Двадцать девятая

Когда подъехали к явно новенькому девятиэтажному дому (как потом выяснилось, построенному ровно полтора года назад),  водитель и похожий скорее на кавказца, чем на немца, дядька по имени Георг, который  встречал нас у подъезда, помогли нам разгрузиться и затащили наши вещи в квартиру. Нам с женой разрешили нести только малыша и мой портфель с документами. Итак, «наша» двухкомнатная квартира была просторная (чуть больше 60 м2), с хорошей прихожей, большой для советских нормативов (15-16 м2) кухней и застекленной лоджией — что для нас было весьма непривычным (напоминаю, шел 1975-й год). Но, как потом оказалось, и для ГДР это тоже была инновация. Вообще, квартира была набита разной современной мебелью (вплоть до детской кроватки и деревянного манежа — принимающая сторона была проинформирована о составе моей семьи) и бытовой техникой (вспомню только о цветном телевизоре, кухонном комбайне, разных миксерах, электромясорубках, тостерах, электрогрилях  и прочей ерунде); постельного белья было комплектов пять-шесть, посуды разной явно на семью не менее, чем из шести человек… В общем, было все, что можно было только пожелать современной домохозяйке. И мы оказались в каком-то неожиданном, маленьком, почти коммунистическом, раёчке... К тому же, в подъезде, где мы все проживали, на первом этаже размещалась специальная служба по бытовому обслуживанию нас, любимых, включая кладовку с разнообразными, необходимыми для жизни предметами: бытовыми приборами, лампочками, разной скобянкой, постельным бельем, шторами, посудой кухонной и столовой...  -  легче перечислить, чего там не было. Руководил этой службой как раз встречавший нас Георг со странной фамилией Кочек, он всесезонно носил светлую сванскую шапочку. А текущие вопросы решала мощная, гренадерского роста и стати, кудрявая тетка, которую все уважительно звали фрау Клаус. И она, и Георг Кочек очень прилично владели русским языком. Георг просил, чтобы его называли Георгий, говорил он действительно с каким-то кавказским акцентом и любил носить подаренную ему давным-давно серую шерстяную сванскую шапочку. Но со мной и моей женой они с радостью говорили и по-немецки. Были они очень милыми, работящими и предупредительными людьми. Кстати, некоторых наших соотечественников (в основном, хохляцкого происхождения, которых там было подавляющее большинство) это подвигало на несколько  завышенные требования, практически – на капризы. Я, конечно, не преминул их впоследствии слегка заклеймить и призвать к порядку -  но это отдельная история. А в день приезда меня навестил мой непосредственный начальник Кудинов Павел Петрович, которому тогда было лет сорок с небольшим, наверное. То есть, я ему, с некоторой натяжечкой, годился в сыновья (мне тогда было двадцать два). Он ссудил меня небольшой денежкой, ибо иностранных денег мне в Москве не дали, в Берлине я не пошел в наши официальные представительства по причине субботы, а жить, хоть и всего пару дней, как-то было надо. Павел Петрович проверил мои бумаги, рассказал о распорядке и кратко о составе группы, задачах и прочем, но предупредил, что реально к работе в НИИ я приступлю только после того, как съезжу в аппарат Советника по экономическим вопросам при Посольстве СССР в Берлине. Там я оформлю свой аттестат, получу направление на работу в группе специалистов и приказ Советника о назначении меня на должность. Затем пройду в кассу, получу подъемные в размере полутора окладов и только тогда вернусь в Магдебург. Соответственно, к работе в НИИ приступлю во вторник, если у Советника по экономическим вопросам и кадровиков не будет иных поручений ко мне.