Холопская любовь. Повесть
Болезнь любви в душе моей:
Без вас мне скучно,— я зеваю;
При вас мне грустно,— я терплю;
Пушкин
Холопская любовь.
Повесть.
Ротмистр князь Разумовский Сергей Иванович был потомком знатного старинного дворянского рода и иногда подшучивал, мол, он по генеалогическому дереву происходит аж от самого графа генерал-фельдмаршала Разумовского Алексея Григорьевича, который якобы был морганатическим супругом самой императрицы Елизаветы Петровны. После заключения мирного договора о завершении миссии русской армии на Кавказе он по причине неизлечимой болезни жены княгини Анны Петровны, которую медленно, но верно убивала скоротечная чахотка, подал в отставку и поселился в своем родовом замке в селении Сиони под Тифлисом, где жила его семья – жена и шестнадцатилетняя белокурая, голубоглазая красавица дочь, княжна Ксения. Замок и всё хозяйство ротмистра находилось на низменности, на левом берегу реки Терхена и Иори, на цветущей долине, где на бескрайних просторах паслось большое количество домашнего скота, вьючных животных и его гордость табун карабахских скакунов, которые отличались своей резвостью и выносливостью в горной местности. В связи с тем, что замок находился у подножия горы, в замке всегда ощущалась дыхание холодного горного воздуха, и в просторной комнате княгини постоянно топился камин-камелёк, а ее комната освещалась масляными лампами и длинными свечами на персидских позолоченных подсвечниках шандал.
- Сергей, - тихим голосом прошамкала княгиня, обращаясь к своему супругу, – мне мерзко, мне всегда холодно, а служанки не понимают меня, - вытирая окровавленные губы, произнесла Анна Петровна.
– В комнате тепло, Аннушка, - подойдя ближе к ее дивану, произнес князь, - вишь, как камелёк жаром отдает, может, тебя проводить в беседку в саду, а? подышишь свежим весенним горным воздухом Весеннее солнце уже греет, сады расцвели и благоухают, и скоро из города должен приехать опытный лекарь, который привез новое лекарство из Парижа, дай бог, чтоб оно тебе помогло.
- Мне уже ничто и никто не поможет, Сергей, только прошу тебя, береги Ксюшу, она последний отпрыск в роду, - внезапно охвативший ее кашель, не дал ей договорить. Князь увидел, как она окровавленный платок прижимала к губам и старалась погасить приступ кашли. Камергер-старичок с ключом на голубой ленте на шее, осторожно постучался в дверь комнаты княгини.
- Ваше сиятельство, из города пожаловал лекарь, в гостиной ждёт, - тихо по-стариковски прошамкал камергер, стараясь не смотреть в сторону княгини.
- Федотыч, щас же приведи его сюда, в комнату княгини, - подойдя к двери, приказал ротмистр. Лекарь долговязый мужчина, с длинной клинообразной бородой, маламзя, прищуриваясь, часто моргал и смотрел поверх пенсне, которое висело на кончике носа, в сопровождении камергера бесшумно вошел в комнату княгини и поставил свой протертый саквояж на стульчик у окна.
- Ваше сиятельство, я привез новейшие разработки европейских ученых-медиков, которые практикуются в области лечения этого жестокого недуга нашего века, с вашего дозволения, я желал бы остаться наедине с княжной, - открывая свой саквояж, тихо произнес лекарь. Он налил из хрустального графина в фарфоровую чашу теплой водички, насыпал из пакета белый порошок и стал тщательно перемешивать, пока порошок полностью не растворился.
– Ваше сиятельство, княгиня Анна Петровна, вам следует выпить это питьё, оно понижает жар, подавит приступ кашля, и вы спокойно уснете, а я буду находиться в гостиной, - неуверенно произнес лекарь, и с помощью князя, приподняв ей голову, несмотря на ее капризное поведение, вынудили выпить лекарство, после чего она закрыла глаза, отвернувшись к окну.
– Боюсь, вам, князь, следует подготовиться к худшему, эта болезнь настолько въелась в ее плоть, что тут современная медицина беспомощна, - с сожалением отметил лекарь и ловко опрокинул бокал с коньяком в широко раскрытый рот.
