Первые впечатления

Глава 11, 12

Вэнс сидел на единственном приличном стуле, имевшемся у него в гостиной. Он опаздывал к Шейн на десять минут. Он давно был бы у нее, если бы не телефонный звонок, удержавший его на выходе. Звонил директор вашингтонского отделения. Хотя этого не было сказано впрямую, Вэнсу дали понять, что люди недовольны долгим отсутствием босса.

— …мало того что у нас суд с профсоюзом, так еще и трехнедельное опоздание по графику строительства у Вульфа, — говорил директор, — также нас предупредили о возможной длительной задержке в поставках стали на площадку у Райнстоуна. Простите, мистер Бэннинг, что побеспокоил вас, но все это проекты чрезвычайной важности.

— Я понимаю, — перебил директора Вэнс, — поставьте людей в две смены у Вульфа, пока не нагоните сроки.
— В две смены? Но профсоюз…

— Поднимите зарплату вдвое! Мы потеряем больше, если вынуждены будем платить штраф. Не забудьте также, что пострадает репутация фирмы.

— Да, сэр.

— И поручите Либевицу заняться вопросом поставок стали. Если до понедельника не произойдет сдвигов, я сам буду вести переговоры отсюда по телефону. И еще… — он сердито нахмурился, — запланируйте совещание с директорами отделений на будущую пятницу. Я приеду. А пока, — добавил он, — пришлите кого-нибудь… пожалуй, Мастерсона, сюда. Надо разведать местность для строительства нового отделения.

— Э-э-э… нового отделения, мистер Бэннинг?

Губы Вэнса дрогнули в улыбке.

— Пусть обследует район Хейгерстауна и затем представит мне отчет. Через две недели список доступных площадок должен быть у меня. — Он посмотрел на часы. — Что-нибудь еще?

— Нэт, сэр.

— Хорошо. Я буду на следующей неделе. — Не дожидаясь ответа, Вэнс положил трубку.

«Ривертон», думал он, расширялся и раньше, пусть расширяется и теперь. Впервые за многие годы его компания принесет ему какое-то удовольствие. Он сможет поселиться с любимой женщиной там, где хочет, и вести все дела на месте. Если придется защищать эту идею на совете директоров — а ведь придется, — то он скажет, что Хейгерстаун — это крупнейший город в Мэриленде. Близость к Пенсильвании и Западной Вирджинии делает его еще более привлекательным. Нет, убедить коллег не составит труда.

Оставалось только поговорить с Шейн. Вэнс поднялся, надел куртку. Не впервые он задумывался о ее реакции. Ну и удивится же она, когда узнает, что он не вполне тот безработный плотник, за которого она его приняла. Возможно, она даже разозлится. Выходя в холодную ясную ночь, Вэнс почувствовал легкий укол страха.

Хлесткий западный ветер гнал по земле сухие листья и ветки. В воздухе пахло снегом. Занятый своими мыслями, Вэнс не заметил старого оленя, который стоял почти у самого его дома, следил за ним и нюхал воздух.

Он не нарочно ее обманул. Вначале Шейн не касалось, кто он такой. Кроме того, ему хотелось на некоторое время стряхнуть с себя свое президентство и побыть тем, кого она в нем видела. Разве он знал, что она станет самым важным человеком в его жизни? Разве мог он предположить, что через несколько недель после встречи он захочет на ней жениться, будет готов произвести переворот в своей компании, чтобы позволить ей сохранить дом и жизнь, которую она для себя выбрала?

Он ей объяснит, и она поймет, думал Вэнс, шагая по хрустящим под ногами листьям. Шейн умеет понять, и тем она ему дорога. И она любит его. В этом он был уверен, как ни в чем другом. Она любила его, ничего не требуя, не прося взамен. Никогда еще он не получал так много, отдавая так мало. Он собирался провести оставшуюся жизнь, показывая ей, что это для него значит.

Он представлял себе, как она рассмеется, когда пройдет первое удивление. Президент «Ривертон» ремонтировал ее кухню, вот умора!

Рассказать ей об Амелии будет труднее, но все-таки нужно рассказать. Подробности можно опустить, а в остальном положиться на ее понимание. Он скажет ей, что она помогла ему смягчить чувство вины, облегчила его горечь. Любовь к ней стала его спасением. А затем, открыв ей свое прошлое, покончив с недомолвками, он попросит ее разделить с ним его будущее.

И все же Вэнс не без страха подходил к ее дому. Он обратил внимание на то, что окна ее дома темные. Странно, подумал он, прибавляя шагу. Она точно дома. Он знал это не только потому, что у порога стояла ее машина, но также потому, что она обещала ждать его. Почему же, черт побери, нет ни единого огня? Вэнс с нарастающим беспокойством взялся за ручку двери.

Дверь была не заперта. Он вошел и позвал ее. Дом был темный и молчаливый. Вэнс щелкнул выключателем, при ярком свете окинул взглядом прихожую — вроде бы все на месте. Открыл следующую дверь.

— Шейн?

Тишина испугала его больше, чем темнота. Наспех обойдя первый этаж, он поспешил наверх. Он сразу ощутил запах готовящегося мяса, однако кухня была пуста. Он машинально выключил духовку. Ему пришло в голову, что Шейн, наверное, просто прилегла отдохнуть и уснула. Развеселившись от этой мысли, он пошел в спальню. Веселье мигом пропало, когда он увидел, что она сидит скорчившись на стуле.

