Не пишется...

Не можется, не пишется, не спится,
не дышится, не смотрится в окно,
и чай не пьётся… Заржавелой спицей
всё кто-то колет в сердце, и темно
в глазах и мыслях. Воздаёт сторицей
за все грехи мне этот день больной.

И ночь была ничуть не легче тоже,
а сны, как и обычно – ни о чём.
Там лето… Говорят, что день погожий,
а мне бы надо, чтобы дождь ручьём
звенел, вонзаясь в желоба до дрожи,
и теснотою труб ожесточён,
бил через верх, вскипая мутной пеной,
смывая пыль и надоевший зной,
и охлаждая город постепенно…

Мой дождь, давай, поговори со мной,
открой мне дверь и выпусти из плена,
ненужных слов, реальности и снов.
Мне тошно здесь. Потерянною птицей
я буду биться в мутное стекло,
читать молитвы, плакать и креститься,
и клясться, что себя отдам в залог...

Но кто-то колет заржавелой спицей
и тихо шепчет: «Полно, всё прошло,
твой Августин давно тебя не слышит,
твой милый, милый, нежный Августин…
Ты видишь, знак из звёзд на небе вышит,
прочти и расшифруй, и отпусти
свою тоску. Иди гулять по крышам,
и собирать по буквам новый стих...»

13.07.15.