Сергий Радонежский. Поэма

                Эпиграф:   


В час, когда в молчании суровом
Русь ждала рассвета сквозь года,
Воссиял, отмеченный Христовым
Светом, тот, кто избран навсегда.

Где леса молчали вековые,
В дебрях диких, в северной глуши,
Озарив пределы родовые.
Он зажёг лампаду для души,

И доныне этот свет нетленный,
Что зажёг подвижник на века,
Льётся тихо, чисто, сокровенно,
Как молитвы вечная река.




Пролог

В те годы, как под игом степь стенала,
От древних стен до северных палат
Русь, словно сирота, в слезах дремала,
И меркла слава княжеских оград;

Когда молчали вечевые звоны,
И распри княжьи жгли родимый край,
Когда, казалось, рухнули основы,
И меркнул свет, и таял Божий рай

В те дни беды, унынья и раздора,
Когда слабела веры чистота,
Вдруг засветилась тихо, без укора,
В лесной глуши небесная звезда.

То был рассвет, предвестник русской славы,
То был исток спасительной реки –
Господь послал дар Божьей благодати
В младенце, что родился у Оки.

И встрепенулась Русь, как в час пасхальный,
Когда поют "Воскресе" в алтаре,
Почуяв сердцем этот свет начальный,
Зажжённый Божьей дланью на заре.

Глава первая. Чудо в колыбели

В час предрассветный, в таинстве священном,
Когда лишь свечи теплились во мгле,
И древний град, как в странствии смиренном,
Нёс крест молитвы к утренней заре,

Явилось чудо -- тихо и незримо,
Как первый свет сквозь утреннюю стынь.
В дому боярском, где закон и вера
Хранили мир незыблемых святынь,

Младенец, словно луч в земной печали,
Блеснул зарёй сквозь предрассветный дым,
И трижды глас его в небесной дали
Звучал псалмом, чистейшим и святым.

Кирилл с Марией пред святой иконой
Склонились в час священной тишины,
И свет струился, чистый и бездонный,
Как дар небесной, вечной глубины.

Варфоломеем нарекли отныне
Звучало имя как небесный звон,
Как весть о том, что в северной святыне
Взойдёт заря для страждущих времён.


Глава вторая. Старец

Не поддавалось книжное ученье,
Чужим казался прадедов язык,
Слова, что всем давались без сомненья,
Ему казались тайной в этот миг.

Но жажда знаний сердце наполняла,
И день и ночь молился он в тиши:
"Господь, молю, открой мне дар познанья,
Дай разуменье трепетной души!"

Однажды утром, в час благословенный,
Когда роса искрилась на траве,
Искал он в поле, светом озарённом,
Коней, пасущихся в густой листве.

В тени дубов сквозь воздух невесомый,
Сквозь трепет листьев - Божьей славы дар,
Увидел старца в ризе светлотканой,
Чей кроткий лик был дивно светозар.

"Что ищешь, чадо?" – старец вопрошает,
Струя небесный свет своих седин.
"Коней ищу, но сердце воздыхает
О мудрости, что Бог даёт один."

И старец, осенив крестом трикратно,
Дал просфору, как дар небесных сил:
"Возьми, вкуси – и то, что непонятно,
Господь тебе сегодня просветит."

С тех пор открылась книжная премудрость,
И буквы стали ясны, как заря.
Но дивный старец, как небес посланник,
Растаял в светлом мареве огня.

И понял отрок: этот миг священный
Был знаком, что особый путь открыт,
Что должен он, как светоч во Вселенной,
Для всех зажечь молитвенный зенит.


Глава третья. Радонеж

Менялась Русь в годину испытаний,
Слабела власть от княжеских крамол,
Боярский род, исполненный страданий,
Терял именья, честь и отчий стол.

И час пришёл прощания с любимым,
С родным гнездом, где каждый камень пел.
Путь предстоял под небом нелюдимым
К пределам тем, что Бог им повелел.

Пошёл Варфоломей путём смиренным
За отчим возом рано, по росе,
И думал он о тайне сокровенной,
О горнем граде в вечной высоте.

Их Радонеж приветствовал молебном,
И колокол звучал издалека,
И каждый миг дышал заветом древним,
И тайну пела вещая река.

В трудах усердных время протекало:
Отцу он помогал растить поля,
Но сердце неустанно призывало
К молитве у святого алтаря.

