Не впопыхах - поэма 209-212

209.
С Поэтом века царь встречался.
Однажды задал он вопрос,
мол, с декабристами встречался,
а может, всё же не дорос
ты до преступника эпохи,
до уровня бунтовщика,
подался, может, в скоморохи?
Так начал царь издалека.
Поэт внимательно прослушал.
Ответил дерзко гражданин,
идиллию в момент разрушил:
– Конечно, я примкнул бы к ним!
210.
Чужое слово мне знакомо.
Своё сказать я не спешу.
Перо моё впадает в кому,
из-за него опять грешу.

Но прорывается звеняще
без суеты, иных сует.
Наверно, всё-таки обрящу
я то, чего в природе нет.

И осмотрю его снаружи,
переступая не себя,
осенние без смысла лужи,
неповторимости любя.

Я обнаружу откровенье
из незапамятных времён,
запечатлённого мгновенья,
неоднозначный хор ворон.

Над повторением осенним
с осыпанием листвы
и виденьем времён отменным
под вспененностью синевы.
211.
Я на Арбате встретил брата,
он под гитару песни пел.
Ну а когда я шёл обратно,
он почему-то захрипел.

И стал размахивать руками,
как будто бабочек ловил,
летавших между облаками,
их отражал далёкий Нил.

Москва-река не возмущалась,
терпела, трепетно смеясь.
И тихо, тихо обещалась
попасть на Нил, змеёй виясь.

Навстречу ей не вдруг разлился
могучий судоходный Днепр.
И Нил притоками озлился,
и с ходу выпустил он нерп.

Проснулся я от стука в двери
и досмотреть решил тот сон.
Ещё себя во сне проверить
и до чего же был смешон.
212.
Меня воспитывала “Стрелка”.
Кормила, закаляла Обь,
а два ручья блестяще-мелких
привили к родине любовь.

На пойменных лугах трудились,
учились жизни на конях.
Глаза у всех у нас искрились
в далёких и весёлых днях.

А школа научила слову,
задачи трудные решать,
отбрасывать осот-полову
и на природе не скучать.

Деревня вывела нас в люди
и даже в небо подняла.
Клянусь я честью, не забуду,
что мне расправила крыла.

Летаю, в крылья расправляю,
беседую я с Фебом там
и с “Днём села” вас поздравляю,
желаю счастья землякам.