Метафизическое гетто
Полуреальным Розенкранцем
я покидал её оптический уют.
А я, поэт, искал здесь Абсолют –
в тебе и в ней, нашел же только слово
«Эталон»...
Которое потом чрез этанол сверкало.
И ты меня воображала:
Вот, в комнате стою как на краю,
полуобласканным Орфеем, и ловлю
не музыку, но музы обнаженье.
Разделась нежность, перешла в сниженье
способности писать стихотворение сейчас.
А где-то там – за окнами Парнас и смута.
Вот, серый город изливается в меня!
Жизнь – к черту. Зря. Мой перламутр –
рефрен и поэтический прием.
Скорей бы наступило утро.
Я вышел в неосознанный покой и стал другим,
собой наполовину.
Раздет личиной,
ангелоликий бес.
Твоя общага вырастает до небес
лотреамоновской мертвечиной.
Ты труп. Я труп.
Один из нас
Воскрес
поэтом.
А может, нет.
А может, это... только сон,
мираж, развод окраин.
Может, это...
метафизический синдром и наважденье!
А может, только гетто
и страх стихосложения.
Писать – потом.
Сейчас: до Мурино пешком
мимо дороги с небесами.
В развод окраин устремиться,
потом исчезнуть, но потом
переродиться.
Смотри, как воскресают
вымыслы, похожие на правду.
Муринский парк. Многоэтажки. Воля к стаду,
как к смерти у смотрящего на мир
Бориса П.: «Смотри, я невредим!»
Мы выжили. А значит, мы одни.
Многоэтажки. Мурино. Барьер.
Ещё два шага. Выстрел. Бельведер
открылся для убогого со скидкой.
Я всюду мертвый, словно жив навскидку.
Хочу вернуться. Как там ты, Марьяна?
Я ныне жив, а значит, мертв случайно.
До остановки доползти...
потом в метро. Бежать из Петербурга!
Лучше в Сертолово, в сельпо, да хоть бы в тундру,
чтоб только не видать тех черных глаз...
Зарделась вечность как обкорнанная страсть.
А впереди июль – бухать и нюхать!
потом писать, писать, писать.
Пускай стихи кончаются, как вечность
в твоих глазах...
не страсть – конечность.
Найдется лишняя кровать?
Твоя не подойдёт. Красива слишком.
Иду по городу, и он со мной подмышкой.
Ищу свой дом.
Тебя.
Чтобы списать.
Включу плафон
полуреальным Аполлоном
и заиграю незнакомо
известно-неизвестных улиц отраженья.
Там про любовь и про сопротивленье
любви. Беременное сердце
биением. Возможно, белый шум.
Послушай, милая, что я тебе скажу...
Поверь в меня, и я исчезну
со словами, что
Твоя реальность –
была лучшая из скульптур.
Так мало света!
И теплый цвет чрез абажур
просвечивает питерское гетто.
18/06/24, 13:21
Парнас – Мурино
Свидетельство о публикации №124122102588