Всё глубже становилась дума в сердце,
Всё ярче разгорался в духе свет,
И виделось за гранью повседневной
Иное бытие, иной завет.

И с каждым днём всё явственней, всё строже
Звучал в душе незримый горний глас:
"Оставь всё то, что с суетою схоже,
Ищи того, что вечно среди нас."


Глава четвёртая. Выбор пути

Окончив дни земного послушанья –
Родители отходят в мир иной,
Приняв пред смертью ангельские званья,
Обретши в кельях праведный покой.

И вот теперь, от всех земных занятий
Освобождённый волею Творца,
Он мог ступить за огненной печатью
На путь, что уготован до конца.


Но младший брат, дарованный заботе,
Стал первым долгом средь тревожных лет.
И Варфоломей, храня обет терпения,
Нашёл ему достойный в мире след.

Благословив у брачного порога,
Отдав именье, что хранил отец,
Он наконец услышал голос Бога:
"Теперь иди, где ждёт тебя венец."

С тех пор его влекло уединенье,
Манил его нехоженый простор,
Где мог бы он в молитвенном горенье
С Творцом вести неспешный разговор.

И брат Стефан, уже вдовец смиренный,
Решил идти с ним в дальние леса –
Искать места, где тропкою священной
Восходит к людям Божия роса.


Глава пятая. Маковец

В глуши лесов, где заросли глухие
Хранили тайну вечной тишины,

Два путника искали путь незримый,
Что им с небес Всевышним был храним.

И вдруг пред ними холм возник высокий,
Что Маковцем в народе нарекли,
Где сосны, словно ангелы-пророки,
К небесной тверди кроны вознесли.

Здесь тихий свет струился меж ветвями,
И воздух был прозрачен и глубок,
И два ключа под древними корнями
Текли, как жизнь, на запад и восток.

Варфоломей воскликнул просветлённо–
"Господь велит нам храм Свой созидать.
Во имя Троицы, в любви нетленной,
Чтоб единенье в душах воспитать."

И сруб восстал, как светоч во вселенной,
И первую лампаду возожгли,
И в тишине молитвой сокровенной
В ночной тиши к Творцу произнесли.

Но труден был суровый путь пустынный:
Стефан, не одолев его, ушёл
В обитель городскую, где старинный
Устав хранил намоленный престол.

Остался Варфоломей в час молений
Внимать один полночной тишине,
Где звёзды, словно ангелы спасенья,
Роняли свет на крест в его окне.


Глава шестая. Постриг

В Хотьковском храме святого Покрова
Он в утренний назначенный свой час
Предстал пред Митрофаном для благого,
Священного обряда в этот раз.

- Во имя Сергия, Христа служитель,
Постриг прими, - игумен возгласил, -
Да будет Бог твой вечный покровитель,
Да даст тебе незримых божьих сил.

И в миг, когда свершался чин священный,
Когда ножи коснулись прядей вдруг,
Он ощутил восторг проникновенный,
И светом горним озарилось всё вокруг.

Открылось вдруг: всё прежнее, мирское –
Лишь тени тень пред вечною зарёй.
Варфоломей угас в святом покое,
Чтоб инок встал с молитвенной душой.

И в келью он вернулся обновлённый,
Как будто свыше заново рождён.
И внял обетам лес завороженный,
И день взошёл, как благовестный звон.


Глава седьмая. Искушения

В глухой ночи, когда метель стенала,
Когда стучался ветер у дверей,
Душа его безмолвно постигала
Всю глубину молитвенных скорбей.

Здесь звёздный свет сменялся тьмой рассвета,
Пост чередой сливался в дни труда.
И каждый день был новою победой
Над тем, что выше хлеба и тепла.

Но силы тьмы не ведали покоя:
То змеем злым являлись на пути,
То дикой ратью встали пред святою
Лампадой, чтоб молитву пресечи.

И в час, когда слабела плоть земная,
И холод жёг сквозь ветхое плечо,
Вдруг слышался, все бури заглушая,
Глас ангельский, поющий горячо.

А утром вновь – работа до заката:
Рубить дрова, молиться и терпеть,
И хлеб делить с последним, как с собратом,
И к горнему сквозь скорби путь смотреть.

