Вирницкой на Юрьева.

– Убитая – Юлия Павловна Грибова, урождённая Терникова, 52 года, уроженка Ярославля. Там же, в Ярославле, окончила школу, потом выучилась в Москве на бухгалтера, после замужества переехала с мужем в Иркутск. Долгое время работала бухгалтером, лет семь назад уволилась и стала свободной художницей, – Вирницкая захлопнула блокнот. – Фёдор Андреевич, на мой взгляд, это – не ограбление, – убеждённо сказала Софья. – Да, преступник сорвал с убитой серьги, но на остальные украшения он не позарился, не тронул ни кошелёк, ни дорогой телефон…

– Что ты хочешь этим сказать?

– Возможно, преступника интересовали именно эти серьги? – с сомнением в голосе сказала младший лейтенант.

– А что в них такого уникального? – с интересом спросил подполковник.

– Этого я пока не знаю.

– Так, хорошо, какие ещё версии? – Уманов исподлобья взглянул на Юрьева.

– Фёдор Андреевич, это убийство может быть местью Грибову. Возможно, кто-то из его бывших подзащитных, недовольных работой адвоката, решил отомстить, – Кирилл сцепил пальцы в замок и посмотрел прямо в глаза начальнику.

– А вот это вполне возможно! – подполковник кивнул головой.

– Вчера я была в архиве – просматривала самые резонансные дела, защитником в которых был Грибов, – вступила в разговор Софья. – Из всех бывших «клиентов» адвоката, кто теоретически мог пойти на убийство, двое в данный момент в колонии, один умер, и один, Вадим Зимин, три года назад освободился и вернулся в Иркутск. Фёдор Андреевич, вы помните дело Зимина? Он убил свою жену и её любовника, а потом сдался полиции.

– Да, помню. Зимин настаивал, что действовал в состоянии аффекта, но адвокат не стал использовать это в своей защите.

– Я не думаю, что Зимин – убийца, которого мы ищем, – продолжала Софья. – Он уже три года в Иркутске, а «созрел» для мести только сейчас? Кроме того, такой, как Зимин, не стал бы убивать Юлию Грибову, чтобы отомстить адвокату: если бы он пошёл на убийство, он убил бы самого Грибова. Однако других версий у нас пока нет, а проверить алиби Зимина необходимо. Я сегодня съезжу к нему…

– Не вздумай заявиться к Зимину одна! – строго сказал подполковник. – Поезжайте вдвоём, тщательно проверьте его алиби и не лезьте на рожон: не забывайте, что Зимин сидел за двойное убийство!

***

На настойчивый звонок в дверь никто не открыл, квартира Зимина казалась необитаемой, и Вирницкая позвонила соседям.

Дверь открылась почти сразу, из квартиры на лестницу вышла маленькая сухонькая старушка в аккуратном длинном цветастом халате, и полились аппетитные запахи жареной рыбы.

– Здравствуйте. Мы из полиции, – Софья показала удостоверение. – Вы соседа своего из 203 квартиры давно видели?

– Это Вадима-то? Так он в сквере за домом гуляет. С коляской. У него двойня недавно родилась.

Полицейские переглянулись:

– Ясно, спасибо.

Зимина Софья узнала сразу – она видела его фотографию, когда изучала дело. Двухметровый амбал, одетый, несмотря на жару, в чёрные джинсы и чёрную футболку, легко, словно игрушечную, катил большую светло-розовую коляску для двойни. Рядом с ним шла невысокая русоволосая девушка с аккуратным каре, одетая в длинное зелёное платье. В руках она держала стаканчик с кофе.

– Здравствуйте. Мы из полиции. Вадим, нам нужно с вами поговорить, – Софья сверкнула «корочкой».

Оба остановились, будто налетев на невидимую стену. «А Зимин почти не изменился за эти годы», – подумала Вирницкая.

Большое, широкое и загорелое лицо Зимина было бы, пожалуй, красиво, если бы не две глубокие носогубные складки, придававшие ему чересчур мрачный вид. Он смотрел на полицейских спокойно и безразлично.

В больших серых глазах молодой женщины зажглись искры паники:

– Вадим…

– Катенька, всё в порядке, – амбал передал спутнице коляску. – Погуляй пока. Мы просто поговорим.

