Д. Г. Байрон. Тьма

Darkness
BY LORD BYRON (GEORGE GORDON)

I had a dream, which was not all a dream.
The bright sun was extinguish'd, and the stars
Did wander darkling in the eternal space,
Rayless, and pathless, and the icy earth
Swung blind and blackening in the moonless air;
Morn came and went—and came, and brought no day,
And men forgot their passions in the dread
Of this their desolation; and all hearts
Were chill'd into a selfish prayer for light:
And they did live by watchfires—and the thrones,
The palaces of crowned kings—the huts,
The habitations of all things which dwell,
Were burnt for beacons; cities were consum'd,
And men were gather'd round their blazing homes
To look once more into each other's face;
Happy were those who dwelt within the eye
Of the volcanos, and their mountain-torch:
A fearful hope was all the world contain'd;
Forests were set on fire—but hour by hour
They fell and faded—and the crackling trunks
Extinguish'd with a crash—and all was black.
The brows of men by the despairing light
Wore an unearthly aspect, as by fits
The flashes fell upon them; some lay down
And hid their eyes and wept; and some did rest
Their chins upon their clenched hands, and smil'd;
And others hurried to and fro, and fed
Their funeral piles with fuel, and look'd up
With mad disquietude on the dull sky,
The pall of a past world; and then again
With curses cast them down upon the dust,
And gnash'd their teeth and howl'd: the wild birds shriek'd
And, terrified, did flutter on the ground,
And flap their useless wings; the wildest brutes
Came tame and tremulous; and vipers crawl'd
And twin'd themselves among the multitude,
Hissing, but stingless—they were slain for food.
And War, which for a moment was no more,
Did glut himself again: a meal was bought
With blood, and each sate sullenly apart
Gorging himself in gloom: no love was left;
All earth was but one thought—and that was death
Immediate and inglorious; and the pang
Of famine fed upon all entrails—men
Died, and their bones were tombless as their flesh;
The meagre by the meagre were devour'd,
Even dogs assail'd their masters, all save one,
And he was faithful to a corse, and kept
The birds and beasts and famish'd men at bay,
Till hunger clung them, or the dropping dead
Lur'd their lank jaws; himself sought out no food,
But with a piteous and perpetual moan,
And a quick desolate cry, licking the hand
Which answer'd not with a caress—he died.
The crowd was famish'd by degrees; but two
Of an enormous city did survive,
And they were enemies: they met beside
The dying embers of an altar-place
Where had been heap'd a mass of holy things
For an unholy usage; they rak'd up,
And shivering scrap'd with their cold skeleton hands
The feeble ashes, and their feeble breath
Blew for a little life, and made a flame
Which was a mockery; then they lifted up
Their eyes as it grew lighter, and beheld
Each other's aspects—saw, and shriek'd, and died—
Even of their mutual hideousness they died,
Unknowing who he was upon whose brow
Famine had written Fiend. The world was void,
The populous and the powerful was a lump,
Seasonless, herbless, treeless, manless, lifeless—
A lump of death—a chaos of hard clay.
The rivers, lakes and ocean all stood still,
And nothing stirr'd within their silent depths;
Ships sailorless lay rotting on the sea,
And their masts fell down piecemeal: as they dropp'd
They slept on the abyss without a surge—
The waves were dead; the tides were in their grave,
The moon, their mistress, had expir'd before;
The winds were wither'd in the stagnant air,
And the clouds perish'd; Darkness had no need
Of aid from them—She was the Universe.


ПЕРЕВОД Л.Д. НАЗАРОВОЙ
(1985г.)

Мне снился сон, который не был сном:
Погасло солнце, и в кромешной тьме
Блуждали звезды без дорог; Земля
В безлунном мире мчалась наугад,
И вслед за утром день не приходил…
И люди в ужасе забыли о страстях –
Страх одиночества сердца сковал,
Мольбой о свете всех соединив.
Был свет лишь от костров, и всё вокруг –
Дворцы, лачуги, где хоть кто-то жил, –
Горело всё, всё пожирал огонь,
А люди шли к пылающим домам,
Чтобы в лицо друг другу заглянуть…
О, счастлив тот, кто близ вулкана жил,
Его горящим оком озарен!
Единый страх весь мир заполонил…
Леса горели, но за часом час
Летел – на землю рушились стволы
И догорали – вновь спускалась тьма…
На лица всем отчаянье легло,
А вспышки света озаряли их
Таинственно и жутко. Кто лежал,
Уткнувшись в землю, волю дав слезам,
А кто сидел с улыбой на устах;
Другие же сновали взад-вперёд,
Подкармливали погребальный огнь,
С безумною тревогой глядя вверх,
На серый полог мира, и опять
С проклятьем опускали вниз глаза
И выли; птицы поднимали крик,
Вселяя ужас, бились по земле,
Влачили бесполезные крыла.
А дикий зверь ручным и робким стал;
И гадов нескончаемый поток
Всё шёл…Их убивали, чтобы есть –
Война, забытая всего на миг,
Воскресла вновь, смешалось все в крови.
Угрюмо каждый набивал живот
До пресыщенья; не было Любви,
Над всей землёю властвовала Смерть,
Поспешная, бесславная, и боль
Голодных спазм людей косила. Вкруг
Белели кости и смердила плоть;
Съедали тех, кто прежде ослабел;
И на хозяев нападали псы,
За исключеньем только одного:
Он трупу предан был и охранял
Его от птиц, зверей и от людей,
Пока иль голод не валил иль труп
Другой их не прельщал. Он сам не ел,
Но жалобно и непрестанно выл,
Скулил и руки всё лизал тому,
Кто ласкою ответить уж не мог.
И постепенно голод всех сморил…
Лишь двое выжили из той толпы –
То были два врага. Они сошлись
У догорающего алтаря,
Увечных и незыблемых святынь,
Теперь не нужных никому. Золу
Ничтожную руками разгребли
И дули, дули из последних сил,
Надеясь пламя к жизни возвратить.
…И вспыхнул жалкий огонёк. Глаза
Они подняли и, увидев лик
Того, напротив, вскрикнули, и смерть
Пригла при виде жуткого чела,
Где Господом был Дьявол сотворен.

Могучий, многолюдный мир стал пуст,
Стал глыбой смерти, хаосом, золой
Без времени, без жизни, без людей.
Замолкли реки, океан затих –
Ничто не всколыхнулось в глубине
Его стихий; и гнили корабли
Без моряков, ломались мачты их,
Летели в бездны этих мёртвых вод…
Все волны умерли, прилив давно угас
Вслед за кончиной царственной Луны;
Пропали ветры, и в безветрье том
Погибли облака; и в них теперь
Уж не нуждалась Тьма, вселенной став.