К нему тянулись звери в час вечерний –
И даже лютый зверь, медведь лесной,
Делил с отшельником дары смиренья,
Как верный друг, дарованный судьбой.


Глава восьмая. Первые ученики

И полетела весть через селенья,
Как песнь о том, кто в тишине живёт,
О дивном месте тихого моленья,
Где благодать небесная течёт.

И первым был монах из дальней кельи –
Стоял он долго, робок и смущён,
Пока из тьмы, как дар святой недели,
Не вышел старец, тих и просветлён.

"Благослови остаться, отче мудрый,
С тобою путь молитвенный пройти.
Не ради славы и не ради чуда –
Для жизни горней дух свой обрести."

И принял старец нового собрата,
И с ним делил все тяготы трудов:
Учил молиться от зари до злата,
В служенье черпать силу вечных слов.

За первым шли уже без страха люди –
Кто за советом, кто на краткий срок.
Иные же, презрев мирские будни,
Здесь обретали вечности урок.

И вскоре встала новая обитель
Вокруг той кельи, первой и святой,
Где каждый мог в молитве чистой видеть
Небесный свет за утренней звездой.


Глава девятая. Игуменство

Росла обитель в благодатной силе,
Но не было над братией главы.
И иноки все вместе возносили
Молитвы к небу, полные мольбы.

"О добрый пастырь, стань для нас опорой,
Прими сей крест и посох от Творца.
Твой дух для нас, как свет зари над бором,
Ведёт тропой к сиянию венца."

Но он, познав священный трепет бездны,
Отверг земной, губительный призыв:
"Да буду пыль у врат обители небесной,
Чем пастырь, благодать свою сгубив."

И лишь когда от древнего Царьграда
Пришёл наказ принять священный крест,
Склонился он пред волею уклада,
Приняв смиренно то, что должно несть.

С тех пор в обители был чин особый:
Всем поровну – и пища, и труды.
И сам игумен, отвергая злобы,
Был первым в час работы и нужды.

Он чаще всех спешил к колодцу рано,
Колол дрова и в храме свечи жёг,
С молитвой хлеб делил он неустанно,
И каждому быть братом верным мог.

И расцвела обитель дивным светом,
Где старец путь молитвенный торил,
Где каждый инок, следуя заветам,
В труде и бдении Господу служил.


Глава десятая. Знамения

Три дня не стало хлеба в доме братском,
Здесь иноки постились до конца.
Но старец рёк: "В смиренье благодатном
Мы здесь живём под кровом у Отца."

В ту ночь монах у каменной ограды
Узрел вдруг свет в небесной тишине.
И дивный гость принёс с небес награду –
Воз хлеба в серебристой белизне.

Сказал возница голосом смиренным:
"Примите дар священной чистоты;,"
"Привезть вам хлеб, как дар благословенный."
"Господь послал веленье с высоты."

И часто в час вечерней литургии,
Когда лампады озаряли храм,
Сливались звуки песни неземные
С молитвой иноков к святым дарам.

Однажды инок в ранний час молитвы
Узрел, как старец в келье пребывал:
Весь в дивном свете, словно воин битвы,
Как будто ангел в келье воссиял.

А в день иной пред утренней молитвой
Святой посланник старцу возвещал:
"Обитель силой Божьей защитной
Наполнит тех, кого Господь призвал."

И было так, как сказано в молитве:
Обитель дивно светом просияла,
И души, что стремились к светлой битве,
Господня благодать здесь собирала.

Глава одиннадцатая. Миротворец

К обители стекались отовсюду
Князья с тревогой в сумрачных очах,
И старец им, как врач душевных судеб,
Стелил путь правды в горестных речах.

Когда вражда сжигала души братьев,
И меч грозил пролить родную кровь,
Он находил слова такой печати,
Что гасли распри, воскресала новь.

Смирял гордыню властного владыки
И укреплял дух праведных князей,
И словом мудрым, как водой великой,
Гасил пожары княжеских страстей.

К нему пришёл и юный князь московский,
Наследник славы дедовских времён.
И старец зрел: в душе его неброской
Таится сил державных вечный звон.

"Внимай, мой сын," – рек старец со смиреньем, –
"Не в силе Бог, а в правде бытия.
Коль хочешь Русь избавить от паденья,
Будь твёрд и чист, как вешняя заря."

И крепла Русь молитвою святою,
И пробуждалась сила в глубине,
И князь внимал: за каждою строкою
Грядущий свет являлся в тишине.