Несмотря на темноту в комнате, ее было хорошо видно при свете луны. Она не спала, просто сидела, подтянув колени к груди и положив голову на спинку стула. Он никогда не видел ее такой. Сначала ему показалось, что она выглядит усталой, но, приглядевшись, понял, что вид у нее скорее убитый, как после сильного потрясения. Он подумал, что она заболела, но что-то подсказало ему, что даже в болезни Шейн не утратила бы присущей ей живости. Она как будто не видела его и даже не ответила, когда он позвал ее. Вэнс опустился перед ней на колени, взял ее озябшие руки.

— Шейн.

Она посмотрела на него невидящим взглядом, и затем отчаяние словно прорвало плотину.

— Вэнс, — жалобно пролепетала она и обняла его шею. — Вэнс.

Ее била дрожь, но она не плакала. Она уткнулась ему в плечо, прижалась, отходя от оцепенения, в которое впала после приступа слез. Только ощутив его тепло, она поняла, что страшно замерзла. Ничего не спрашивая, он крепко и бережно прижал ее к себе.

— Вэнс, я так рада, что ты пришел. Ты мне так нужен.

Эти слова поразили его сильнее, чем признание в любви. Он жил с неловким ощущением, что нуждается в ней больше, чем она в нем. А теперь он мог помочь ей, хотя бы выслушать.

— Что случилось, Шейн? — Он ласково заглянул ей в глаза. — Расскажи мне.

Ее хриплый вздох красноречиво показал, с каким трудом ей даются слова.

— Моя мать.

Он осторожно убрал спутанные волосы с ее щеки.

— Она что — заболела?

— Нет! — с внезапной злостью воскликнула Шейн.

— Расскажи мне, что случилось.

— Она приезжала.

— Значит, приезжала твоя мать, — подсказал он.

— Я уже собралась закрывать. Я не ожидала… Ее не было на похоронах, и на письмо она не ответила. — Шейн сжала кулаки.

— То есть ты не видела ее после смерти бабушки?

— Мы не виделись два года. С тех пор, как она последний раз вышла замуж. Теперь она развелась и приехала. Я почти поверила ей. Я думала, мы сможем с ней поговорить. Но она… — Шейн зажмурилась. — Все это было наигранно — ее слезы и горе. Она умоляла меня понять ее, и я ей поверила. Но она приезжала не ради бабушки и не ради меня. — Шейн открыла глаза, и Вэнс увидел в них боль.

— Так что же ей было нужно?

— Деньги, — безучастно ответила Шейн. — Она думала, здесь есть деньги. Когда я сказала ей, что бабушка оставила все мне, она впала в бешенство. Как я сразу не догадалась! Я ведь знала! — Ее плечи поникли, точно под бременем тяжкого груза. — Я всегда знала! Ей плевать на всех. Я надеялась, что бабушку она хоть немного любит, но… Когда она прибежала сюда и стала рыться в моих бумагах, я сказала ужасную вещь. Но я не жалею. — Слезы выступили у нее на глазах. — Я отдала ей половину того, что у меня было, и выставила ее.— Так что же ей было нужно?

— Деньги, — безучастно ответила Шейн. — Она думала, здесь есть деньги. Когда я сказала ей, что бабушка оставила все мне, она впала в бешенство. Как я сразу не догадалась! Я ведь знала! — Ее плечи поникли, точно под бременем тяжкого груза. — Я всегда знала! Ей плевать на всех. Я надеялась, что бабушку она хоть немного любит, но… Когда она прибежала сюда и стала рыться в моих бумагах, я сказала ужасную вещь. Но я не жалею. — Слезы выступили у нее на глазах. — Я отдала ей половину того, что у меня было, и выставила ее.

— Ты дала ей денег? — ужаснулся Вэнс, не веря собственным ушам.

— Бабушка тоже дала бы. Она ведь, как ни крути, моя мать.

— Она не мать тебе, Шейн! — воскликнул возмущенный Вэнс. — По факту — да, но ведь это ничего не значит. У кошек тоже бывают дети. Извини, если я резко выразился.

— Нет-нет, ты прав, — сказала Шейн со вздохом. — По правде, и я очень редко вспоминала о ней. Все больше потому, что бабушка ее любила. И все же…

— И все же ты чувствуешь себя перед ней виноватой, — подсказал Вэнс.

— Но как же можно сказать собственной матери, чтобы она убиралась? Бабушка никогда бы…

— Может быть, твоя бабушка по-другому к ней относилась, давала ей деньги из чувства долга. Но вспомни, кому она все это оставила? Все, что любила? Что значит для тебя слово «мать», Шейн? Кого ты себе представляешь при этом слове?

Шейн внимательно посмотрела на Вэнса.

— Ты ничего ей не должна. — Он крепче обнял ее. — Мне знакомо чувство вины, я знаю, как оно убивает. И я не позволю тебе мучиться!

— Я сказала ей, чтобы она убиралась и больше не приезжала. — У Шейн вырвался долгий судорожный вздох. — Но я не верю, что она оставит меня в покое.

— А ты этого хочешь?

— О боже, да.

— Идем, ты устала. — Вэнс поцеловал Шейн в висок и поднял на руки. — Приляг, отдохни. Поспи.

