Суриков. Утро стрелецкой казни. Казнь

Как режет ухо злая тишина,
Не слышно криков, вздохов, стона, плача.
Огонь свечей — в них трепетность видна,
Зловещие минуты быстро скачут.

В могучей длани рыжего стрельца
Свеча зажата... белая рубаха...
Как живописны кудри удальца!
В его лице не видно тени страха.

Понятно: ужас пыток не сломил,
Непокорённый, яростный, упрямый.
Толпе народной близок он и мил,
Стрельца взгляд устремлён куда-то прямо.

Всем очевидно: смотрит на Петра,
Царь свитой окружён, ещё охраной.
Да, царь неуязвим — его пора!
Прославится судьбою окаянной.

Пётр видит, понимает — диалог,
Немой, ужасный, страшный, ненавистный...
Молись, страдалец, чтоб Господь помог,
Когда топор над головою свистнет.

Взмах палача — как страшен век, жесток!
Вмиг кровью обагрилась площадь-плаха.
Едва-едва зарозовел восток,
А кровью вся пропитана рубаха.

Какое изобилие страстей!
Оно по силе Сурикову-магу.
Детали все по полотну, рассей!
Не зря искусства носишь востру шпагу!

Телеги колесо вдруг заскрипит,
Нежданный звук — то звон от алебарды.
Конь захрапел, всё передал пиит...
Завыла баба... Темы все для бардов.

Коварна Сурикова тишина...
Вороний грай аккордом перед бездной.
Стрельцы-бунтовщики — не их вина,
Что оказались жертвой бесполезной.