Молодая женщина нервно сглотнула, потом коротко кивнула, с расстояния нескольких шагов метко запулила в урну пустой стаканчик, на мгновение склонилась к коляске, проверяя, крепко ли спят дети, и отошла.

– Вадим Анатольевич, двадцать седьмого августа была убита Юлия Грибова – супруга адвоката Грибова, который когда-то защищал вас… – Софья вглядывалась в лицо Зимина, ловя малейшую реакцию на услышанное, но лицо амбала оставалось спокойным:

– А я тут при чём? – большие светло-карие глаза Зимина настороженно сузились.

– Вы были недовольны работой адвоката и даже грозились отомстить…

– Так сколько воды утекло с тех пор! Грозить – одно, а убить – другое…

– Где вы были в среду, двадцать седьмого августа, с девяти до одиннадцати часов утра?

– На работе я был. Пробивал засор в канализации, смесители менял – я сантехником работаю. Проверяйте.

– Обязательно проверим, – Софья оглянулась на супругу Зимина. – Вадим, мне надо поговорить с вашей женой.

– Надо – так говорите.

– Её Катей зовут?

– Да! – хмуро буркнул амбал.

– Подожди минуту, – шепнула Софья Юрьеву и направилась к жене Зимина, неутомимо наматывающей круги вокруг большой клумбы:

– Екатерина, здравствуйте. Мне нужно с вами поговорить.

Молодая женщина остановилась и, покачивая коляску, с нескрываемой тревогой вгляделась в лицо Вирницкой.

– Вы знаете, что ваш муж сидел за убийство? – понизив голос, спросила Софья.

– Знаю! – шатенка с вызовом посмотрела прямо в глаза следователю своими большими серыми глазами. – Вадим мне всё рассказал перед свадьбой. Знаете, я сама из Загрядово…

– А где это?

– Вам лучше не знать. У чёрта на куличках. Есть такая дыра на просторах России. Посёлок городского типа, население – две с половиной тысячи человек. Работы никакой, из развлечений – самогон да водка. Я росла без отца, мать потихоньку спивалась…

Из коляски послышался тихое сонное кряхтение, молодая женщина наклонилась, взяла одну из дочерей на руки и стала укачивать ребёнка. Через несколько минут малышка крепко уснула, и Катя осторожно положила её в коляску.

– Не спрашивайте, как я оттуда вырвалась, – сверкнув глазами, продолжала она. – Приехала в Иркутск – одна, как перст, «зацепилась» здесь. Мыкалась по углам, работала на почте. Потом с Вадимом познакомилась, стали жить вместе. Я забеременела, он предложил расписаться. Ну и что, что он на семнадцать лет старше? Он мне и муж любимый, и отец, которого у меня никогда не было… А что до убийства – Вадим домой пришёл, а там жена любимая с любовником кувыркается в супружеской постели. Ему премию нужно было им выписать?


Маленькое, уютное кафе «Парадиз», расположенное почти на окраине города, в этот послеобеденный час было полупустым.

– Кристина Сергеевна, вы давно знали Юлию Павловну Грибову? – Софья отставила в сторону чашку с обжигающе горячим кофе и открыла блокнот.

Высокая дородная рыжеволосая женщина, сидевшая за столиком напротив Вирницкой, слегка улыбнулась:

– Больше двадцати лет. Когда Юля после замужества приехала в Иркутск, она устроилась работать бухгалтером на то же предприятие, где работала и я. Мы познакомились, подружились… Потом мы вместе ушли работать в фирму, а семь лет назад Юлия наконец-то решилась реализовать свою давнюю мечту – она уволилась с работы и занялась рисованием: благо, муж у неё хорошо зарабатывал, и она могла себе это позволить. Её увольнение не отменило нашей дружбы – мы продолжали общаться, она меня на выставки свои приглашала…

– Какие отношения были у Юли с мужем?

– Ну… Юля хотела уйти от мужа к художнику Максиму Сбруеву, но потом передумала, – женщина вскинула на следователя свои выразительные тёмные глаза.

– Максим Сбруев… Знакомое имя… Это иркутский художник, который в основном рисует Байкал?

– Да.

