Будет утро. И день. И вечер

Будет утро. И день. И вечер.
Быть не надо Кассандрой вещей,
чтобы знать:
на закате не будет Творца поджидать жена –
Вечность,

чтоб Он ей рассказал,
что за пашню пахал…
по каким скитался краям незнаемым…
и кому разрешил позабыть обеты…
Чтоб в ответ с улыбкой сказала онА ему:
И это

хорошо!
Вечность нынче старуха,
что счеты грошовые сводит с прорухой.
А Творец отошел
от всех дел, ему милых прежде.
И все реже и реже
достает ржавый нимб, чтоб приладить на лоб.
Мироздание то ли ему мало,
то ли наскучило…
И на свете белом вроде бы не бело…
но зазорно ждать перемены участи…

– Мир давно сотворен…
а губить его жалко…
О, каким же родным был его эмбрион…
Как рука, что лепила Адама, дрожала…
И какую с ковчегом явил там смекалку
Ной…
– Лишь бы не было, Господи, столь темно!
(– …самому себе.
Нет ответа с благих небес).

Ох, полна, полна моя коробушка
(кличут Вселенной ее спроста!) – 
что там? Да пустота.
– Нет, никак не идет торговлишка…

Страсти читает Любовь рацеи:
старшая правильная сестра.
На три буквы ее посылает Страсть…
Но они же – две половинки целого!
Божьи детушки,
что живут, хлеба чёрного Отчего не отведавши!
–Не за совесть веруют, а за страх,

и не в троицу: Веру, Любовь, Надежду
 – в разную нежить.
В рок.
В непременный доходный прок.
В подлые, пошлые вздоры ушлые,
что овладели душами.

Если в отца, то в крёстного.
Ежели в мать, то в бранную.
Если в царя, то в грозного.
Если в игру – без правил.

В то, что верность – дурной порок.
В то, что милость к падшим – дрянной налог.
В то, что идол и есть пророк…
– если в своем отечестве.
В то, что диктует кулак законы.
В то, что выслужить милость Высшую
можно и свечечкой –
пред иконой…
– Ох, похоже, что-то паршиво вышло!

Слишком мало
и прелестных затей,
и прекрасных идей
до свершения в чудо чудес добежало.

– Где они, чудеса?
Там, где райский, навеки утраченный сад…

Слишком много чудес
извратились в бесформенный выкидыш.
(Обещал их тот ангел, что ныне злой бес.)
Слишком много божественных строк
превратились в банальные вирши.
(Сивый мерин по мозга извилинам бродит…
а бредился вроде бы
белый, ласковый единорог…)

Слишком много доверчивых грёз
растворилось в рассветном тумане.
(Не случайно к ним точная рифма – курьёз.)
Слишком много пловцов,
материк не достигнувших обетованный.
(А ведь слышали зов…)
Слишком много Фортуною званых,
да фатумом грозным не избранных.
Слишком много таких, чья душа
из обители-плоти резонами изгнана.
(Тех, что сами победно утробу судьбы потрошат.)

Слишком много симфоний, скончавшихся вялой прелюдией.
Слишком много тех блудных,
что хотят, да не могут вернуться на родину...
в сирый дом свой,
в свой лелеющий репку честнОй огородик.
Нет, не будет чудес в мире дольнем
вдосталь!
Древний мир насчитал их семь.
– Нынче нет их совсем.

…Кто б ответил: Божьи чудеса ли
бытие промеж людей отвергли?
или мы бездумно предали их сами:
стрёмно нынче в гиль такую веровать!

…И будет
             вечер.
Соберется над нами высокое звездное вече.
А к заре разойдутся все звезды прочь,
не решив, как же дольнему миру помочь.

Да и нужно ли...
– Слишком Ноев
ковчег, так уродливо новый,
тяжелым безлюдьем нагружен…
населен столь густой,
полновесною пустотой.