Глава двенадцатая. Благословение

В тот грозный год, когда с полудня тучей
Надвинулась ордынская верста,
Князь Дмитрий прибыл в час рассветный жгучий
Искать в молитве вещего перста.

"Благослови, отец, на бой великий,
На подвиг ратный за родную Русь.
Идёт Мамай с ордой своей безликой,
Но я теперь его уж не боюсь."

И старец, помолившись пред иконой,
Где три Лица струили горний свет,
Сказал: "Иди и стой за Русь законно,
Господь тебе дарует свой ответ.

"Возьми с собой двух воинов-монахов,
Чей дух как сталь в молитве и посте:
Ослябий,Пересвет не зная ныне страха,
Звезду зажгут в полдневной высоте.".

И дал ему с молитвой хлеб священный:
"Вкусите перед битвою, мой князь.
И помни – в час сраженья сокровенный
Русь всей душой с тобою поднялась."

В день битвы старец, собирая братий,
Как в зеркале той битвы видел суть,
И называл, кто пал в святой той рати,
И чья душа уже свершила Путь.

К закату дня воскликнул просветлённо:
"Хвалите Господа, настал победный час!
Но многих нет, и кровь текла священно,
И много слёз прольётся среди нас."


Глава тринадцатая. После победы

Гудят колокола от края к краю,
Встречая рать с кровавого Донца.
И князь пришёл, победу возвращая
В дар Господу и памяти отца!

"Отец святой, твоею лишь молитвой
Господь нам даровал победный час.
Но сколько душ ушло в той страшной битве,
И сколько слёз струится ныне с глаз!"

"Не плачь о тех, кто пал за Русь святую," –
Ответил старец, осеняя крест, –
"Они вошли в обитель неземную,
Где свет небесной славы горний есть".

"Но помни тех, кто здесь в земной юдоли –
Вдов, сирот, матерей, что слёзы льют.
Им ныне крест особой горькой доли,
Им ныне путь сквозь скорбь и тяжкий труд."

И повелел князь храм воздвигнуть новый,
Где поминать погибших без конца,
Чтоб в день святой молитвою суровой
Русь поминала верных до конца.

А в той обители, как свет нетленный,
Струились дни сквозь благовест времён,
И души иноков, склонясь смиренно,
Хранили память всех, кто вознесён.


Глава четырнадцатая. Закат земной

И шли года, как волны в океане,
Катились дни сквозь благодать небес.
И старец, чуя час свой в светлой тайне,
Всё глубже в созерцание воскрес.

Всё реже покидал он келью ныне,
Где тихий свет лампады трепетал,
И лик его, как луч в вечерней сини,
Всё большей благодатью просиял.

До срока, за полгода он наставил
Избранника – смиренного в трудах:
"Веди, Никон, по правде и уставу,
Храни огонь в молитвенных садах.

Не славою, не властью, не именьем
Растёт обитель в Божии лета –
Но чистотой, любовью и смиреньем,
Чтоб в каждом сердце теплилась звезда."

И в день осенний, в час, когда к рассвету
Звонили в храме благовест святой,
Господь призвал избранника к завету
В обители небесно-золотой.

По всей Руси прошёл тот звон печальный,
И люди шли прощания принесть.
И над холмом струился свет пасхальный,
Являя миру неземную весть.


Эпилог

Века текли, менялись поколенья,
И Русь несла свой крест через года,
Но тот родник молитвы и смиренья
Не иссякал в народе никогда.

В годины смут, в эпохи лихолетий,
Когда дрожал державный окоём,
Всё так же нёс спасительные вести
Обители немолкнущий псалом.

И шли сюда – и нищий, и богатый –
Склонить главу пред ракою святой,
Где старец тот, молитвою крылатый,
Стал светочем над русской широтой.

Всё, что прозрел, свершилось над Россией:
Окрепла Русь в единстве и любви,
И с той поры, как дар небесной силы,
Обитель та хранит пути свои.

И ныне здесь, где в древности священной
Он сам рубил для келии леса,
Стоят кресты, горят огни нетленно,
И льётся звон, как предков голоса.

И будет так, пока стоит Россия,
Пока в сердцах не меркнет горний свет,
Жива святого Сергия молитва,
Хранящая от бед за веком век.