– Михаил Грибов знал о планах жены? – спросила следователь.

– Этого я не знаю.

– А почему Юля передумала?

– Она привыкла к комфорту и достатку, а Сбруев не мог ей этого предложить. Насколько я знаю, Юля поссорилась со Сбруевым, и они расстались.

– Кристина Сергеевна, у Юли были враги?

– Да нет, откуда? Хотя две недели назад на выставке произошёл неприятный случай…

– Расскажите, пожалуйста, об этом максимально подробно.

– В первых числах августа в Иркутске открылась выставка «Неслучайные штрихи», Юля принимала в ней участие и, как всегда, пригласила меня. Это случилось шестого августа. Посетителей в тот день было немного, мы с Юлей стояли у одной из её картин и болтали о каких-то пустяках. И вдруг я услышала даже не голос, а просто рычание: «Мразь! Ты в школе была мразью – мразью и осталась! Воровка!» Мы с Юлей повернулись на голос. Я увидела высокую, худую темноволосую женщину в длинном тёмном платье. Она была не просто злой – она была в бешенстве. Юлия вздрогнула – мне показалось, она узнала незнакомку. Потом эта странная женщина ещё что-то кричала, но Юля позвала охранников, и те вывели незнакомку на улицу. А Юля смутилась, почему-то вынула серьги из ушей и спрятала их в кошелёк…

– Вынула серьги из ушей? А какие серёжки на ней были в тот день? – что-то помечая в блокноте, спросила Софья.

– Я точно помню, что на Юле были её любимые серёжки – золотые парусники с рубиновыми парусами.

Вирницкая задумалась:

– Кристина Сергеевна, а на выставке осуществлялось видеонаблюдение? – через несколько минут спросила следователь.

– Я думаю да, но точно не знаю.

– У этой женщины были какие-нибудь особые приметы?

– Да! У неё было небольшое родимое пятно в форме узкого треугольника на левой щеке!

– Отлично! Это уже кое-что! – Вирницкая сделала ещё одну пометку в блокноте:

– Кристина Сергеевна, нужно составить фоторобот этой женщины с выставки. Вы сможете нам помочь?

Бухгалтер задумалась, потом одним большим глотком допила ромашковый чай и с глухим стуком опустила чашку на стол:

– Я думаю, да.

***

Фоторобот составляли битых два часа. Только Вирницкая отпустила Кристину Савельеву и собралась выпить кофе, как в её дверь постучали:

– Войдите!

– Привет, Соня! – криминалист Иван Ланцев боком протиснулся в кабинет, пряча правую руку за спиной. В ней обнаружилась огромная белая роза. – Это тебе!

– Привет, Иван. Спасибо! – Софья набрала воду в невысокую чёрную вазочку и поставила в неё цветок.

– Соня, ты сегодня после работы свободна? Хочу пригласить тебя в ресторан…

– Ваня, мы обязательно сходим – обещаю! Но только когда распутаем это дело, хорошо?

Ланцев кивнул:

– Хорошо, но, надеюсь, кофе мы с тобой можем выпить сейчас?

Вирницкая улыбнулась:

– Конечно!

Она честно старалась совсем не думать о деле во время этой маленькой кофе-паузы, но убийство Грибовой не шло у неё из головы:

– Иван, может быть, есть что-то новое?

Криминалист отставил в сторону чашку с недопитым кофе и покачал головой:

– Нового ничего. На сумке, бутылке и кошельке «пальчиков» – море, а толку – ноль: все они принадлежат убитой… А кстати, где это Юрьев прохлаждается? Я его сегодня не видел.

– Он работает в архиве. Кирилл считает, что убийство Грибовой – месть её мужу-адвокату. Вот он и ищет подтверждение своей версии в архивах.

– А что считаешь ты?

– Я так не считаю. И, кстати, у меня теперь есть целых два подозреваемых.

***

Первый из подозреваемых, тридцатисемилетний художник-пейзажист Максим Андреевич Сбруев, отпал сразу.