— Нет, я не устала, — возразила она, хотя ее веки закрывались сами собой. — Просто голова болит. А ужин…

— Духовку я выключил, — сказал он, перенося ее на кровать. — Мы поужинаем потом. — Откинув одеяло, он стал укладывать Шейн на прохладные простыни. — Я принесу тебе аспирин.

Шейн взяла его за руку.

— Вэнс… побудь, пожалуйста, со мной. Просто побудь рядом.

— Конечно, — улыбнулся он и лег на кровать рядом с ней. — Постарайся уснуть. Не бойся, я с тобой.

Он понятия не имел, как долго они так пролежали. Часы в гостиной Шейн били не однажды, но Вэнс не обратил внимания.

Шейн согрелась, перестала дрожать. Ее дыхание стало спокойным и ровным. В отличие от мыслей Вэнса.

«Никому, — решил он, — никому и никогда я больше не позволю довести Шейн до такого состояния». Глядя в потолок, он придумывал способы разделаться с Энн Эббот. За всю жизнь он не видел картины ужаснее, чем белое лицо Шейн и ее полные боли глаза.

Он раньше должен был сообразить, что чувствительное, открытое сердце Шейн способно испытывать такую же глубокую боль, как и радость. Именно поэтому она так щедра и жизнелюбива. Ни мать-кукушка, ни обманутая любовь и разорванная помолвка, ни смерть единственного близкого человека — ничто не сломило ее дух, не ожесточило ее простого, искреннего сердца.

Он обнял ее, желая защитить.

— Вэнс.

Он подумал, что она произнесла его имя во сне, и слегка поцеловал ее волосы.

— Вэнс, — повторила Шейн, и он увидел, как в темноте блеснули ее глаза. — Давай займемся любовью.

Он понимал, что ей нужно скорее утешение, чем страсть. Очень бережно, приподняв лицо за подбородок, он тронул ее губы своими губами.

Измученная физически и душевно, Шейн была далека от желания предаться страсти. И Вэнс, кажется, это понимал. Никогда еще он не был с ней таким нежным. Его губы были теплыми и мягкими. Он бережно целовал ее лицо, губы, закрытые веки, в то время как его пальцы ласкали ее плечи. Расслабившись, она отдалась на его волю. Позволила раздеть себя. Его ловкие руки были ласковы и терпеливы. Они действовали с неведомой ранее трепетностью, не пытаясь ее возбудить. Поцелуи были глубокими и сладкими, но без огня и жара. Зная, что она берет, ничего не давая взамен, Шейн забормотала и потянулась к нему.

— Ш-ш-ш…. — Вэнс поцеловал ее ладонь и осторожно перевернул на живот.

Его пальцы принялись гладить ее спину и плечи, двигаясь сверху вниз. Она и не знала, что любовь может быть такой сострадательной и бескорыстной. Его пальцы вытягивали из нее боль и возвращали тепло. У нее не было ни мыслей, ни чувств — одно только ощущение сильных и уверенных рук Вэнса. Она полностью доверилась ему. Зная это, он стал еще осторожнее, чтобы не нарушить ее доверия.

Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в шею, Шейн почувствовала, как в ней шелохнулось желание. Это было мягкое и легкое, чудесное ощущение. Она лежала неподвижно, позволяя себе бесконечно наслаждаться ласками Вэнса. Он обращался с ней будто она была хрупкой драгоценностью. Когда его мягкие губы заскользили вдоль ее спины, он услышал легкую перемену в ее дыхании. Она задышала чаще, и это означало, что на смену расслабленности приходит желание. Но он не хотел торопить ее. Часы в гостиной снова низко и тягуче пробили время. Дрожащий свет луны упал на ее кожу. Прижавшись губами к ее плечу, он вдыхал знакомый лимонный запах ее волос, смешанный с запахом лаванды от постели.

Она лежала на подушке, повернув голову. Вэнс видел ее профиль. Можно было подумать, что она спит, если бы не учащенное дыхание. Он бережно перевернул ее на спину и овладел ее губами.

Шейн застонала. Посторонние запахи и звуки исчезли. Остался только запах плотской страсти. Вэнс по-прежнему не спешил, не подгонял ее. Сейчас его влекла любовь, превосходящая вожделение. Его губы с такой бесконечной нежностью целовали ее грудь, что тело наполнилось жарким томлением. Ее кожа слегка подрагивала от его прикосновений. В нежной страстности, которую он нес ей, не было боли, а только удовольствие и утешение, и она желала его все больше и больше. Его губы постоянно возвращались к ее губам. В его теле уже бушевал огонь. Но он усмирил его. Сегодня она была из фарфора, хрупкая, как лунный свет. Он не позволял эмоциям взять над собой верх. Он словно забыл о собственной силе, способной на буйное извержение.

И он взял ее с такой нежностью, что она заплакала.

Глава 12

Густой и непроницаемый занавес из снега накрыл окрестный пейзаж. Дороги уже успели покрыться коркой льда. Темные и суровые деревья оделись в пушистый белый наряд. Монотонно поскрипывали резиновые «дворники» на ветровом стекле. Снегопад не радовал и не огорчал. Вэнс не замечал его.
При помощи нескольких телефонных звонков и осторожных расспросов ему удалось разузнать кое-что об Энн Эббот, актрисе с псевдонимом Анна Кросс. Он невзлюбил ее еще вчера, но новые сведения заставили невзлюбить ее еще больше. Шейн, должно быть, поскромничала, когда описывала мать.

