Братья

                1
Сын мучим голодом и жаждой,
сбивая босы ноги в кровь,
Не мог представить, что однажды
Вернется под родимый кров.

Откуда он ушел когда-то,
В край незнакомый и чужой
За жгучей страстью, звоном злата,
За волей и за новизной.

Все было так легко и ясно.
Кружило голову вино.
И все казалось жизнь прекрасна.
Иного просто не дано.

Иного быть не может, кроме,
Того,  что хочет естество.
И  мыслей не было о доме,
Где любят и где ждут его.

               
                2
Но вдруг очнувшись в чистом поле,
Где свинья рыли корешки,
Заплакал о несчастной доле,
От униженья и тоски.

Друзья, подруги, развлеченья,
Куда ушли,  кого винить.
И жадно стал копать коренья,
Чтоб голод лютый  утолить.

Толкались свиньи, где то рядом,
В его  ушах  урчанье чрев.
За день  мытарств ему наградой
Похлебка и  вонючий хлев.

И только сны  его спасали,
Где рощ осенних желтизна,
Где только радость без печали
И радуга и тишина.

И стол, где яств разнообразье,
и гости благости полны.
Что может быть для нас прекрасней,
Чем вид  родимой стороны.

Так видел он и просыпался
С улыбкой ясной, но всегда
Он с головою окунался
В пучину страха и стыда.

                3
И вот отчаявшись, под вечер,
Свернувшись на тряпье в хлеву,
Он стал мечтать о близкой встрече
С отцом и с братом наяву.

И в путь отправился далекий,
Страшась в тот миг лишь одного
Что, вот, давно прошли все сроки,
И вряд ли  вспомнит кто его.

«И пусть» - он думал, отгоняя
Бессонных мыслей круговерть.
Что, коль, родные не узнают,
То лучше дома встретить смерть.

И быть слугой отцу и брату,
С восходом начинать свой день.
Каким глупцом он был когда-то,
Что променял свой дом на тень.

Что так призывно улыбалась,
И обещала целый мир.
Что от нее ему осталось,
Когда он брошен, наг и сир.

                4
И дни прошли, прошли недели,
Он, исхудавший до костей,
Услышал, как выводит трели
В знакомой роще соловей.

И показалось сновиденье
Опять представилось ему.
И вдруг упал, и на коленях,
Пополз к порогу своему.

Отец глазам не веря старым,
застыл без мыслей и без слов.
И слуги подхватили парой
бродягу из чужих краев.

От плача вздрагивали плечи
И он припал в слезах к Отцу,
Что, потрясен нежданной встречей,
Все гладил сына по лицу.

Все всматривался, не узнавая,
И узнавая в тот  же миг.
Он плоть от плоти, кровь родная,
Что всей душой к нему приник.

И, наконец, он улыбнулся,
И приказал созвать гостей.
«Мой сын был  мертв, но он вернулся
К Отцу из внешней тьмы страстей» -

Сказал, а сын стоял блаженный,
Еще не веря в чудный сон.
Но вот деревья, крыша, стены,
Где он когда-то был рожден.

Свободным. И звенели птицы
И солнце завершало круг.
И он не мог не насладится
Тем миром, что лежал вокруг.

Мир возмужания и детства,
Но снова сердце обожгло,
Как он, истребовав наследство,
Ушел тогда Отцу назло.

Как будто бы  забился в угол,
Чтобы укрыться от  Отца.
Но шумно хлопотали слуги,
Готовя тучного тельца.

                5
И званый пир без перерыва,
Ломился от избытка стол.
Но старший сын, взглянув ревниво,
Глаза с усмешкой отвел.

С живой обидою ребенка
Твердил себе: « Ну почему?»
Ведь даже малого козленка
Не позволял Отец ему.

В своих желаниях не волен,
Жил под отцовскою рукой.
Но неужели не достоин,
Он даже малости такой.

Вставая затемно на поле
спешил, и силы не жалел.
А этот вырвавшись на волю
И долго  спал и сладко ел.

