Категория риска

                поэма

           Шумела майская поляна
           Шестидесятых бурных лет,
           Ночь пела весело и странно
           О жизни той, что лучше нет.
           О перекатах и тумане,
           Об ожидающих горах,
           О Джантугане и Тянь-Шане,
           О "Бригантине" и ветрах.
           Плясали в соснах пятна света,
           Костры искрили в небеса,
           Ночь без надзора и запрета
           Выделывала чудеса.
           И прыгали мы над кострами,
           Как сотни лет тому назад,
           Порой в азарте, "под парами",
           Сев в угли, обжигали зад.
           Я многих знал по тренировкам,
           А с Галей был знаком слегка,
           Она была легка и ловка,
           Подобье кошки иль цветка.
           Под утро все угомонились,
           И лагерь нехотя уснул.
           Сны меж палатками струились
           Да южный ветер в скалы дул.
           В них всё ещё торчали крючья,
           Верёвки сняли же вчера,
           Вершины гор, как челюсть щучья
           Расчёсывали все ветра.
           Среди давным-давнишних писем,
           Маршрутных книжек, записных,
           Забытых телефонных чисел,
           Открыток ярких и пустых,
           Газетных вырезок, квитанций,
           Дипломов, карт, раскладок схем,
           Фамилий, адресов и тем,
           Названий кишлаков и станций
           От времени чуть пожелтевший,
           Блокнотный вырванный листок,
           Соединить нас не успевший,
           Хранимый тридцать лет не впрок.
           Бледно-зелёныё чернила,
           Три строчки адреса. Миасс
           В шестидесятых принял нас,
           Но жизнь позднее разлучила.
           И вот на набережной в Ялте
           Мы повстречались. Тесен мир!
           Цвёл Южный берег и смеялся,
           Мы радовались вместе с ним.
           Май. Скалолазы били крючья
           Под Златоустом и в Крыму,
           Так непонятное уму
           Любовь к хождению по кручам.
           Благословенный полуостров,
           Как ты прекрасен был тогда!
           Она ушла легко и просто,
           Как оказалось, навсегда...

           Ушли цветы, сурки и люди,
           Палатки, флаги и ручей.
           Стал лагерь меньше, чуть левей,
           Рисунком на гигантском блюде.
           Восьмёрка уходила вверх.
           Росла Алайская долина,
           Вздымалась снежная пучина.
           Таился ветер словно зверь.
           Уверенно, привычно, мерно
           По снегу вверх, за шагом шаг,
           Вот что-то щёлкнуло в ушах,
           Давленье падает наверно.
           Здесь проходили сотни ног,
           Туда ж, на пик, потом обратно
           И в первый раз (невероятно!)
           Команда женщин. Кто помог?
           Кто выпустил? Кто надоумил?
           Кто, соглашаясь, их любил?
           Кто сомневался и следил?
           Кто музыку услышал в шуме?
           А пик своею жизнью жил:
           За группой группа восходила,
           По временам метель кружила,
           Но каждый в ожиданьи был.
           Любой эфир кончался ими,
           Неподалёку кто-то был,
           За группой лагерь весь следил,
           Твердя одно и тоже имя.
           Семь тысяч метров - не пустяк,
           Шипенье примуса под вечер
           Сулит заслуженную встречу,
           А купол - вот он, как маяк!

           И снова вечер. Доброй ночи
           На гребне, лагерь пожелал.
           Кто слушал, кто уже дремал.
           Что день грядущий им пророчил?
           И вновь другие на вершине.
           А что ж теперь восьмёрка ждёт?
           Когда следы все заметёт?
           Почувствовать себя в пустыне?
           Он наступил, желанный миг!
           Семь тысяч сто. записка в туре.
           И первые порывы бури.
           Флаг. Бюст. ну, словом, пик, как пик.
           А видимость - на полверёвки.
           -Куда идти? Пока стоим.
           Поужинаем и поспим.
           Авось продует обстановку.

           -Алло! Что делать? База! Ждём!
           У нас уже одна больная.
           Нам нужен врач. Что с ней, не знаю.
           Куда идти? И мы пойдём!
           Вновь рация: - Похолодало!
           Палатку рвёт! Второй больной!
           Уходим вниз. В тепло. Домой.
           Весь день тревога и усталость.
           В тот вечер их осталось семь.
           С трудом поставили палатки.
           Ни явь, ни сон, тревожный, краткий.
           И наступил последний день.
           Палатки рвало ураганом.
           Одну на части разнесло.
           Что их могло, но не спасло
           В решеньи роковом и странном?
           Японцы, пробуя помочь,
           Увязли в снежной круговерти.
           Девчата приближались к смерти,
           А жизнь брела бессильно прочь.
           -Уколы нам не помогают1
           Троих уж нет! Спасите нас!
           В эфир я выйду через час!
           Кончаю. Руки замерзают.
           Три спальника на пятерых.
           Палатки нет. Потерян примус.
           Памир явился грубо, зримо,
           Ударив каждую под дых.
           - Едва идём. Копать не можем.
           Нет ни лопат, ни рюкзаков.
           Молчанье. Слёзы! Пара слов.
           И голос. Но другой и позже.
           Сквозь плачь невнятное:- Прости...
           -Нас двое. Времени немного
           Осталось... Только ради Бога...
           Нет звука... И опять! Найти...
           Ещё одно нажатье кнопки.
           Нет звука. Рация молчит.
           Хоть расколи! Хоть закричи!
           Обматери! Кого?....

                2005