Весна, вступившая в свои права, поддерживаемая ярким весенним солнцем, активно растапливала снег на склонах скал, превращая их в небольшие ручейки, которые впадали и так в полноводную Иори, еще сильнее насыщая ее. Она, часто выходя из своих берегов, затапливала поля уже с посаженным рисом, тютюном, виноградниками, сносила деревянные мосты, мельницы и дома, построенные на берегу, принося много бед. Всюду расцвели акации, мимоза, каштан, благоухая, развесил свои ярко-красные воушесцы гранат, уже прилетевшие соловьи, посвящали свои «строфы» этому чуду природы, долина сменила свою одежду, преобразуясь. На вершине чинары одинокий соловей услаждал слух своими трелями, и неустанно звал свою подругу.
Деревенский пастух не переставая дул в свою самодельную дудочку, собирая животных с дворов на пастбище, и часто стегал голенище сапог кнутом-арапником.
Княжна Ксения с приказчиком отставным прапорщиком Антиповым Прохором Ивановичем, который служил с его отцом, объезжала свое земельное угодье.
- Прохор Иванович, смотрите, поле с тютюном затопило и виноградники в воде, считай, что всё пропало, - огорченно произнесла княжна.
– Вода быстро уйдет, княжна, и, надеюсь, на будущем урожае не отразится. Сегодня должны посадить саженцы риса, а потом начнут орошать, открывая арыки, - деловито произнес приказчик, указывая на рисовое поле, где уже работали с босыми ногами женщины с детишками.
– Тогда мы поедем к пастухам и табунщикам, заодно проведаем сироту Руслана, который по вине реки Иори остался без крова и родителей, всю зиму работал и жил в конюшне, добрый, отзывчивый, красивый, как Гимер, из свиты Афродиты, ведь, он в свое время с помощью дяди учился в классической гимназии в Москве, не закончил, дядя скоропостижно скончался, а его выгнали, но он успел набраться знаний, даже по-французски говорит. Может, целесообразно взять его к себе помощником, пользы больше будет, а?- чуть ли не маливала приказчика княжна.
– Ваше слово для меня закон, княжна, почему бы и нет? – спокойно ответил Прохор Иванович. Табунщики укрепляли прошлогодний навес, крыша, которого была снесена зимой шамрой. Увидев княжну с приказчиком, все работающие поспешно сняли головные уборы, низко кланяясь. Княжна подошла к стойлу, где был привязан резвый молодой жеребец, который передними копытцами бил о землю, танцуя на месте.
– Он себя как-то странно ведет, - обратилась княжна к старшему табунщику, он успокоился бы, если был бы вместе с табуном, нет?
- Его пора объездить, княжна, ишь, какую силищу-то накопил, кровь играет, в бега просится, - не поднимая голову, ответил табунщик.
– Я не вижу Руслана, вы что, от него избавились и за что? – недоумевая, спросила Ксения. – Да нет, Ваше сиятельство, он на повозке поехал в большой двор за досками и продуктами, скоро должен будет вернуться, хороший мальчуган, исполнительный, - заикаясь, произнес старший табунщик.
– Он больше не будет пасти табун, я его назначила помощником приказчика, то есть Прохора Ивановича, объявите всем и пусть все повинуются ему, а вам следует дать ему резвого коня, и пусть он приедет к пастухам, куда теперь мы направляемся, - резко, перебив его, велела Ксения. Руслан Черезов, шестнадцати лет, красивый, крепкого телосложения, с белесоватыми волосами, вмиг потерявший свой дом и родных, которых ночью смыла вышедшая из берегов Иори, после изгнания из гимназии вернулся в родное село и был принят на работу в большое хозяйство князя, за еду и ночлег, убирал в хлеву, где его и заметила княжна.
– Ты, наверное, из тех, у которых дома снесла река, да? – спросила Ксения, рассматривая его мозолистые руки. Он настолько растерялся, потрясенный ее красотой, только что молча кивнул головой. Новость, которую сообщили ему его товарищи, ничуть не обрадовала его, а, наоборот, озаботила, он боялся ее красоты, опасался влюбиться, тогда ему просто не жить. – Я свою работу выполняю исправно, мое место здесь, здесь мой шесток, и я не намерен исполнять прихоть этой девчонки, - разгружая доски, резко ответил он.
- Да ты что, паря, это же воля Их Сиятельства, смотри, на себя и на нас беду гибельную накликаешь, смирись, ихняя воля - божеская воля, - осерчав на Руслана, громко выругался табунщик. Княжна Ксения, так и не дождалась появления Руслана, и это неповиновение так разозлило ее, что она, вечером войдя в комнату приказчика, небрежно бросила: покуда я должна терпеть прихоти моих холопов, а? Прохор Иванович отложив книгу, решил ласково погасить гнев княжны.
