Wolkonski

Долгих зимних ночей, троек, шуб тяжелых медвежьих внаброску
Нескончаемый праздник. И уже точно знаешь кого и когда
Ты отправишь в отставку почётную. Тушью набросок
Сохранит для взоров потомков снятый с натуры художником бал.
Вечером в полумраке (атмосферно!) пишешь давней подруге из прошлого снова
Отчет о свидании с некой давно присмотренной краем глаза одной из богинь
Провинциальных. Все в деталях: сколько раз, как, на чем. Казанова
Грязных улиц живёт в двух режимах: «Ах,тлюблю так, ты мне нужен» и «Ну же, изгинь».
Для подруги это любимое чтиво, перечитывать будет, особенно на ночь.
Череду дней, как рыбу, окутывает в этом городе скука сетью своей.
Дни бегут, как валлиец. И порою подумаешь: их сколько осталось?
Но вдруг вспомнишь все: договор, запах серы и свет зеленый инфернальных свечей...

В кофе полумрак. Девица в восторге от чуши, которую в этот момент выдаёшь ты.
На это глядит из бокала, улыбаясь глумливо, рогатый, как муж, Бафомет.
И сам не поймешь: то ли это очередная ловушка для кошек,
То ли в новую лучшую версию жизни счастливый билет.
Новый век. Окружение новое. Старое всё снесено или просто истлело
В ямах разного расположения, локализации, степени глубины.
И сам уже не уверен: волнует ли так, как когда-то, напротив сидящее новое тело
Или просто пытаешься старые схемы по инерции тут применить?
Ничего, разберешься. Время есть, есть возможность. Упирается разве
Что в желание всё. Но желание дело такое – поживешь, наживешь.
От избытка возможностей пробуждается в самом невинном барашке диковинный зверь, и
Становится истиной, воплощаясь в слова, будто в тело, даже самая дикая ложь.