– Так вы думаете, это я Юльку убил? – говорил, нетвёрдо стоя на ногах, высокий, жилистый, светловолосый художник с голым торсом, одетый в растянутые серые домашние треники. Он, часто моргая, уныло смотрел на Софью нетрезвыми карими глазами. – Да зачем мне было её убивать – рыбку мою золотую? Она мне деньгами помогала…

– Наденьте рубашку – вы не на пляже! – младший лейтенант скользнула глазами по стенам убогой комнаты, сплошь завешанным картинами и набросками картин разной степени готовности. Почти на всех картинах был изображён Байкал: то спокойный, умиротворённый, то – штормящий и грозный, но всегда – величественный.

«Хоромы» художника были совсем небогаты: в одном углу полупустой неуютной комнаты огромной кучей громоздились куски холста, на столе в хаотичном беспорядке были разбросаны кисти и краски. На подоконнике – пустая бутылка водки и пустой стакан, накрытый ломтем засохшего хлеба. Во втором углу стоял массивный потёртый стул, на котором, свернувшись калачиком, спала большая сиамская кошка. Старинный полуразвалившийся шкаф, стоящий почти в центре комнаты большой деревянный мольберт и расположенный у стены новёхонький, видно недавно купленный, дорогой чёрный кожаный диван завершали картину.

– Да, счас! – Сбруев громко икнул, подошёл к шкафу, вытащил оттуда мятую белую футболку и кое-как, путаясь в рукавах, напялил её на себя.

– А диванчик… Диванчик Юля мне подарила, – уловив цепкий, внимательный взгляд Вирницкой, сказал художник. – У меня на такие причиндалы никогда денег не было. У меня и чек где-то есть.

Сбруев подошёл к висящей в маленькой тёмной прихожей книжной полке, достал оттуда «Трёх мушкетёров» и вынул из книжки чек. Как оказалось, диван был куплен Юлией Грибовой за два месяца до смерти.

– Максим Андреевич, Юлия хотела уйти к вам от мужа, но потом передумала…

– Да, это я её убедил. У Юли своих денег не было – она жила на деньги мужа-адвоката. Сама жила и мне помогала. Юлька, конечно, сначала обиделась, и мы поссорились, но потом помирились...

Перехватив удивлённый взгляд Вирницкой, художник продолжал:

– Я никогда её не любил. Она меня – да. Я её – нет. Она была для меня благотворительницей, золотой рыбкой – помогала деньгами…

– Максим Андреевич, где вы были утром двадцать седьмого августа, с восьми до двенадцати часов?

– Двадцать седьмого? С восьми до двенадцати? А, так в тот день я вместе с другими художниками был на пленэре на берегу Ангары. Рисовали, выпивали. Человек двадцать меня в тот день видели. Поздно домой вернулся…

***

– Ничего такой домик! – негромко присвистнул Юрьев.

Они стояли у ворот красивого двухэтажного коттеджа адвоката Грибова.

– Мне на такой домик за всю жизнь не скопить, – шёпотом откликнулась Софья. – Даже если я буду сидеть на диете из хлеба и воды.

– Значит, пора становиться адвокатессой…

– Скажешь тоже! Всё, тихо! Вон Грибов идёт. Здравствуйте, Михаил Игоревич!

Адвокат провёл напарников в дом, предложил им кофе, но Вирницкая и Юрьев дружно от него отказались.

– Вот, Софья Алексеевна, вчера я отыскал все Юлины альбомы, как вы и просили, – непередаваемым бархатным басом сказал адвокат и указал на круглый деревянный столик, где лежали четыре больших, пухлых альбома.

– Спасибо, Михаил Игоревич! Можно нам взять альбомы с собой? Мы их обязательно вернём.

– Конечно, берите. А как продвигается расследование?

– К сожалению, пока порадовать вас нечем. Мы работаем.

***

– Ну что, два альбома мне, два – тебе? – Софья протянула синий и красный альбомы Юрьеву. – Ищем девушку или женщину с родимым пятном в форме узкого треугольника на левой щеке. Скорее всего, она – одноклассница Грибовой. Жаль, что записи камер видеонаблюдения с выставки ничем не могут нам помочь: на них подозреваемая видна только со спины – высокая, худая темноволосая женщина в тёмно-синем платье. По таким приметам пол-Иркутска можно задерживать. Я передала фоторобот предполагаемой преступницы нашему компьютерному гению – Васе Орехову, он обещал прогнать его через систему распознавания лиц.