- Здесь на Кавказе никогда не было крепостного права, княжна, но они всегда работали на меликов, горных князьков, я тут же пошлю гонца и его привезут в замок, сначала затравив псами за неповиновение своей госпоже.
Утром служанка, открывая комнату княгини, чтоб предложить ей парное молоко, нашла ее неподвижной, княгиня Анна Петровна тихо скончалась. Служанка Арина, исцарапывая лицо, с воплями бросилась в покои князя Сергея Ивановича, и он в ночном спальном костюме ринулся в комнату княгини, а лекарь, разбуженный внезапным шумом, узнав о случившемся, встал тихо, оделся и покинул замок. Но эта трагедия не повлияла на решение княжны, посланные слуги по приказу приказчика посадили в фаэтон Руслана, надев на него кандалы, предварительно затравив его псами, окровавленного доставили в замок и посадили на цепь в погребе. Похороны княгини Анны Петровны были на редкость многолюдные, и отличались помпезностью. Приглашенный на отпевание иерей-старичок с длинной цепью с крестом на шее, трясущимися пальцами перебирал требник и, наконец-то, начал шамкать так тихо, что никто его не слышал. После смерти своей возлюбленной князь Сергей Иванович, как сваленный дуб, случайно налетевшим шквальным ветром, сломался, заперся в своем кабинете и ни с кем не общался, молча, болезненно переживая смерть супруги.
- Я же велела, что ты, Руслан, мною назначен помощником приказчика, по какой же причине ты меня, свою госпожу, ослушался, а? – сглаживая его раны, свирепо спросила Ксения. Он не стал отвечать и отвернулся от нее, его непокорность еще сильнее взбесила княжну, она, багровея, едва удерживая свой гнев, развернулась и покинула погреб.
Князь Разумовский на фаэтоне с откидным верхом ехал в Тифлис, где жила его кралечка-вдова Елена, которую он по любовным делам посещал иногда, всегда приезжал с подарками и, уезжая, оставлял ей большую сумму денег. Резвые кони, застоявшиеся всю зиму, несмотря на распутицу, легко вынесли легкую коляску, на дорогу, ведущую в Тифлис. По обочине дороги закутавшись в черную шаль, в рваных ботах, не оглядываясь по сторонам, шла женщина в сторону села Мартони.
– Митрич, останови-ка, - велел князь кучеру, а затем, обращаясь к женщине, удрученный ее жалким видом,- вы совсем промокли и боты у вас неважные, садитесь в фаэтон, и мы вас отвезем туда, куда вы путь держите.
– Я иду в село Мартони, господин, за фельдшером, матери что-то не дюжится, - не смотря на князя, переливчатым голосом ответила женщина.
- Покажи нам дорогу, как проехать к этому, самому фельдшеру, и мы его отвезем к твоей матери, - помогая ей садиться в фаэтон, произнес Сергей Петрович.
– Благодарствую, барин, тут недалече его дом, но мне заплатить то нечем, - садясь на мягкие сиденья, бойко ответила она. Тут князя разобрал небывалый гомерический смех.
- Успокойся, мы повезем тебя, как у вас говорят, задарма, - ответил Сергей Петрович, продолжая смеяться.
Военный фельдшер Савеев Олег Иванович был потомком староверов, жил в своем рубленом доме со своей семьей, женой-молоканкой и двумя малолетними дочерьми, безвозмездно лечил односельчан, жителей других деревень. Из окна своего дома увидев щегольской фаэтон, накинув на себя старую бурку, вышел на крыльцо. Женщина, не дождавшись, когда кучер опустит короткую приставную лестницу, ловко прыгнула из фаэтона и, кланяясь фельдшеру, начала причитать.
– Молю вас, помогите матери, она тяжело больна, вчера в сенях потеряла сознание, у меня только пять рублей, на платьице было накопила, - со слезами начала маливать фельдшера.
– Убери деньги, я щас соберусь, и поедем, на месте разберемся, и вошел в дом, чтоб переодеться. Пожилая женщина лежала на тахте, хрипловато дышала, немедля, фельдшер, хорошо знающий свое дело, достал из саквояжа стетоскоп, начал слушать сердцебиение больной.
– Это следствие удара, тяжелый случай, - недовольно буркнул он, посмотрев на князя, засучив ей рукав, впрыснул морфина. Несмотря на все усилия фельдшера, ночью женщина скончалась, не приходя в сознание.