У Энн было три бурных брака с мужчинами, имевшими полезные связи в мире кино. Мужей она хладнокровно меняла, стоило ей заметить на горизонте более выгодного кандидата. Ее последний, Лесли Стюарт, не позволил себя облапошить — либо он сам, либо его адвокат. Брак закончился для Энн с тем же счетом, что и начался, и при любви к шикарной жизни она по уши завязла в долгах.

Работала она весьма нерегулярно — играла эпизодические роли, снималась в рекламе и выступала в театре в массовке. Особым талантом не блистала, но яркая внешность позволила ей засветиться в паре серьезных фильмов. Она могла бы добиться большего, если бы не вздорный характер и больное самолюбие. Определенной известностью она была обязана лишь своим мужьям и любовникам. В голове у Вэнса сложился портрет красивой расчетливой женщины, не чуждой разврата. У него было чувство, что они знакомы.

Ведя машину по заснеженной дороге, он думал о Шейн. Он был с ней всю ночь — успокаивал, слушал, потому что ей нужно было выговориться. Он не скоро забудет выражение ее глаз. В них был страх. Страх, что Энн вернется и снова устроит безобразный скандал. Пусть Вэнс не мог изменить того, что случилось, он обязан защитить ее в будущем. Это он и собирался сделать.

Он повернул на стоянку у придорожного мотеля. Остановив машину, некоторое время сидел и смотрел, как снег скапливается на ветровом стекле. Сначала он хотел сказать Шейн, что собирается наведаться к ее матери, но потом, увидев ее утреннюю бледность, решил ничего не говорить. Так или иначе, она была бы против. Она была из тех женщин, которые предпочитают самостоятельно решать свои проблемы.

Выйдя из машины, он пересек скользкую стоянку и направился к администратору, где получил необходимую информацию. Десять минут спустя он стучал в дверь номера Энн Эббот.

Энн с досадой поморщилась, но стоило ей увидеть Вэнса, как ее лицо приняло меланхолическое выражение. Какой, однако, приятный сюрприз. Вэнс смерил ее холодным взглядом. Шейн ничуть не преувеличила в своем описании: красавица с нежным цветом лица, глубокими голубыми глазами и гривой белокурых волос. На Энн был шелковый розовый халат, выгодно подчеркивавший ее формы. Вэнс сразу понял, что они с Амелией — одного поля ягоды.

— Здравствуйте, — поздоровалась Энн неторопливо и даже вяло.

Вэнс, сколько ни искал, не находил в ней ни малейшего сходства с дочерью. Подавив приступ неприязни, он улыбнулся:

— Здравствуйте, миз[1] Кросс.

Он тут же заметил, что сделал верный ход, назвав ее так. Она одарила его своей коронной ослепительной улыбкой.

— Мы знакомы? Кажется, я вас где-то встречала, но не могу припомнить. У меня плохая память на лица.

— Вэнс Бэннинг, миз Кросс. У нас есть общие друзья, Тод и Шейла Ауэрблэк.

— Ах, Тод и Шейла! — радостно воскликнула Энн, хотя терпеть их не могла. — Чудесно, не правда ли? Входите, пожалуйста. На улице такой холод. Отвратительная погода. — Закрыв за ним дверь, она на миг прислонилась к ней спиной. Может быть, она не зря ездила домой. Симпатичный экземпляр. Такие давно не стучались к ней в дверь. А если он знакомый этих скучнейших Ауэрблэков, то у него водятся деньги в кармане. — Ах, мир тесен, не правда ли? — заворковала она, убирая за ухо выбившуюся прядь. — Как поживают Тод и Шейла? Сто лет их не видела.

— Хорошо, насколько я знаю. Они обмолвились мне, что вы в городе, и я не устоял перед искушением, миз Кросс.

— Ах, говорите мне Анна, пожалуйста, — милостиво разрешила Энн. — Простите, что приходится здесь вас принимать, но у меня тут дела, так что… Однако у меня найдется, что вам предложить. Хотите бурбон?

Было едва одиннадцать, но Вэнс, не моргнув глазом, ответил:

— Если это не слишком вас обременит.

— Вовсе нет. — Энн скользнула к маленькому столику. Она была очень рада, что взяла с собой этот шелковый халат и еще не успела переодеться. К тому же она только что накрасилась. — Но ответьте мне, Вэнс, что вас привело в такое захолустье? Неужели это ваш родной город? — Она протянула ему бокал.

— Нет. У меня тут бизнес, — просто ответил он, кивком поблагодарив ее.

Глаза Энн сначала сузились, затем округлились.

— Ну конечно! Как я сразу не догадалась! — Она просияла. В голове закрутились колесики. — Тод мне о вас рассказывал. «Ривертон констракшн», верно? Потрясающе! — Энн задумчиво провела кончиком языка по зубам. — Чуть ли не крупнейшая компания в стране.

— Где-то так, — сдержанно подтвердил Вэнс, пока она рассматривала его поверх своего бокала. Интересно, сколько еще наживок она ему скормит, прежде чем дернуть леску? Если бы не Шейн, он бы даже посмеялся, глядя на ее хитрости.

Энн грациозно присела на край кровати, потягивая бурбон. Она гадала, когда же гость, наконец, приступит к делу и как долго ей следует сопротивляться, прежде чем уступить.

