Опять пылает холодом закат. Таёжные рассказы

Опять пылает холодом закат. Таёжные рассказы
Татьяна Немшанова


Мороз на сердце.
Мороз в природе.
Опять взошёл рассвет!
Опять пылает холодом закат.
Шуршит, сминаясь лыжей, снег.
И злость рождает силу жить.


17 ноября 2015 год. Морознеет! Сегодня на нашем термометре минус двадцать восемь мороза. День  солнечный. Никуда не пошла, кручусь делами дома. Почти совсем не спала: боли в суставах замучили. Дурно и в теле, и на душе! Хочу спать, а не могу уснуть. Точно так было пять лет назад, когда умирал отец. Я чувствовала на огромном расстоянии в тысячи километров беду, да ничего не могла сделать, лишь не смогла спать, мучаясь предчувствием плохого, неодолимого, безвозвратного.

Тогда, шестнадцатого ноября 2010 года,я собралась в тайгу за лыжами. Они оставались в лесу с весновки, с мая. У нас в мае лежит снег. Заходила на лыжах на утиную охоту по снегам, а потом резко растаяло, и выходила пешком, без лыж, по проталинам. Их пришлось оставить до осени. С угодий вышли с мужем тоже до снегов. А, чтобы зимой охотиться, нужны лыжи, - проверенные, надёжные. Что работать корреспондентом мне не дадут, было ясно. Последнюю статью по долгострою писала, понимая, что иду в последний бой, то тоже линия фронта, где за слово не щадят, а убивают. Статья вышла, вызвав переполох в стае коррупционеров. Полетели головы не только в переносном смысле, но и в прямом, - пошли трупы. А зиму надо жить, - не существовать. На пенсию не прожить. У мужа экспедицию лихорадит. Зарплат не выплачивают годами. Люди пытаются судиться, да круто повязано кругом: с миллиардерами не связывается и прокуратура. И их отправляют на небеса, если проявят верность Закону.

Необходимо было идти, выносить лыжи в село. Пятнадцатого с вечера собрала рюкзак, поставила у постели. Чтоб на рассвете тихонько уйти, не тревожа мужа. Планировала рано утром уходить, да не смогла совсем уснуть. Утром Володя подошёл, - ему на работу, а я – дома, не ушла. Удивился, спросил:

-Что?.. - не пошла?..

Сказала, не вставая с постели, лишь, приподняв голову:

-Не спала ночь совсем. - Плохо что-то очень на душе!.. - Завтра пойду...

День прошёл плохо. Не находила покоя, измоталась на нет, да идти всё равно необходимо, - без лыж невозможно охотиться, а жить надо... Семнадцатого, с трудом подняв себя, вымотанная и телесно, и душевно, до рассвета ушла. А настроение – никакое. – Душу и тело рвёт тревога. - Не описать словами. И понять не могу, что происходит, только ощущение пустоты, боли, точно умираю и не живу уже. Понимаю, что в таком состоянии уходить зимой в тайгу безумие, да ушла.

Шла без лыж, в целик, весь световой день и не световой по зимнику. Намаялась особенно, как свернула с зимника, и поползла в целик, пешком. А снега – выше колена, да мох не простыл.

Даже взвыть не позволишь себе, лишь методично, усилием воли делаешь следующий шаг, а хочется сесть, не двигаться.

Снег лёг на тёплую землю. Хотелось рыдать, да ползла, ибо назад уже пути не было, - лишь вперёд. А пустота заволакивала туманом, лишь воля к жизни поднимала и толкала вперёд.

Там, где ранней осенью идёшь час, ползла часы, до сумерек. И ужасно тревожно. Душу дерёт в клочья от беспокойства и тоски пустоты. Каждая клетка тела и мозга вопит, мечется, обливается слезами, не понимая отчего.

Дошла до палатки в сумерках. Последние метры, уже видя родные сосны, считала шаги. Кругом… – снег! Синё от мрака. Мороз к тридцати уже давит. А я… - вся в снегу, - и одежда, рукавицы закоковели в лёд. На ресницах и волосах – иней. Балаган засыпан снегом с крышей – один гигантский сугроб. Необходимо прокапывать вход. И на душе что-то не так.

