Талиесину
Где ловчий сна в траве густой
Росой хмелит душистый вереск
И след сокрыл болотник злой,
Сошед, ворча, в туман седой,
Что прячет белой тьмою берег.
В тот час спешит ему вослед,
Кошачьим взором тьму рассеяв,
Ведьма, чей стан красой одет,
Девичьей свежестью и свет,
Песней своей в сей мир посеяв.
Вновь среди вересковых снов,
В жаровнях заклинаний долгих,
Совьёт в ажуре древних строф
Волшебных сумерек покров
Над бездною преданий строгих.
Лощины твердь, как чару взяв,
Погрузит крепость хмеля в зелье,
В котором сласть от сотен трав,
Пряность коры в тени дубрав,
Где души на ветвях созрели.
В тот миг душа сорвётся вниз,
Как будто птицей белой в небе,
Кроны качнёт незримый бриз
И рухнет вечность в чару ниц,
Узрев себя в мирском вертепе.
Ведьма прошепчет в тишине,
Вскормив, как мать, родную душу,
Что плодом зрела, чтоб в огне
Незримых чар на самом дне
Жизнь обрести, покой нарушив.
Чтоб полозом скользнуть в росу,
Чтоб после ястребом сквозь звёзды
Упасть на твердь, затем в лозу
Родиться, чтоб постичь красу
Девичьих уст, пропевших тосты.
Чтоб чадом стать девицы той,
Открыть глаза с рожденья к свету,
Любить, страдать, болеть тоской,
Познав лишь в музыках покой,
Став королём меж всех поэтов.
И ловчий сна в траве густой
Росой хмелит душистый вереск,
И след сокрыл болотник злой,
Пусть бездна зреет тишиной,
А бард всё ж знает отчий берег.
Картина: Henry Clarence Whaite (1828-1912). Finding of Taliesin, 1876
Свидетельство о публикации №124122006223