Битых два часа тишину кабинета нарушал лишь мерный шелест страниц.

– Нашла! Я нашла! Вот смотри, выпуск ярославской средней школы №3, 1989 год. Вот Юлия Терникова, а вот, во втором ряду, наша подозреваемая – Елена Бурова, девушка с родимым пятном на щеке…

Внезапно тишину кабинета разорвал громкий звонок телефона. Вирницкая схватила трубку:

– Всё поняла, спасибо, Василий!

Софья схватила сумку и повернулась к Юрьеву:

– Вася Орехов нашёл Бурову через систему распознавания лиц. Позавчера она приходила на железнодорожный вокзал, и сейчас она снова там! Бежим!

***

– Елена Афанасьевна Бурова позавчера купила билет до Москвы на сегодня, – громко сказала Вирницкой и Юрьеву крупная, ширококостная брюнетка с собранными в высокую гульку жирными волосами. – У неё пятый вагон, одиннадцатое место. Поезд отходит через три минуты от второй платформы, он на четвёртом пути.

– Успеем? – на бегу спросил Юрьев, когда они, сломя голову, мчались через зал ожидания.

– Должны успеть!

Они вылетели на платформу, чуть не сбили какого-то мужика с огромной сумкой и крохотной белой собачкой на поводке, на бегу, не поворачивая головы, извинились.

– Полиция! Задержите отправление поезда! – крикнул Кирилл высокой белокурой проводнице, уже готовой закрыть дверь поезда, и показал ей удостоверение, а Софья, не медля ни секунды, взлетела по ступенькам и оказалась в плацкартном вагоне. Она вскочила в первый вагон – он был ближе всех – и теперь ей нужно было пройти по вагонам до пятого.

В поезде царила та деловитая суета, которая бывает только в дороге: кто-то пил чай, кто-то читал, кто-то, отвернувшись к стенке, спал, кто-то чистил апельсин. Было жарко, пахло кофе, колбасой, чаем, шоколадом и апельсинами.

Вот и пятый вагон. Елену Бурову Софья узнала сразу – высокая, худая, темноволосая, одетая в джинсы и светло-фиолетовый свитер грубой вязки, она рассеянно смотрела в окно.

– Елена Бурова? – женщина в фиолетовом свитере неторопливо повернулась к Вирницкой, и та отчётливо увидела тёмное родимое пятно у неё на щеке. В ушах Буровой были те самые серьги – золотые парусники под рубиновыми парусами. – Вы задержаны по подозрению в убийстве Юлии Павловны Грибовой, – тихо прошелестели слова.

Если на свете существует абсолютная тишина, то именно она установилась сейчас в вагоне. Пассажиры молчали и во все глаза смотрели на Вирницкую.

Блеклые губы Елены Буровой дрогнули, перекосились в кривой усмешке. Она спокойно встала, оправила свитер, вытащила из рундука небольшую серую дорожную сумку, накинула на плечо маленькую коричневую сумочку из лакированной кожи и, оставив билет на столе, неторопливо пошла к выходу из вагона.

***

– Ну, что, Кирилл, мы будем проводить допрос вместе?

– Ты проводи, а я понаблюдаю. Если что – подключусь.

– Хорошо.

Когда Елену Бурову ввели в допросную, та плюхнулась на стул и застыла, опустив голову и глядя на свои сцепленные в замок смуглые руки. Она была одета точно так же, как в день задержания – в джинсы и толстый фиолетовый свитер грубой вязки.

– Елена Афанасьевна, я – следователь Софья Вирницкая.

Никакой реакции – задержанная даже не подняла головы.

– Елена Афанасьевна, вы убили Юлию Грибову для того, чтобы похитить её серьги? – задала Софья первый вопрос.

Женщина резко вскинула голову, подобралась, её худое, смуглое лицо исказила злобная гримаса, ноздри сердито задрожали, большие серые глаза вылезли из орбит, сильные руки непроизвольно сжались в кулаки:

– Это – МОИ серьги! – веско и глухо ответила она. – Мои покойные родители подарили мне эти серёжки на семнадцатилетие тридцать пять лет назад! Мой отец дружил с ярославским ювелиром, Михаилом Цубером, и родители решили сделать мне на семнадцатилетие особый, запоминающийся подарок – золотые серьги в виде парусников под алыми парусами из рубинов – совсем как у Грина!