- Боже мой, как теперь я одна буду жить, как буду ее хоронить, я с этим не справлюсь, - начала навзрыд плакать. Князь Сергей Петрович был удивлен ее неземной красотой, она была еще очаровательней даже в постигшем ее горе.
– Не плачьте, пожалуйста, барышня, я князь Разумовский, помогу вам с похоронами, только вот как тебя-то зовут, голубоглазая гелиада, а? – подойдя ближе к ней, спросил князь.
– Русанной, барин, мне двадцать лет и кроме матери у меня родных-то нет,- ответила она, продолжая еще сильнее плакать при этом начала исцарапывать лицо, но князь схватил ее за руки. Он вытащил из кармана сертука кошель, вытащил сороковку и протянул фельдшеру: за беспокойства, уважаемый сельский эскулап.
- Митрич, отвези фельдшера домой, а по пути заезжай в церковь за попом, - велел князь.
– За попом ненужно заезжать, мы же молоканы не признаем церковные обряды, православия, соседи помогут с похоронами, - тихо произнесла Русанна. После похорон матери Русанны на местном кладбище Сергей Петрович дал двадцатку каждому, кто помогал на похоронах и снова попытался успокоить горем убитую Русанну.
– Я еду в Тифлис, Русанна, по делам, поехали со мной, зачем тебе одной оставаться здесь, не ровен час, кто-то из местных мужланов начнет приставать к тебе, а защитить тебя будет некому. Я, князь Разумовский, как я уже говорил, живу в своем поместье в селе Сиони, недалече отсюда, у меня есть взрослая дочь, и я тоже как ты недавно пережил страшную трагедию, померла жена княгиня Анна Петровна, теперь, как видишь, я вдовец, уверяю, у меня нет плохих намерений, только желание тебе помочь. Итак, выбор за тобой, - тихо проговорил князь.
– Куда на ночь глядя ехать-то, ведь скоро день начнет вечереть, оставайтесь, переночуйте в другой комнате, а утречком и поедете, – вытирая слезы, шепотом произнесла Русанна.
– И то правда, у вас есть хлев, куда на ночь определить лошадей? – смотря на кучера, спросил Сергей Петрович. Есть, до своей гибели отец держал лошадей, даже повозка была, потом всё продали, щас провожу, - вставая, ответила она. Пока Русанна проводила кучера до конюшни, князь из внутреннего кармана сертука достал дорожную фляжку с коньяком, отхлебнув, усмехнулся, тут, конечно, следовало бы, вспомнит Языкова: «я влюблен, дева-красота».
Вот, как фатум играет нашими судьбами, снова у меня, как у Грибоедова, появилось влечение род недуга, только к этой юной молоканке, всё повторяется, ведь Анна Петровна, тоже была крестьянкой, только никто не знал и я князь Разумовский в восемнадцать лет сделал ее княгиней и сильно любил, но безжалостный Гименей обрезал нить супружества, а Парка не отсрочила и обрезала ее «нить жизни». Боже мой, какая несправедливость ведь ей было чуть больше сорока лет, и эту легенду она унесла с собой в могилу, теперь я снова угодил в сети своих необузданных чувств – влюбился и так быстро. Бессонную ночь провела Русанна, то ли смерть матери, то ли предложение князя погрузили ее в состояние смятения. Не спалось и Сергею Петровичу, если она согласится, тогда они некоторое время поживут в гостинице в Тифлисе или в загородном доме в Сиони, где он почти никого не принимает. Рассвело, после скудного завтрака Русанна собрала свои пожитки и села рядом с князем Сергеем Петровичем в фаэтон, который помчал ее навстречу судьбе по воле фатума.
