Старше

Наше любимое футбольное поле
теперь стоит грязное и пустое,
мама в окне не кричит уже "быстро домой!"
и мы стали старше, хлебнули горя,
забыли напрочь уже о своём футболе,
первую сигарету и свой выпускной.

Двойки теперь не беда вселенских масштабов,
огромной не кажется больше папина шляпа,
пугают морщины на лицах близких людей,
в рассказы дворовых ребят уже верится слабо,
не пугают отныне нас пиковой дамой —
пугает, что мы стали старше, но не живей.

Нас больше не ловят с фонариком под одеялом,
уткнувшихся в книжку, — а раньше-то как вдохновляло
читать про индейцев, пиратов и прочую ерунду!
Со школьных лет помним "вассал моего вассала...",
а ещё облезшую краску на стенах спортзала
или в пробирке на химии серную кислоту,

но дальше не лезть бы в эти дремучие дебри.
Нас больше не радует мультик про Тома и Джерри,
но всё ещё хочется в дом принести всех бездомных котов.
Всё чаще мы слышим, мол, бейся и требуй,
но не забудь оплакать себя и другие потери...
А лучше бы просто услышать: "Два, Иванов!"

Наши друзья разъезжаются в разные страны,
становятся гуру, иногда достигают нирваны,
и их уход хочешь не хочешь — будь добр, прими.
Кони наших идей отчего-то ещё деревянны,
мы всё ещё верим: "Я вырасту — великаном!"
и, может быть, всё же бываем с футбольного поля детьми.

Да, нам где-то тринадцать ещё, остальное не важно,
плюс парочка месяцев, новых многоэтажек,
новых знакомых и новых проблем,
новых усилий, стремлений и новых пейзажей,
бумаги исписанной, дней тёмных вчерашних,
новых вопросов: кто я такой и зачем?

Первые игры с мальчишками в мяч или салки,
с девчонками в куклы или прыжки со скакалкой,
первой любви обжигающе твёрдое "нет" —
это наш Иванов прочитал по руке со шпаргалкой,
а мы поле делили как комнаты в коммуналке
и верили в вечность и буквам тетрадных анкет.