Пушкин Разговор книгопродавца с поэтом перевод

Книгопродавец

Стишки для вас одна забава,
Немножко стоит вам присесть,
Уж разгласить успела слава
Везде приятнейшую весть:
Поэма, говорят, готова,
Плод новый умственных затей.
Итак, решите; жду я слова:
Назначьте сами цену ей.
Стишки любимца муз и граций
Мы вмиг рублями заменим
И в пук наличных ассигнаций
Листочки ваши обратим…
О чем вздохнули так глубоко?
Нельзя ль узнать?

Поэт

Я был далеко:
Я время то воспоминал,
Когда, надеждами богатый,
Поэт беспечный, я писал
Из вдохновенья, не из платы.
Я видел вновь приюты скал
И темный кров уединенья,
Где я на пир воображенья,
Бывало, музу призывал.
Там слаще голос мой звучал;
Там доле яркие виденья,
С неизъяснимою красой,
Вились, летали надо мной
В часы ночного вдохновенья!..
Все волновало нежный ум:
Цветущий луг, луны блистанье,
В часовне ветхой бури шум,
Старушки чудное преданье.
Какой-то демон обладал
Моими играми, досугом;
За мной повсюду он летал,
Мне звуки дивные шептал,
И тяжким, пламенным недугом
Была полна моя глава;
В ней грезы чудные рождались;
В размеры стройные стекались
Мои послушные слова
И звонкой рифмой замыкались.
В гармонии соперник мой
Был шум лесов, иль вихорь буйный,
Иль иволги напев живой,
Иль ночью моря гул глухой,
Иль шопот речки тихоструйной.
Тогда, в безмолвии трудов,
Делиться не был я готов
С толпою пламенным восторгом,
И музы сладостных даров
Не унижал постыдным торгом;
Я был хранитель их скупой:
Так точно, в гордости немой,
От взоров черни лицемерной
Дары любовницы младой
Хранит любовник суеверный.

Книгопродавец

Но слава заменила вам
Мечтанья тайного отрады:
Вы разошлися по рукам,
Меж тем как пыльные громады
Лежалой прозы и стихов
Напрасно ждут себе чтецов
И ветреной ее награды.

Поэт

Блажен, кто про себя таил
Души высокие созданья
И от людей, как от могил,
Не ждал за чувство воздаянья!
Блажен, кто молча был поэт
И, терном славы не увитый,
Презренной чернию забытый,
Без имени покинул свет!
Обманчивей и снов надежды,
Что слава? шепот ли чтеца?
Гоненье ль низкого невежды?
Иль восхищение глупца?

Книгопродавец

Лорд Байрон был того же мненья;
Жуковский то же говорил;
Но свет узнал и раскупил
Их сладкозвучные творенья.
И впрям, завиден ваш удел:
Поэт казнит, поэт венчает;
Злодеев громом вечных стрел
В потомстве дальном поражает;
Героев утешает он;
С Коринной на киферский трон
Свою любовницу возносит.
Хвала для вас докучный звон;
Но сердце женщин славы просит:
Для них пишите; их ушам
Приятна лесть Анакреона:
В младые лета розы нам
Дороже лавров Геликона.

Поэт

Самолюбивые мечты,
Утехи юности безумной!
И я, средь бури жизни шумной,
Искал вниманья красоты.
Глаза прелестные читали
Меня с улыбкою любви;
Уста волшебные шептали
Мне звуки сладкие мои…
Но полно! в жертву им свободы
Мечтатель уж не принесет;
Пускай их юноша поет,
Любезный баловень природы.
Что мне до них? Теперь в глуши
Безмолвно жизнь моя несется;
Стон лиры верной не коснется
Их легкой, ветреной души;
Не чисто в них воображенье:
Не понимает нас оно,
И, признак бога, вдохновенье
Для них и чуждо и смешно.
Когда на память мне невольно
Придет внушенный ими стих,
Я так и вспыхну, сердцу больно:
Мне стыдно идолов моих.
К чему, несчастный, я стремился?
Пред кем унизил гордый ум?
Кого восторгом чистых дум
Боготворить не устыдился?..

Книгопродавец

Люблю ваш гнев. Таков поэт!
Причины ваших огорчений
Мне знать нельзя; но исключений
Для милых дам ужели нет?
Ужели ни одна не стоит
Ни вдохновенья, ни страстей,
И ваших песен не присвоит
Всесильной красоте своей?
Молчите вы?