- Ну, что, Руслан, оклемался малость, а ты знаешь, что по определению Байрона, самая короткая дорога к женскому сердцу является жалость, а? Вот это печальное чувство вынуждает меня признаться тебе в любви и ты, пожалуйста, прими мою любовь, я буду с тобой счастлива и сделаю тебя счастливым - снимая с него цепи, грустно молвила княжна. - «Дайте мне свободу, а счастье найду я сам», - говорил Баратынский, выходит из-за любви ты мне такую экзекуцию устроила, сильная любовь, однако, но куда ты денешь родословную, вековую преемственность, а? да твои предки в гробу начнут переворачиваться и как пушкинский вурдалак начнут глодать мои кости, а ты будешь любоваться этим зрелищем, так? - поглаживая ссадины, с иронией произнес Руслан. Семейный лекарь «заштопал» на теле рваные раны, она приказала служанке накрыть стол с кушаньями в ее комнате, сама проводила его в ванную комнату, где всегда была горячая вода в колонке, и постоянно топился чугунок. Пока Руслан мылся, княжна приготовила ему нижнее белье из отцовских запасов и теплый персидский халат. Сидя за малахитовым столом, обставленным всевозможными кушаньями, яствами, они выглядели счастливой парой. В хрустальных графинах от света ламп и свеч на позолоченных персидских подсвечниках шандал, искрилось вино, коньяк.
- Ну, Руслан, прости меня, пожалуйста, взбалмошную девчонку, причинившую тебе боль, и давай выпьем за «узы Гименея», мой супруг, - поднимая бокал с хересом, торжественно произнесла Ксения. Выпив налитый в хрустальную рюмку коньяка, который он пробовал впервые в жизни, думал о том, узнай об этом князь, что же сделают с ним, повесят, али голову отрубят, вишь, какая притча получается, как у никитинского мужика. Но, несмотря навсегда присутствующий страх, он денно и нощно услаждал княжну, лишив ее девственности, сорвав нежный горный цветок, его одурманил чудный запах духов дикого жасмина, он мечтал о том, что когда она забеременеет от него, покинуть ее навсегда, потеряться, исчезнуть из ее жизни, и это будет холопская месть за боль, причиненную ею.
По прибытию в Тифлис, князь, не теряя времени, заказал лучший нумер в гостинице с рестораном на первом этаже и, отправив кучера в караван-сарай, чтоб он, устроив лошадей, вернулся в гостиницу, где ему тоже был заказан нумер. После завтрака в нумере он решил немедля заняться с ее гардеробом и не жалеть денег для украшений.
- Ты отведай кушанья, Русанна, али тебе не по душе ресторанная пища? На днях через друзей я куплю роскошный особняк с садом на берегу, найму служанок и кухарку, и будем счастливо жить, - целуя ее в горячие сухие губы, шептал князь, охваченный огнём вожделения. Мы пока не будем возвращаться в Сиони и тут в сладострастии проведем много времени, конечно, если ты не против,- тиская ее маленькие грудки, похожие на два не раскрывшихся бутона розы, еще больше разгораясь, тихо говорил князь.
Прошло четыре месяца, Ксения болезненно переносила беременность, живот заметно выделялся, и она, с гордостью поглаживая живот, повторяла слова Руслана, мол, обязательно родится мальчик, будущий князек, а Руслан, тем временем покинув замок, скитался анахоретом, работал кочегаром на судах, грузчиком в порту, но разлука с возлюбленной, как шашель, стачивала его молодое сердце, и он подумывал возвращаться в свои родные пенаты, ведь три года прошло, как он покинул замок, и уж, наверняка, родился ребенок, которому нужен был отец. И вот однажды он позвонил в колокольчик, висящий у калитки, садовник, открывая калитку, признал того юношу, которого княжна считала своим супругом, и, убегавший от опеки гувернантки мальчуган, увидев незнакомого мужчину, ринулся к нему.
– Руслан, нельзя к чужим людям подходить, - начала была гувернантка, но княжна остановила ее.
– Он не чужой, Виолетта Францевна, добро пожаловать в родные пенаты, мой возлюбленный, и села на крыльцо, плача от наполнивших ее радости и счастья…Прав был Ницше:нет прекрасной поверхности без ужасной глубины...
Эпилог.
Не осерчай, мой дорогой читатель,
Завершить эту историю фатум велел.
Может быть, заслуживает счастье княжна,
Полюбив холопа, несмотря на пересуды, она,
Пусть счастлива будет и молоканка Русанна.
Пошто нам дальше раскрывать их тайны,
Поверь, для нас не имеют они цены.
Говорил же словесник, всё в жизни случай,
Не веришь? подними руки к небесам,
Начни маливать Господа: счастья нам дай,
Знаю, ни хрена ничего не будет вам,
Потому, что Он давно потерял слух,
И твоим мольбам Он останется глух…
Так говорил однажды мне дьявол: даже у бога есть свой собственный ад - его любовь к людям(Ф.Ницше).
Март,2011г. Доработан - декабрь 2024г. м.м.Б.
Свидетельство о публикации №124121507444