— Итак, Вэнс, чем могу быть вам полезной?

Вэнс отставил нетронутый бурбон и в упор холодно посмотрел на нее:

— Оставьте Шейн в покое.

При других обстоятельствах он бы рассмеялся, видя, как изменилось лицо Энн. От неожиданности она раскрыла рот.

— О чем вы?

— О Шейн. Вашей дочери.

— Я знаю, кто такая Шейн, — резко ответила Энн. — Какое отношение она имеет к вам?

— Я собираюсь на ней жениться.

Лицо Энн исказилось в отвратительной гримасе, но она тут же взяла себя в руки и рассмеялась.

— Малышка Шейн? Ох, не смешите! Неужели моя милая дочка подцепила такого туза? Я ее недооценивала. — Закинув голову, она пронзила Вэнса испепеляющим взглядом. — Или переоценила вас.

— Полегче, — предостерег Вэнс разъяренную Энн подозрительно спокойным тоном.

Посмотрев ему в глаза, она перестала смеяться.

— И что с того, что вы собираетесь жениться на моей дочери? Я-то тут при чем?

— Ни при чем.

Скрывая раздражение, Энн поднялась.

— Полагаю, я должна поздравить мою дочурку с удачей.

Вэнс схватил ее за руку:

— Черта с два. Собирайте вещи и проваливайте отсюда.

— Да кто вы такой, чтобы мне приказывать? — Энн в возмущении отшатнулась от него. — Я, может быть, хочу увидеться с дочерью.

— Зачем? — перебил ее Вэнс, не повышая голоса. — Больше вы не получите ни цента, это я вам обещаю.

— Понятия не имею, о чем вы говорите! — заявила Энн. — Не знаю, что за чушь она вам рассказала, но…— Понятия не имею, о чем вы говорите! — заявила Энн. — Не знаю, что за чушь она вам рассказала, но…

— Я бы посоветовал вам хорошо подумать, прежде чем продолжать, — предупредил Вэнс. — Денег больше не будет. Заблокировать выплаты по чеку, который она вам дала, ничего не стоит.

Энн мысленно обругала себя за то, что не удосужилась с утра пораньше обналичить чек, пока Шейн не передумала.

— Вы не можете запретить мне встречаться с дочерью. — Ее грудь живописно вздымалась под шелком.

— Могу, — возразил Вэнс. — Еще как могу. Если вы явитесь к ней и попробуете выманить у нее еще хоть доллар, я вами займусь.

Энн по-настоящему испугалась.

— Вы не посмеете меня тронуть. — Она с опаской отступила.

— Откуда вы знаете? — усмехнулся Вэнс. — Хотя, надеюсь, до этого не дойдет. Но у меня есть знакомые в киноиндустрии. Старые друзья, деловые партнеры, клиенты. Стоит мне шепнуть кое-кому на ушко, и вашей звездной карьере придет конец. Это я вам обещаю. Только троньте Шейн еще раз, и вы за это заплатите. Вот вам мои условия. У нее все равно нет того, что вам нужно.

— Я имею право на свою долю, — прошипела Энн. — Все наследство должно быть поделено поровну между мной и Шейн!

Вэнс иронически поднял бровь.

— Пятьдесят на пятьдесят, говорите? Значит, вы уже по сусекам скребете? — Он пожал плечами, словно отмахиваясь от ее проблем. — Я не стану тратить время на юридические споры, а тем более на обсуждение морали и этики. Просто уясните себе, что больше вы не получите от дочери ни цента. — С этими словами он повернулся к двери.

В последней отчаянной попытке Энн упала на кровать и расплакалась.

— Ах, вы не можете быть таким жестоким. — Она подняла к нему красивое, спешно залитое слезами лицо. — Вы не отнимете у меня дочь, моего единственного ребенка! — трагически простонала она.

Посмотрев на нее, Вэнс одобрительно кивнул:

— Очень хорошо. Вы не такая плохая актриса, как о вас говорят.

Закрыв дверь, он услышал звон разбитого со злости бокала.

Швырнув второй бокал в дверь, Энн вскипела. Она вспомнила холодную насмешку в глазах Вэнса. Он за это заплатит. Она уселась на кровать и стиснула кулаки. Надо подумать. Должен быть способ отомстить Вэнсу Бэннингу. Не оскандалилась ли как-нибудь его фирма? Ничего не приходило на память. Она в отчаянии схватила подушку и швырнула ее через всю комнату. Что она могла знать о какой-то дурацкой строительной конторе, которая строит больницы и торговые центры? Боже, какая скука.

Она схватила вторую подушку, намереваясь отправить ее вслед за первой, и тут в памяти у нее сверкнул лучик надежды. Был скандал. Да. Но не с конторой, а что-то личное. Несколько лет назад ходили слухи… Черт! Шейла Ауэрблэк, подумала Энн, поджав губы. Может быть, старая курица что-нибудь знает. Взобравшись на неприбранную кровать, Энн протянула руку к телефону.

Шейн была занята в музее. Она рассказывала троим мальчикам о битве при Энтитеме. Мальчики слушали очень внимательно. Она улыбнулась Вэнсу, когда он вошел. В ее голосе звенело воодушевление, но лицо было по-прежнему бледное. Этого ему хватило, чтобы развеять все сомнения насчет того, верно ли он поступил. Она справится, подумал он, потому что у нее сильная натура. Хотя всякая выносливость имеет свои пределы.