Поэт

Зачем поэту
Тревожить сердца тяжкий сон?
Бесплодно память мучит он.
И что ж? какое дело свету?
Я всем чужой!.. душа моя
Хранит ли образ незабвенный?
Любви блаженство знал ли я?
Тоскою ль долгой изнуренный,
Таил я слезы в тишине?
Где та была, которой очи,
Как небо, улыбались мне?
Вся жизнь, одна ли, две ли ночи?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И что ж? Докучный стон любви,
Слова покажутся мои
Безумца диким лепетаньем.
Там сердце их поймет одно,
И то с печальным содроганьем:
Судьбою так уж решено.
Ах, мысль о той души завялой
Могла бы юность оживить
И сны поэзии бывалой
Толпою снова возмутить!..
Она одна бы разумела
Стихи неясные мои;
Одна бы в сердце пламенела
Лампадой чистою любви!
Увы, напрасные желанья!
Она отвергла заклинанья,
Мольбы, тоску души моей:
Земных восторгов излиянья,
Как божеству, не нужно ей!..

Книгопродавец

Итак, любовью утомленный,
Наскуча лепетом молвы,
Заране отказались вы
От вашей лиры вдохновенной.
Теперь, оставя шумный свет,
И муз, и ветреную моду,
Что ж изберете вы?

Поэт

Свободу.

Книгопродавец

Прекрасно. Вот же вам совет;
Внемлите истине полезной:
Наш век — торгаш; в сей век железный
Без денег и свободы нет.
Что слава?- Яркая заплата
На ветхом рубище певца.
Нам нужно злата, злата, злата:
Копите злато до конца!
Предвижу ваше возраженье;
Но вас я знаю, господа:
Вам ваше дорого творенье,
Пока на пламени труда
Кипит, бурлит воображенье;
Оно застынет, и тогда
Постыло вам и сочиненье.
Позвольте просто вам сказать:
Не продается вдохновенье,
Но можно рукопись продать.
Что ж медлить? уж ко мне заходят
Нетерпеливые чтецы;
Вкруг лавки журналисты бродят,
За ними тощие певцы:
Кто просит пищи для сатиры,
Кто для души, кто для пера;
И признаюсь — от вашей лиры
Предвижу много я добра.

Поэт

Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся.

1824

***

Alexander Pushkin — Bookseller's conversation with the poet: Verse

Bookseller

For you, verses are fun, you're ready -
Only to sit down to write fews,
Fame has already managed spreading -
Around, all the most pleasant news.
Odic poem's ready, rumors go,
Mental ploys' new fruit for bookshelf.
Decide; I wait just for your word, so:
Point precise price for it yourself.
Poems of pet of Graces, Muses
Will be turned in rubles at once.
Each piece of paper, which amuses, -
In a bunch of cash notes, good chance…
What did you sigh so deeply about?
How do we know?

Poet

I was far, no doubt:
I remembered that time to note,
When, being rich with the hopes playing,-
A poet without cares, I wrote,
From inspiration, not for paying.
I saw the rocks' niches remote,
The dark grotto of lone elation,
Where my feast of imagination -
To dear muse I used to devote.
There my voice sweeter burst from throat;
There bright views with longer duration,
With beauty, so unexplained glee,
Were swirling, flying over me -
At the night hours of inspiration!..
When all stirred my too tender mind:
Bloom meadow and moon with shining scales,
Storm's roar in old chapel; and kind
Old woman's so wondrous fairy-tales.
It was some demon, who had owned
My games, leisure, free time and fiction;
After me flying on each road,
Whispering sounds of magic ode.
With flaming serious affliction
Was full my head; in varied plots
Were born in it the wondrous dreaming,
In so slender seizes, flowed streaming
All my obeying and meek words,
Which had been closed with a rhyme ringing.
My rival had harmonic sight:
Of forests’ noise, or whirlwind violent,
Or oriole’s singing live bright,
Or dull roar of the sea at night,
Or whisper of a river silent.
Then, being without labors’ care,
I was not ready just to share
The flaming elation with the crowd,
I did not abuse muse’s fair
Sweet gifts, by trade, shameful and not proud;
I was their greedy guard, that’s right:
As how a lover, in mute pride,
From eyes of the rabble hypocrite,
Being superstitious, must hide
All the gifts of his young mistress neat.

Bookseller

But fame has replaced, for your sake,
The joys of secret dreaming fancies:
You have been handed, like hot cake.
Meanwhile, the paper dusty masses
Of unsold poetry and prose
In vain wait for readers, for those
Fame's frivolous rewards and graces.