А Юлька Терникова украла у меня эти серёжки, когда мы отмечали выпускной под Ярославлем, на даче у Лёшки Баринова! Вынула из ушей, когда я, пьяная, уснула на старенькой тахте.

Я написала заявление в милицию, и родители мои написали тоже, но воровку не нашли – тогда не нашли! А четыре месяца назад я приехала в Иркутск к дочери, чтобы помочь ей с новорожденной внучкой – я даже с работы ради этого уволилась. Надька моя после универа вышла замуж за иркутянина, и они решили жить здесь.

Мы с Терниковой никогда не дружили, но я узнала из «Одноклассников», что она живёт в Иркутске и даже стала кем-то вроде художницы. А тут как раз выставка эта подвернулась – «Неслучайные штрихи». Дай, думаю, схожу.

Вот пришла я на выставку и увидела Юльку – такую довольную, разодетую, в МОИХ серьгах! Мне хотелось задушить её прямо там, на выставке, но охранники силой вывели меня из зала. Самое интересное – сотни Юлькиных фотографий в «Одноклассниках» – и ни одной с моими серёжками. Осторожная, мразь!

Ну, узнала я, где она живёт, где каждый день гуляет с таксой своей. Я не собиралась убивать Юльку – я просто хотела вернуть СВОИ серёжки. МОИ серёжки, которые эта мразь украла 35 лет назад! Я встретила Юльку в лесу, у её элитного коттеджного посёлка, и потребовала вернуть серьги. А она рассмеялась мне в лицо и сказала, что, даже если я обращусь сейчас в полицию, то у меня ничего не выйдет – все сроки давности вышли. А потом повернулась и пошла по тропинке с шавкой своей. И тогда я выхватила из кармана камень – как знала, что он мне пригодится, подобрала у дома дочки, на клумбе. Я ударила Юлю сзади по голове и, когда она упала, я задушила её своим шёлковым шарфом. Потом вынула из её ушей МОИ серьги и ушла…

– Вы могли оглушить её, забрать серьги и уйти.

Бурова долго, пристально рассматривала свои смуглые, узловатые руки с длинными, чуть утолщёнными в суставах пальцами. Повисшей в допросной тяжёлой, вязкой тишине, казалось, не будет конца.

– Я не смогла остановиться, – наконец, сказала она и посмотрела прямо в лицо Вирницкой.

– Вы убили человека…

– Я убила воровку!

– Вы убили человека. Возможно, не самого лучшего, но – человека. Вы понимаете, что вам теперь светят долгие годы тюрьмы, и ваша внучка долго не увидит бабушку?

– Тюрьма – не могила. Из могилы выхода нет, а из тюрьмы – есть. Я ни о чём не жалею.

***

Уютный зал дорогого ресторана был полупустым, тихо звучала лёгкая, ненавязчивая музыка. Официант принёс вино, тар-тар из красной рыбы и лёгкий овощной салат.

– Можешь пообещать мне одну вещь? – Ланцев поднял бокал с золотистым просекко и улыбнулся Софье.

– Какую именно? – девушка улыбнулась в ответ и тоже подняла свой бокал.

Она была в элегантном зелёном брючном костюме, удивительно шедшем к её большим зелёным глазам, длинные тёмно-русые волосы уложены в сложную высокую причёску.

– Сегодня ни слова о работе!

---

Автор: Наталия Матейчик

– Он не должен был убивать…

Катерина упрямо мотнула головой:

– Своё он отсидел. Вадим хороший, я знаю. Он надёжный.

– Надеюсь, вы не ошибаетесь. Всего доброго. До свидания.

… – Может, устроить у этого Зимина обыск, хорошенько перетрясти квартиру? Авось и золотые серёжки найдутся? – не унимался Юрьев.

– Ну, тут надо обращаться к прокурору за санкцией на обыск, а у нас не с чем. У нас нет даже косвенных улик.

…Алиби Зимина полностью подтвердилось – во время убийства Юлии Грибовой он работал на другом конце Иркутска, и Софья неожиданно для себя поняла, что она очень этому рада.