Таланту Льва Толстого. Зависимость от материи!

Эпилог. Часть вторая. XII

    С тех пор, как найден и доказан закон Коперника – не знакомых с ним людей древних,
одно признание того, что движется не Солнце, а Земля, уничтожило всю космографию древних.
     С тех пор,  как первый человек сказал и доказал,
что известные географические и политико-экономические условия у каждого народа
определяют тот или другой образ правления,
что известные отношения населения к земле производят движения народа, —
с тех пор уничтожились в сущности своей те основания,
на которых строилась история познания.
   Можно было, опровергнув новые законы, удержать прежнее воззрение на историю людей,
но, не опровергнув их, нельзя было, казалось, продолжать изучать исторические события,
как произведения свободной воли людей.
     Ибо если совершилось такое-то движение народа или установился такой-то образ правления
 вследствие таких-то географических, этнографических или экономических условий,
то воля тех людей, которые представляются нам установившими систему управления,
или возбудившими движение народа, уже не может быть рассматриваема как причина движения.
     А между тем прежняя история продолжает изучаться наравне с законами статистики, геологии,
географии, политической экономии, сравнительной филологии,
и их приложениям, 
прямо противоречащими её положениям.
    Долго и упорно шла в физической философии борьба между старым и новым взглядом.
Богословие стояло на страже за старый взгляд
и обвиняло в разрушении откровения новый взгляд.
Но когда истина победила на новой почве,
богословие построилось так же твёрдо на этой новой почве.
   Так же долго и упорно идёт борьба в настоящее время, которое войдёт в историю,
между старым и новым воззрением на историю
и точно так же богословие стоит на страже за старый взгляд
и обвиняет в разрушении откровения  новый взгляд.
   Как в том, так и в другом случае с обеих сторон борьба за истину
вызывает страсти и заглушает истину.
    С одной стороны, является борьба страха и жалости за всё, веками воздвигнутое, здание;
с другой — борьба страсти к разрушению этого огромного здания-знания.
   Людям, боровшимся с возникавшей истиной физической философии,
казалось, что, признай они эту истину, — разрушается вера в Бога (незнание – вот в чём вина),
в сотворение тверди, в чудо Иисуса Навина.
   Защитникам законов Коперника и Ньютона, Вольтеру, например,
казалось, что законы астрономии разрушают религию,
и он, как орудие против религии, употреблял законы тяготения , ставя их в пример…
    Как в вопросе астрономии тогда, как и теперь в вопросе истории,
всё различие воззрения
основано на признании или непризнании абсолютной единицы,
служащей мерилом видимого явления.
   В астрономии это была неподвижность земли, существующей тысячелетиями все года;
в истории — это независимость личности — свобода.
   Как для астрономии трудность признания движения земли состояла в том (сомнения нет),
чтобы отказаться от непосредственного чувства неподвижности земли
и такого же чувства движения планет,
   так и для истории трудность признания подчиненности личности -
законам пространства, времени и причин - состоит в том,
чтобы отказаться от непосредственного чувства независимости своей личности.
   Но как в астрономии говорило новое воззрение:
«Правда, мы не чувствуем движения земли, но, допустив её неподвижность,
мы приходим к бессмыслице, не подчиняющейся законам;
допустив же движение, которого мы не чувствуем, мы приходим к законам», —
   так и в истории говорит новое воззрение:
«И правда, мы не чувствуем нашей зависимости, но, допустив нашу свободу,
мы приходим к потоку бессмыслицы;
допустив же свою зависимость от внешнего мира, времени и причин, приходим к законам,
не содержащим бессмыслицы».
   В первом случае надо было отказаться
от сознания несуществующей неподвижности в пространстве
и признать неощущаемое нами движение;
в настоящем случае — точно так же необходимо отказаться от несуществующей свободы
и  признать неощущаемую нами зависимость от всевозможных форм материи и её движения.

Конец.