Вэнс направился к Пэт, которая протирала стеклянную посуду.

— Привет, Вэнс. — Девушка с дружеской улыбкой взглянула на него. — Как дела?

— Нормально. — Он бросил взгляд через плечо, чтобы убедиться, что Шейн все еще занята. — Послушайте, Пэт, я хочу поговорить с вами насчет столового гарнитура.

— Ах да. Там приключилась какая-то путаница. Но я так и не поняла. Шейн сказала, что…

— Я хочу его купить.

— Вы? — удивилась Пэт и смутилась.

— Для Шейн, — объяснил он. — На Рождество.

— Как мило! — Пэт оценила его романтичность. — Это гарнитур ее бабушки, знаете? Она его страшно любит.

— Знаю. И хочет его продать. А я хочу его для нее купить. Но она мне не позволит. — Он заговорщически подмигнул Пэт. — Но если это будет подарок на Рождество, она же не сможет отказаться?

— Ни за что, — просияла Пэт, радуясь, что Вэнс так здорово все придумал. «Значит, правду говорят, — решила она, — между ними что-то есть». — Шейн не откажется, будьте уверены. Она так страдает, когда приходится продавать дорогие ее памяти вещи. А гарнитур и вовсе… Он очень ей дорог.

— Ничего. Я выпишу вам сегодня чек, — сказал Вэнс, и тут только ему пришло в голову, что весь город тотчас узнает, что он богач, и придется объясняться с Шейн. — Повесьте, пожалуйста, на него табличку «Продано». Но ничего ей не говорите.

— Не скажу, — пообещала Пэт, довольная, что Вэнс посвятил ее в свою тайну. — А если она спросит, я отвечу, что покупатель попросил подержать его до Рождества.

— Вот умница, — похвалил девушку Вэнс. — Спасибо.

— Шейн сегодня сама не своя, — шепотом сказала Пэт. — Может быть, вы отведете ее на прогулку? Пусть проветрится. — Она повернулась к Шейн и продолжила нормальным голосом: — И как тебе только удалось заставить этих малолетних монстров слушать целых двадцать минут? Это мальчишки Клинта Драммонда, — объяснила она Вэнсу. — Когда они пришли, я предпочла убраться подальше.

— Они так рады, что занятия в школе отменили из-за снегопада, — улыбнулась Шейн. — Они зашли узнать, кто в кого стрелял, чтобы устроить свою битву снежками при Энтитеме.

— Надевай куртку, — сказал Вэнс, целуя ее в лоб.

— Что?

— И шапку. На улице холодно.

— Я знаю, что на улице холодно, дурачок, — рассмеялась Шейн. — Уже шесть дюймов снега намело.

— Тогда нам нужно спешить. И ботинки надевай. Только быстрее.

— Вэнс, я не могу уйти посреди дня.

— Мы по делу, — серьезно сказал он. — Тебе нужно купить елку.

— Елку? — усмехнулась Шейн и взяла щетку, которую положила Пэт. — А не рано?

— Почему это рано? Две недели до Рождества, а у тебя нет елки. Уважающие себя владельцы магазинов ставят елку заранее. Где твое праздничное настроение? — Он отобрал у нее щетку и вернул Пэт. — Не говоря уже о стратегии продаж. Согласно последнему исследованию, люди тратят на двенадцать с половиной процентов больше там, где есть елка.

— Что же это за исследование? — покосилась на него Шейн.

— Исследование Института розничных продаж и праздничного настроения, — без запинки выпалил Вэнс.

Первый раз за сутки Шейн искренне рассмеялась.

— Ну и врун же ты!

— Нет, — возразил он. — Это очень хорошее, достоверное исследование. Надевай куртку.

— Но, Вэнс…

— Не спорь, Шейн, — вмешалась Пэт, подталкивая ее к лестнице. — Я и сама справлюсь. В такой снегопад все равно сюда никто не доберется. И потом, — добавила она, зная свою хозяйку, — мне бы так хотелось поставить елку вот здесь у окна. Сейчас я освобожу для нее местечко. — Недолго думая она принялась двигать мебель.

— Перчатки не забудь, — напомнил Вэнс.

— Хорошо, — сдалась Шейн. — Подожди минутку.

Спустя немногим более десяти минут она сидела рядом с Вэнсом в кабине его небольшого пикапа.

— Какая красота! — восхищалась она, глядя по сторонам. — Люблю первый снег. Смотри, а вон мальчишки Драммонда.

Там, куда она указывала, трое мальчиков яростно кидались снежками.

— Сражение в самом разгаре, — сказал Вэнс.

— У генерала Бернсайда проблемы, — заметила Шейн. — Кстати, о чем вы с Пэт шептались, когда я пошла наверх одеваться?

Вэнс приподнял бровь.

— Да это я назначал Пэт свидание. Она такая милашка.

— Да ну? Жалко, если придется ее уволить прямо перед Рождеством.

— Ну, я всего лишь налаживал отношения с коллегой. — Вэнс остановил машину на красный сигнал светофора и, быстро повернувшись, крепко поцеловал Шейн. — Мне нравится этот звук, который у тебя получается, когда ты пытаешься не рассмеяться. Ну-ка, сделай так еще раз.

