Тридцать первая

И только потом, после беседы с руководителем группы в Магдебурге, я понял, что именно имел в виду этот тертый калач – внешторговский кадровик.. Когда меня нагрузили по самое «не могу»: я был и комсорг, и профорг, и казначей культурно-социального фонда (в связи с этим очень тесно общался с клевой и умной тёткой - немкой-главбухом НИИ, сочной и аппетитной, возрастом слегка за сорок). Но все это было потом. А пока – встретились мы с Колей, поехали по магазинам со списком (прежде всего – в магазин Советской книги). Ну, и еще куда-то, я уж подробно и не помню. Проехались и посмотреть коротко на Берлинскую стену. Так себе – не впечатлила. Единственное, что запомнилось, - это посольская продовольственная лавка. Там был такой ассортимент, который я больше никогда и нигде в ГДР, да и потом в местных магазинах в ФРГ, Австрии и Швейцарии не видел (разве что в подобной же лавке на территории Представительства СССР в Женеве, пожалуй).  Лавка чудес какая-то. Ну, проехали. Чего-то и я там прикупил (вроде копченого угря и, на всякий случай, пары бутылок экспортной «Столичной»), по совету опытного Кольки - он уже полгода тут трудился, хорошо соображал, что к чему. Еще что-то и по просьбе водителя купили, он был очень доволен и искренне благодарен. И вот, спустя несколько часов утомительных катаний и хождений, мы с Колькой и водителем, наскоро перекусив и попив на дорожку вкусного кофе, поехали, так сказать, домой. Ну, да – у меня появилась первая хорошая квартира, пусть и служебная. Кстати, квартира у меня была на втором этаже, на две стороны, причем лоджия располагалась прямо напротив протестантской церкви святителя Николая Чудотворца. А с другой стороны был большой двор. Машины в нем не стояли стационарно, подъезжали днем на пару часов – привезти-отвезти детей, женщин, то да се… - многие местные жители имели недалеко от дома гаражи и/или стоянки. Днем машин было прилично, а на ночь двор пустел, чтобы рано утром опять наполниться гулом моторов. Рабочий день у нас и многих других жильцов нашего дома начинался рановато (для нашего сознания): в шесть тридцать или в семь утра. У нас, кстати, в 6.45, причем нужно было еще минут двадцать ехать за город. И вот – в шесть с небольшим утра мы рассаживались по машинам и ехали в наш НИИ. Потом стали ездить на автобусе, только самый главный дядька (Николай Степанович) и его помощник и переводчик Колька ездили на «Волге». Впрочем, еще три «Волги» в рабочее время. Только на работу и с работы ездили на автобусе, а на все разъезды и командировки брали какую-нибудь «Волгу». Мы завидовали немцам, потому что они могли брать любое служебное авто в гараже института, их там было штук пять. А мы – только с шофером. Таковы были правила. Что же касается чисто работы, меня действительно поставили переводчиком в группку газоразработчиков: девчонки работали с буровиками и геологами, Колька с начальником, а мне предстояло переводить для вновь созданной группы специалистов по разработке газовых месторождений. Помимо Павла Петровича, который был старшим, почти одновременно со мной приехали еще двое специалистов из Московского ВНИИГАЗа (к великому сожалению, один из них, Юра Поляков, кандидат наук и умница, умер от инсульта в возрасте 35-36 лет, прямо на рабочем месте). А потом приехал еще один серьезный профессионал, лауреат Госпремии Туркмении за разработку Ачаковского газового месторождения, с которым я крепко подружился – Роберт Михайлович Миклин и его жена Людмила, им было лет по 45, а также двое специалистов по ПХГ (подземным газовым хранилищам) – Кичи Джафарович из Баку и московский армянин Титан Сосович. Оба они были, как под копирку, вдвое старше своих молодых очаровательных жен, и у обоих было по двое деток в возрасте лет четырех-пяти. Потом мы не раз встречались в Москве с Титаном и его женой Люцетой, устраивали взаимные обильные застолья, жены обменивались рецептами и по ним же готовили онлайн, дети играли во что-то только им интересное, мы с Титаном солидно обсуждали новости нефтегазовой отрасли, ругали недальновидных политиков – все, как всегда…