Poet

He’s blessed who to himself hid blooms
Of his soul’s high creations thrilling,
And from the people, as from tombs,
Did not expect reward for feeling!
Blessed was a poet, keeping mum.
And, not entwined with a thorn of fame,
Forgotten by scorned mob, with no name
Who left this world, that has become
Falser than the hope’s dreams on cushion,
What’s fame? reader’s whisper rule?
Low ignoramus’ persecution?
Or admiration of a fool?

Bookseller

Lord Byron had same thoughts' occasions;
Zhukovsky also the same said;
But world has found out, bought up, read
And reads their sweet-sounding creations.
Your lot's enviable, indeed:
Poet executes, crowns with the rings;
His ever thundrous arrows did
And does strike villains with far offsprings;
He comforts heroes, who're alone;
With Corinne to Kiefer throne,
He elevates his mistress frolic.
Praise for you is a bored bell tone;
But heart of women asks for glory:
Do write for them; to their ears is
Pleasant blarney of Anacreon:
As for us, in young years, roses
Are richer laurels of Helicon.

Poet

Ambitious and self-loving dreams,-
Amusements of the youth, so crazy!
Midst roared life storm, I sought amaizing
Beauty’s attention in gold beams.
The lovely eyes read me with feeling,
With a smile of love, did they look;
The magic lips whispered me thrilling
And the sweetest sounds from my book…
Dreamer will no longer sacrifice -
His own freedoms to them. Enough!
Let their young man sing with true love,
The nature’s darling, being so nice.
What do I care about their glares?
My life’s in backwoods’ silence running;
Faithful lyra's moan won’t touch sunny
But so light, windy soul of theirs;
They have not clean imagination:
It doesn’t understand us, because
For them, God’s sign, – inspiration,
Is alien and funny both.
Unwittingly when to my mind come,
Imbued by them, lines of the rhyme,
I flare up, the heart beats the alarm:
I am ashamed idols of mine.
What, unhappy one, did I strive for?
Before whom did my proud mind bow?
Whom I, with the pure thoughts’ rapt glow,
Was not ashamed to worship afore?..

Bookseller

I love your ire. Such's a poet!
I'm not let your upsets' whys to know.
But are there actually no –
Exceptions for dear ladies' note?
Oh, is there really no lady,
Who's worth inspiration, passion?
Who'd own your songs, as dedicated
To her mighty beauty, fashion?
You’re silent there?

Poet

Why should poet scare
His heart's heavy sleep? He makes free
Fruitlessly racking memory,
And what's this? and what does the world care?
I'm a stranger to everyone!
Does my soul keep dear image's glare?
Have I known the true love bliss some?
Exhausted by the longing, not rare,
Did I hide my tears in silence?
Where was she, the only one, whose eyes,
As the sky, sent to me her smiles?
Is life one, or does the night come twice?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
And what? So annoying love’s moan,
My words will seem madman's alone
And wild babbling. To them is harder, -
Only my heart will understand,
And even then, with a sad shudder:
As fate’s decided all till end.
Ah, thought of that soul, a bit faded,
Could reanimate my youth proud
And stir dreams of poetry dated,
Again with the help of the crowd!..
Alone she would understand each line
From my too much obscure poems’ stuff;
Alone in my poor heart she would shine 
By burning lampade of pure love!
Alas, all these desires in vain dwell!
As she has rejected any spell,
And longing, that does my soul meet:
Pleas, outpour of earth delights, as well,
As a deity, she doesn't need!..

Bookseller

So, being by the love too much tired,
Bored with babble of rumors’ buzz,
You have refused in advance, thus,
From your lyre, exalted and inspired.
Now, leaving noisy high light’s swirl,
And muses, and windy fashion bay,
What will you choose at last?

Poet

The leeway

Bookseller

Fine. Here is some advice, a call;
Heed the useful truth to rely on:
In our trade age; this age of iron,
No money’s no freedom at all.
What is glory? - On the singer's old
And shabby rags just a bright mend.
We need only gold, and gold, and gold:
Keep and save up gold to the end!
I'm foreseeing your indignation;
But I know you, gents, what each earns:
For you is too dear your creation,
While in genius' flame it burns,
Boils and bubbles imagination,

It will bring boredom and frustration.
Listen to what you're being told:
Is not for sale the inspiration,
But a manuscript can be sold.
Why should we temporize, I wonder?
Impatient readers don't linger;
Around the shop, journalists wander,
Behind is each skinny singer:
Who asks the food for his sharp satire,
Who for soul or pen is coming;
And I'm confessing that— from your lyre
I foresee a lot of money.

Poet

You are absolutely right. Here's my manuscript for you. We'll make a deal.

28 November – 7 December, 2024