Чувствую, - надо звонить домой, что-то нехорошее случилось, но не могла в пути достать телефон. Не заходя в жилице, - впервые!Не затапливая первым делом печь, сбросила рюкзак прямо в снег, в метре от входа. А он – тяжеленный, весь сморожен! – Глыба! Ремни – лёд! Знаю, - рискую, ибо, остановившись, через десять минут, если не растопить печь, то руки схватятся, потеряют подвижность, и спичку не удержать обмороженными пальцами. В мороз необходимо в минуты первые развести огонь, лишь потом делаешь все дела. То основа-основ выживания и жизни. А сейчас впервые осознанно нарушаю, ибо уже знаю о плохом, непоправимом. И родные в тревоге. Им необходимо сообщить, что дошла, на месте!

Открыла мешок, морозя руки, достала телефон и, стоя у входа в палатку, включила. А там!... - сплошные пропущенные звонки от родных, - ото всех!.. – и детей, и мужа, и сестры…

Позвонила мужу.
– Что случилось?..
- Отец умер…
- Поняла.
- Ночуешь?..
- Да. – Не выйти. Выйду утром. Отключаюсь, ещё печь не затопила…

Так, стоя в снегах, в темноте таёжного леса, перед сугробом, что являлся входом в лесное жильё, узнала о смерти отца. Получается, что всё это время чувствовала боль умирающего отца. Именно она пронизывала и тело, и душу. А, когда не спала, - не спал, умирая отец. Он думал о нас. Умирал один, ибо не признавал мобильные телефоны, и не покупал.
 
А мороз… -  минус двадцать пять!В обморок не упала. Сконцентрировалась, понимая, – обратно до утра не выйти в село, - нереально! Уже… - ночь, и сил не хватит дойти без чая и отдыха. Решаю ночевать. Сообщила родным, что выхожу завтра на рассвете.
Разгребла вход. Зашла. В балагане - темно, холодно.

Опустилась на колени перед буржуйкой. Положила растопку. Она всегда заготовлена на такие случаи. Спички в кармане замотаны от промокания. Удачно зажглись! Береста подхватилась сразу. Пламя занялось. Смольё загудело.

Села на чурку перед открытой дверцей.
Гляжу на огонь. Стараюсь не истерить, не реветь, понимаю: нельзя! А слёзы текут, - тёплые по холодным щекам. Понимаю всё: «Отомстили! Нашли способ заткнуть мне глотку, чтоб впредь не писала. Показали, что достанут везде. - Смерть отца – то цена правды…».

Печь растопилась, быстро отдав тепло. Крыша и стены палатки засыпаны снегом, оттого потеплело
тотчас. Зажгла свечу на столе, в баночке. Оттаивая постепенно слои одежды, разделась, развесила сушиться у печи. Приоткрыв полог двери, не выходя, набрала снега в чайник и в ведро. Поставила таять на печь…

Ночь не спала. Просто сидела, топя печь. Заставила себя поесть, чтоб накопить сил на завтра. Родные помогали. Непрерывно поддерживали дети, муж, - звонили до утра, разговаривали, - тоже не спали. Они знали, что такое зимняя тайга. И мне выходить, не спав, одной!..

- Третьи сутки без сна. – выдержу ли?.. – хватит ли сил дойти?.. - Думаю, как выйти с минимальными затратами. А мороз завтра, сообщили, - минус тридцать восемь!.. – Надо выдержать!


***
Вышла, лишь едва забрезжил рассвет. На лыжах, по колее вчерашней, много проще идти, да и собаки впереди торят, помогая. Проскочила лога довольно легко, в сравнении с тем, как часами ранее ползла сюда без лыж. На озере встретил и рассвет. Светлее! Выскочила на след снегохода и облегчённо вздохнула, что до дома дойду! Мороз морозит нос, отогреваю щёки, чтобы не обморозило. Восход - яркий! Кроваво-красный! - Алое солнце висит низко над озером, ниже деревьев, и алое небо пылает кровью. Тайга же, – густо синяя! В снегах! Оторвала взгляд и, что есть сил рванула вперёд, благо, лыжи хорошо скользят. Добралась удачно.