Дни проводил в пирах богатых
И, не приученный к труду,
Сбежал в родимые пенаты,
Едва почувствовал нужду.

Как будто не нанес обиды,
Не осквернил домашний храм?
И вот сидит с печальным видом,
Пуская пыль в глаза гостям.

И разом позабыты беды,
Свое справляет торжество.
В одежды лучшие одетый.
И перстень на руке его.

И в честь него телец дымится,
И льется терпкое вино,
Инжир, гранаты, чечевица,
Все слугами разнесено.

И кто не рад хорошей пище
Под звуки музыки в саду!
Но старший сын презренным нищим
Себя почувствовал в аду.


                6
Недобрых мыслей вереница,
Его брала в незримый круг.
И он хотел отгородиться,
От пира, что шумел вокруг.

Ведь, он был прав, и верил в это.
Своим отечеством дыша,
Он чтил отцовские заветы,
Не отступая ни на шаг

Где справедливость? Где награда,
За долгий и упорный труд?
Когда бездельнику так рады,
Зачем тогда он нужен тут.

И блудный сын Отцу дороже,
Того, кто с ним все дни встречал?
Он радость и печаль здесь прожил,
Он собирал, не расточал.

И верность звук пустой не боле,
Никто за грех свой  не в ответе?
Отцовской  не подвластный воле,
Бежишь, куда подует ветер?

Но от метаний  мало толку,
Коль что имеем, не храним?
И где граница между долгом
И своеволием своим?


                7
Зачем же  он  Отцу послушен,
А не блудник из дальних стран?
И голоса казались глуше,
Когда с полей наполз туман.

Все стало дальним и неверным,
И в сумерках растаял  Дом.
Он чувствовал, как в сердце скверна,
Себе уже свила гнездо.

Но не хотел освободиться,
Иль может быть уже не мог?
Он был, как пойманная птица,
едва затянется силок.

К Отцу на миг бы прикоснуться,
Но он в кругу пустых теней,
Как будто спал, и сил проснуться
Не находил в душе своей.

О, волю б дать слезам горячим,
Но словно бы окаменел.
И позже, взгляд угрюмый пряча,
Со слугами поодаль сел.

                8
.               
С  востока  близилась гроза,
Всё под навес несли из сада.
Но поразили вдруг  глаза
По-царски встреченного брата.

В них не было притворных слез,
Хотя он и искал приметы.
А только стыл немой вопрос
«О, Господи, за что мне это?»

Через мгновенье тут и там,
Слетали капли дождевые
И брат смотрел по сторонам,
Как будто видел все впервые.

Как будто бы века прошли,
Как он оставил Дом до срока.
Кричали в небе журавли,
И плач их слышен был  далеко.

И перстень вспыхивал и гас,
И эта малая подробность.
Ему открыла лишь сейчас,
Сей перстень знак вины и скорби.

И не в одеждах дело тут,
А в том, что бьется под одеждой,
И где свершился Божий суд,
Даря в отчаянье надежду.

И край небес горел огнем,
Гуляли ветры на просторе.
Ненастьем окруженный Дом
Стоял скалою в бурном море.

                9

От мыслей пухла голова,
Господь скупился на ответы.
Но проступала синева
Сквозь тучи порванные ветром.

Где  громыхнуло на послед,
И отступила непогода.
И в небесах рожденный свет,
Коснулся всех поочередно. 

И снизошла ли  благодать,
Иль только свет играл на лицах,
Но не дано предугадать,
Как в сердце нашем отразиться.

Где старший сын увидел тьму
И, вспыхнув, выгорела скверна.
Отец, позвав, сказал ему:
«Ты был и остаешься первым.

И все мое – твое, но брат
и сын был мертв, но ожил внове.
Пускай, безмерно виноват,
Он воскрешен теперь любовью».


                11
В жаровне догорят угли,
Где за столом остались  трое….
И будут плакать журавли
Не раз над этой стороною.

Случится всякое в судьбе.
И душу истерзают тени,
Но повторит стократ себе:
«Где есть любовь, там есть спасение»