Задыхаясь, Шейн откинулась на спинку сиденья.

— Уволить ценного работника — это не смешно. — Она поправила лыжную шапочку. — Поворачивай сюда.

Не послушавшись, он снова притянул ее к себе и стал целовать. Сзади загудел клаксон. Шейн вырвалась из его рук и сказала:

— Ну вот, ты допрыгался. Сейчас тебя арестуют за то, что препятствовал движению.

— Один несчастный «бьюик» — это еще не движение. А ты вообще знаешь, куда едешь?

— Конечно. В нескольких милях дальше по курсу есть место, где можно выкопать елку.

— Выкопать? — удивленно переспросил Вэнс.

— Именно. Согласно последнему исследованию Института консервации природы…

— Выкопать — значит выкопать, — кивнул Вэнс.

Шейн рассмеялась и чмокнула его в плечо.

— Я люблю тебя.

Пока они ехали на елочную ферму, снег превратился в легкий туман. Шейн долго таскала Вэнса от дерева к дереву, но ни одно ей не нравилось, хотя от самого процесса она получала огромное удовольствие — об этом говорили ее смеющиеся глаза.

— Вот эта! — наконец воскликнула она, остановившись напротив короткохвойной сосны. — Как раз то, что нужно!

— А чем она отличается от тех пятисот, которые мы уже видели? — проворчал Вэнс, вонзая лопату в снег.

— Имей ты наметанный глаз, то так бы не говорил. — Шейн схватила пригоршню снега и бросила ему в лицо. — Здесь такая одна-единственная, — заявила она важно и отошла, сложив руки на груди. — Копай!

— Есть, мэ-эм! — Вэнс начал копать. — А вообще у меня такое подозрение, что после Рождества ты заставишь меня снова посадить эту елочку.

— А ты как думал? Я знаю одно подходящее местечко. Но там много камней, и придется тебе поработать ломом. — Она махнула рукой, подзывая служащего.

Когда корни сосны аккуратно обернули мешковиной, Шейн расплатилась, невзирая на протесты Вэнса.

— Черт побери, Шейн, — говорил Вэнс на обратном пути. — Я сам хотел купить тебе елку.

— Но это елка для магазина, — безапелляционно ответила она, когда они остановились у дома. — Магазин закупает товар, платит за электричество, покупает елки — все такое. — Заметив, что Вэнс огорчился, она обежала вокруг машины и поцеловала его. — Ты такой милый. Купи мне что-нибудь другое.

— Что? — Он посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом.

— Ну, не знаю. Что-нибудь легкомысленное и экстравагантное. Например, наушники из шиншиллы.

Ему с трудом удалось сохранить серьезную мину.

— А что? Тебе бы пошли такие. Только если я подарю, тебе придется их носить.

Она поднялась на цыпочки, чтобы его поцеловать, но когда он нагнулся, она сунула ему за шиворот заранее приготовленный снежок и бросилась наутек. В качестве мести Шейн ожидала получить в спину здоровенным снежком, но не ожидала, что Вэнс сделает ей подлую подсечку, схватив сзади за ноги, и она рухнет лицом в сугроб.

— Ух! А ты и правда не джентльмен, — укорила она его, отплевываясь и вытираясь.

— А в снегу ты лучше смотришься, чем в грязи, — громогласно расхохотался Вэнс.

Шейн со всей силы толкнула его в грудь. Потеряв равновесие, он шлепнулся на спину. Но не успела она швырнуть ему в лицо снег, как он вскочил, опрокинул ее и крепко прижал ее вытянутые над головой руки. Она ждала, закрыв глаза. Но вместо холодной сырости, почувствовала на своем лице его губы.

— Сдаешься? — спросил он.

— Нет, — твердо ответила она.

— Боже, как я хочу тебя, — прошептал Вэнс, терзая ее маленький жадный рот, — прямо здесь и сейчас. — Ее ответная страсть заставила его позабыть, что они лежат в снегу средь бела дня на глазах у возможных свидетелей. Он перестал чувствовать, как мокрые хлопья падают ему на затылок и тающий под рубашкой снежок холодит спину. Он злился, что громоздкая одежда скрывает от него ее тело, не позволяет ощутить гладкость ее кожи. — Какой я дурак, что не повез тебя к себе, — вздохнул он. Но тут раздался шум приближающейся машины.

— Я закрываюсь через два часа, — шепнула Шейн. И Вэнс помог ей встать.

Пока Шейн занималась с медлительными посетителями, которые все трогали, но ничего не покупали, Вэнс принялся устанавливать елку. Радостное щебетание Пэт помогало остудить жар в крови. Он сходил на пыльный чердак и принес коробки с украшениями, как велела Шейн.

С наступлением сумерек они, наконец, остались вдвоем. Вэнс уговорил Шейн наскоро поужинать, прежде чем украшать елку. Они поели холодного мяса, оставшегося нетронутым со вчерашнего вечера.

Однако этот ростбиф, прекрасно утолявший голод, невольно заставил Шейн вспомнить о визите матери. И как бы она ни гнала прочь мысли о вчерашнем, они возвращались. Чтобы заглушить их, она болтала о всякой ерунде, но ее мнимая веселость не обманула Вэнса.

— Хватит, Шейн, — сказал он, беря ее за руку.

Шейн не стала притворяться, что не понимает, о чем он.

