Соизмеримые восторги. Салтыков-Щедрин
Адрес второй. Таврический дворец.
В этом месте гуляющие натурально должны умилиться. Тени Екатерины, Потемкина, Державина настолько живо проносились перед взором писателя, что на мгновение он ощутил их дуновение.
— Вот где витает тень великолепного князя Тавриды! — воскликнул Щедрин.
— Да, брат, вот тут, в этом самом месте он и жил! — отозвался спутник.
— И что от него осталось? Чем разрешилось облако блеска, славы и власти, которое окружало его? Несколькими десятками анекдотов в «Русской Старине», из коих в одном главную роль играет севрюжина! Вон там был сожжен знаменитый фейерверк; вот тут, с этой террасы глядела на празднество залитая в золото толпа царедворцев, а вдали неслыханные массы голосов и инструментов гремели «Коль славен» под гром пушек! Где все это? Потемкин! Державин! Имена-то какие, мой друг! Часто ли встретишь подобное в истории:
Российский только Марс, Потемкин,
Не ужасается зимы:
По развевающим знаменам
Полков, водимых им, орел
Над древним царством Митридата
Летает и темнит луну;
Под звучным крыл его мельканьем
То черн, то бледн, то рдян Эвксин.
Таврический дворец был построен в 1783-1789 годах по проекту архитектора И.Е. Старова, расширен в 1802-1804 (архитектор Луиджи Руска), росписи главных залов обновлены в 1819 художником Скотти П.К., в 1906-1907 годах по проекту архитекторов П.И. Шестова и А.Р.Баха дворец был перестроен с учетом его использования в качестве здания Государственной думы.
Некогда на месте дворца стоял типовой частный дом Потемкина; но уже в 80-х годах, после присоединения Крыма, Императрица повелела архитектору Старову выстроить жилище, достойное князя, в котором тот мог останавливаться, когда приезжал в Петербург, и который, по близости от казарм Конной гвардии, стал называться Конногвардейским.
Потемкин стремился продать подарок Императрицы в казну, о чем хлопотал через графа Безбородко и писал ему в 1789 году: «Мой дом в Петербурге Конногвардейский мне весьма желается продать; он верно лучший для корпуса, какой быть может. Сверх великолепия и простору, воздух отменно тут хорош и место самое лучшее. Величина зал столь достаточна, что в зимнее время не только корпус, инженерный, но и полк внутри обучать можно всяким экзерцициями; но я не о полезности его говорю, а что чрез покупку крайне буду доволен; по знатности мне его содержать неловко. В рассуждении заплаты, половину я возьму крымской солью, следовательно казна тут ни полушки по тратит, а другую деньгами в два или три срока, как угодно. Мне будет сие милостию, ибо не живучи трачу я много на содержание».
Желание Потемкина не осталось без исполнения, видно из следующих слов Екатерины (1 ноября 1790 года): «Касательно твоего дома я ужо приказала его осмотреть, и ежели можно будет, то в нем артиллерийского кадетского корпуса помещу: все же строить для него необходимость заставит же». Потемкин продал это здание в казну за 460 тысяч рублей.
28 февраля 1791 года Потемкин приехал в Петербург. Екатерина, по словам Надеждина, приняла его с прежним радостным лицом, со знаками неизменившейся благосклонности и уважения, соразмерно его заслугам. Когда же зашла речь о построении ему дома в Петербурге, в награду за его победы, он снова выпросил себе это здание, следовательно, получил и дом, и около полумиллиона денег.
В 1791 году Потемкин давал во дворце великолепный праздник по случаю взятия Измаила и величайшей победы над Турцией.
Пространное и великолепное здание, в котором было устроено празднество, не относился к разряду обыкновенных! Внешне не блистающее резьбой, позолотой, лепными украшениями, оно притягивало классическим изящным вкусом — главным своим достоинством: простою и величием. Возвышенный на столпах портик с надписью «От щедрот Великой Екатерины», казалось бы возвещал о преддверии грандиозного праздника. По всеподданнейшему от хозяина прошению великой Государыни и их высочеств к шести часам пополудни все гости собрались. Множеством карет оказались перекрыты ближайшие улицы, но в доме ощущался такой простор, что он без сомнения, мог вместить такое же или даже большее число гостей. В самое то время, на устроенном напротив дома амфитеатре, взыграли трубы и открылся пир для народа. Представлены были в дар ему разного рода одежды, всякое съестное и сладкие напитки. Повсюду раздавалось восклицание в честь и славу всемилостивейшей обладательницы: простосердечное ура наполняло воздух. Самая лучшая похвала доброму государю — радостный клик его народа.
Стихи Державина вспомнить всегда приятно!
— Орловы! Потемкин! — Отзывалось словно эхо. — А потом Дмитриев-Мамонов и наконец Зубов... И каждому-то фавориту Екатерины умел старик Державин комплимент сказать! Под наплывом благоговейных чувств припомнилась Державинская «Осень во время осады Очакова»:
Запасшися крестьянин хлебом,
Ест добры щи и пиво пьет!
Обогащенный щедрым небом,
Блаженство дней своих поет.
— Да, брат, был такой крестьянин! Был! — Воскликнул Щедрин, подавленный зримостью нарисованной Державиным картиной.
Только Суворов на великолепный праздник по случаю взятия Измаила и величайшей победы над Турцией, который Потемкин 1791 году давал Екатерине в Таврическом дворце. приглашен, как водится, не был. По свидетельству современников, его намеренно удалили из Петербурга 26 апреля, за два дня до празднества для инспекции фортификационных сооружений на шведской границе. Гордому временщику Потемкину было тяжело, среди блеска, которым он хотел окружить себя и церемонию представления Императрице пленных турецких пашей, видеть истинного виновника взятия Измаила.
После кончины Потемкина в августе 1792 года здание было выкуплено в ведение двора и было в течение 1792-1794 годов значительно расширено архитектором Ф.И. Волоковым, а в сентябре 1792 года в память о Потемкине переименовано в Таврический дворец.
Императрица каждый год проводила здесь часть весны и осени.
Однако Суворову все-таки довелось пожить в Таврическом дворце уже после кончины Потемкина. Приглашенный в Петербург в первых числах декабря 1795 года, Суворов 15-го числа прибыл в Стрельну, тем же вечером представился Императрице в Зимнем дворце, где она назначила местом пребывания генерала-фельдмаршала Таврический дворец, в котором Суворов и прожил около трех месяцев. Здесь бывал у него неутомимый Державин.
— Было! Все было! — Продолжал он восклицать в восхищении: — И «добры щи» были! Представь себе: «Добры щи»!
— Представляю, но, все-таки, не могу не сказать: восхищаться ты можешь, но с таким расчетом, чтобы восхищение прошлым не могло служить поводом для превратных толкований в смысле укора настоящему!
И с этим замечанием трудно не согласиться.
«Восторги нужно соразмерять, то есть ни в каком случае не сосредоточивать их на одной какой-нибудь точке, но распределять на возможно большее количество точек. Нужды нет, что вследствие этого распределения восторг сделается более умеренным, но за то он все точки равно осветит и от каждой получит дань похвалы и поощрения. Поэты старого доброго времени очень тонко это понимали, и потому, ни на ком, исключительно, не останавливаясь и никого не обижая, всем подносили посильные комплименты».
#Таврическийдворец #Потемкин #Екатерина
Свидетельство о публикации №124120904449