Захожу в квартиру, вся сморожена! Одежда не гнётся. Муж встречает на пороге, помогает снять глыбу снежную рюкзака, одежду, обувь. Говорит, что договорился с вертолётом. С утра завтра - рейс. Меня посадят вне очереди (на похороны - по блату!). Прохожу в комнату. Володя принёс еду и рюмку налил водки. Сам трезв, как стёклышко. Поняла: переживал, - не до поминок. Залпом выпиваю, и падаю на диван, отпуская волю. - Понимаю, что дома, и позволяю понять: отца больше нет и не будет. Отрубаюсь. Сознание возвращается оттого, что слышу, как неистово ору в голос, вою, ползаю по постели, затыкаю рот подушкой, сметаю всё под руками, и исчезаю, теряя память. И опять очухиваюсь от звука дикого своего крика. Ору в голос, не знаю, что. Муж в комнате – в соседней. Понимаю на секунду, что соседи всё слышат… И опять исчезаю, очухиваюсь от крика душераздирающего. Потом резко исчезаю до утра, уснув. Ничего не помня, не существуя.

Утром просыпаюсь, - словно и ночь не существовала. Мозг чист. А сумка, собранная стояла неделю  в прихожке, собирать не надо. Отец ведь позвонил на праздник, на Седьмое ноября, сказав, чтоб экстренно вылетала, разговор не телефонный. Не расспрашивала. Поняла, - на него крепко наехали и бандиты и власти, угрожают, чтоб повлиял на дочь. Осознала: со мной рассчитались. Не смогли напугать меня, чтоб не публиковалась впредь по социально значимым темам, так убили отца, показав чётко, - способны на всё. Вылететь не могла с седьмого, - не садили на вертолёт. (Потом выяснилось: специально). В сумке лежал мобильник. Везла его отцу в подарок. У него - лишь стационарный, домашний телефон. – Не успела!Ясно: публиковаться не дадут. И телефон не успела отцу отдать, чтоб мог звонить, оттого и умер один в садовом домике, беспомощный, - пытался выжить, да не смог, боролся за жизнь до последнего.

Собираться нечего. Всё готово и уже десять дней лежит в сумке: документы, деньги. В
ыпила чая. Муж проводил, посадил в вертушку. – Такова цена правды в нашем мире!


***
Пролетело пять лет…

Эта ночь - такая же… - не сплю. – сон не идет. Вчера помянули отца. Отцовский кот – с нами, в тайге. Наполнили и ему полную миску рыбой.
Мужу звонят опять коллеги. - Экспедиция разваливается. Экспедиционная контора в эту зиму не отапливается вовсе, - дорого. Всего три комнаты отапливаются на обогревателях. Там все и сидят в обнимку с радиаторами. Котельную отключили – дорого, а свет – воруют!

Зимник в нашу сторону не расчищают. В селе сегодня холоднее, чем у гор – минус тридцать пять. Снега мало. На равнине морознее, нежели в горах, что западнее. Село находится в окружении рек, в низине. Воздух морозный – северный, застаивается в яме. А у гор прогоняются морозы западными ветрами с Балтики, что переваливают через хребет.Темнеет  уже в шестнадцать.

Настроение сложное. Наметили выход в село. Беспокоюсь о выходе в мороз. – Морозы повисли надолго, - не переждать. Главное, - сигареты последние остались, а муж без курева не может совсем. Договорились, что нас встретит знакомый на дороге, на двадцатом километре трассы, на снегоходе. То – полпути!

По телефону Володя говорил с коллегой. Хорошо слышно. – В экспедиции – копец! Разваливается всё!.. – Зарплаты не платятся. Миллиардер, купивший её вместе с геологами и геофизиками из-за драгметалла, содержать не намерен. Годами не платит зарплат. Люд судится не первый год, да всё бесполезно. А драгметалл можно отмывать и промывать без лицензий, - хытничая. Спецы же, числятся, что имеются в наличии, при работе…


Фотоснимки Татьяны Немшановой.
 На фото Западная Сибирь. Крайний Север. Северная тайга. 11 октября 2015 год. Северный октябрь.
 
Опять пылает холодом закат. Таёжные рассказы.