— Я не думаю об этом, Вэнс. Но иногда на меня находит.

— Тогда вспомни, что я с тобой. Обопрись на меня, когда нужно. — Он поднес ее руку к губам. — А я обопрусь на тебя, когда будет нужно мне.

— Обними меня, пожалуйста, — попросила она дрожащим голосом.

Он обнял ее, прижал ее голову к своей груди.

Она вздохнула, успокаиваясь.

— Терпеть не могу выглядеть дурой. Больше всего это ненавижу.

— Ты не дура. — Он отстранил ее и вдруг, решившись, сказал: — Шейн, сегодня утром я ездил к твоей матери.

— Что?! — ужаснулась она.

— Можешь сердиться, если хочешь, но я не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как тебя обижают. Я ей четко объяснил, что если она еще раз попробует, то будет иметь дело со мной.

Шейн отвернулась.

— Зачем ты это…
— Что?! — ужаснулась она.

— Можешь сердиться, если хочешь, но я не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как тебя обижают. Я ей четко объяснил, что если она еще раз попробует, то будет иметь дело со мной.

Шейн отвернулась.

— Зачем ты это…

— Не учи меня, что делать, — сердито перебил он. — Я, черт побери, люблю тебя.

— Я бы сама справилась, Вэнс.

— Нет. — Он взял ее за плечи и развернул лицом к себе. — Ты много с чем можешь справиться, но только не с этим. Она выворачивает тебя наизнанку. А если бы меня обижали, что бы ты стала делать?

Шейн открыла рот, собираясь ответить, но только тяжело выдохнула. Потом, взяв лицо Вэнса в ладони, сказала:

— Надеюсь, я поступила бы так же. Спасибо, Вэнс. — Она нежно его поцеловала. — Но я не хочу знать, что было сказано. Хватит на сегодня проблем.

— Хорошо, хватит проблем. — Вэнс тряхнул головой, понимая, что разговор опять откладывается.

— Сейчас мы нарядим елку. А потом займемся под ней любовью.

— Идет, — усмехнулся он.

Она потащила его вниз по лестнице.

— А что, если нам сначала заняться любовью, а потом нарядить елку?

— Ничего не выйдет, — отрезала Шейн, разбирая украшения.

— Спорим?

— Нет. Для таких вещей существует определенный порядок. Сначала нужно повесить лампочки. — Она вытащила аккуратно свернутую гирлянду.

Это заняло больше часа, потому что с каждой игрушкой или украшением у Шейн были связаны воспоминания. Вынув красную войлочную звезду, она подробно вспоминала, как делала ее для бабушки. Она боялась Рождества. Ей казалось немыслимым праздновать Рождество в бабушкином доме без бабушки. Невыносимо было бы видеть нарядную елку, если бы она была одна.

Шейн смотрела, как Вэнс аккуратно вешает гирлянду. Он понравился бы бабушке, думала она с улыбкой. И бабушка ему тоже. Не важно, что два человека, которых она любила больше всех на свете, никогда не встречались. Они были связаны через нее. «Если он в ближайшее время не преддожит мне выйти за него замуж, — подумала она, — придется самой делать ему предложение».

— О чем ты задумалась? — спросил Вэнс.

— Да так, ни о чем. Просто любуюсь красотой! Я знала, что так будет. — Шейн одобрительно кивнула, вынимая из коробки серебряную звезду, которая должна была украсить верхушку.

Вэнс взял у нее звезду, посмотрел наверх и сказал:

— Я все игрушки собью, пока буду ее вешать. Нужно сходить за стремянкой.

— Нет, не надо. Я заберусь к тебе на плечи и повешу.

— Трудно принести со второго этажа стремянку?

— Ой, да ладно. — Шейн легко взобралась к нему на спину, обхватив ногами за пояс, затем уселась на плечи. — Ну вот, — сказала она, — давай ее сюда.

Он протянул ей звезду и торопливо обхватил ее колени, потому что она наклонилась вперед.

— Черт возьми, Шейн, куда тебя несет? Ты сейчас свалишься на елку.

— Глупости, — ответила она, прикрепляя звезду. — Я отлично умею держать равновесие. Ну-ка, отойди немного назад, я хочу посмотреть. — Вэнс послушно отошел. Шейн глубоко вздохнула и поцеловала его макушку. — Просто чудо! Только понюхай, как пахнет сосной. — С этими словами она скрестила ноги у него на груди.

— Надо выключить верхний свет.

Неся Шейн на плечах, Вэнс дошел до стены и щелкнул выключателем. В темноте цветные лампочки ожили, вспыхнули огоньками в зеленой хвое, заблестели среди мишуры.

У Шейн аж захватило дух.

— Замечательно!

— Ну, пока не совсем, — не согласился Вэнс.

Когда она стала спускаться, он ловко повернул ее вокруг себя и опустил на коврик у елки.

— Вот так лучше.

Огни заплясали на ее улыбающемся лице.

В ту ночь они не упражнялись в терпении. Они быстро раздели друг друга, смеясь и чертыхаясь из-за пуговиц и крючков, и предались страсти. Их руки жаждали прикосновений, их губы спешили насладиться поцелуями. Он снова упивался ароматом и свежестью ее кожи, ее снова приводили в восторг его тугие мощные мышцы.

Они не замечали уколов хвои, как не замечали холода в снегу. Они были одни. Они были вместе.

Нора Робертс