Мери Элизабет Браддон Владычица Земли

очень большой объём стихотворения...
оно сюжетное, этим немного проще, но всё равно, в моем нынешнем состоянии долгая работа даётся тяжело. тем не менее, смотрим, что получилось?
не раскрученная на русском языке поэт, скорее писатель, чем поэт,совсем мало что переведено



ночное небо, море спит,
Годфрей, Бертран и я
на остров греческий один
спустились с корабля

не пролитым несчастьем слёз,
как знак на образах,
в небесной сини- красных звёзд
безумные глаза

-проклятый остров, ад земной,-
Годфрей мне тихо скажет
таких, как ты, здесь полегло
сто рыцарей отважных

есть тайна острова-Оно
с чудовищною силой
убьёт любого, сужденно
всем сгинуть без могилы!

-что Это, расскажи скорей?-
узнать я всё ж решился,
но долго мой молчал Годфрей,
лишь истово крестился

-велик и знатен древний род,
и все пред ней дрожат
назвал её простой народ-
Земли той Госпожа

а прежде девушкой была,
прекрасной, с добрым словом
стать дьяволом теперь смогла-
дракон многоголовый!

разрушить чары-цель проста,
да как исполнить дело?
один лишь поцелуй в уста,
но нужен рыцарь смелый

я слушал это, чуть дыша,
казалось, я бегу
и просит подвига душа,
воскликнул: -я смогу!

Годфрей пожал плечами,
не поднимая глаз,
-так многие кричали,
и где они сейчас?

сто рыцарей хотели
её поцеловать,
но не дошли до цели,
лишь стоит увидать

как дрожь идёт по коже,
ведь слаб всё ж человек,
драконью видел рожу,
и обращался в бег

с ней тоже всё понятно,
ты дева иль дракон,
кому из нас приятно,
коль не целует он

такое не прощается-
и не смогла простить,
жизнь рыцарей кончается,
догнать и утопить!

где рыцари отважные,
ну что ж, легенда врёт?-
совсем по женски скажет,
по женски и вздохнёт

***

кипело море в волнах,
всё суета и тщета,
я в логово дракона
шёл к дьяволу в пещеру

а страхи не напрасны,
не повернуть ль назад?
как кровь, пещера красная,
внутри ж-черна, как Ад!

уж не мечтать о будущем,
но, вдруг, увидел сам
не дикое я чудище,
а жемчуг в волосах

не девушка, а Ангел
прекрасный, с нежным голосом,
и гребнем, Богом данным,
расчёсывает волосы

глазам своим не верю,
ведь обмануть смогли,
кто ты ?-спросил я зверя
-Владычица Земли!

-ты любишь? как невесту!-
я ей поклялся Богом,
-назавтра в это место
придешь. и жди у входа

не струсишь, не разлюбишь
не задрожит земля,
а если поцелуешь,
то стану я твоя!!!

все корабли на море
и каждый в море буй
твоими станут вскоре
один лишь поцелуй!

к губам тянулись губы,
ведь счастье есть для нас,
но голос твёрдый, грубый
-нет, милый, не сейчас

день минул, новый вечер
в сиянии огней,
отправился на встречу
с судьбой, с любимой, с ней

испить мечту напрасно-
потом похмелье то ещё,
не девушка прекрасная,
ждало меня чудовище!

герой, на других не похожий,
я честь свою не удержал,
как рыцари прежние тоже
с позором оттуда бежал

кровь ужасом диким застыла,
я чудом вскочил на мостки,
она же пронзительно выла
от боли, а может с тоски

корабль отплыл наш с рассветом,
всё думал, откуда та боль
что было на острове этом
и почему я живой?

теперь я и сам вою волком
и знаю, приходит беда
ведь счастье, как жизнь, ненадолго
а смерть? смерть она навсегда...






Mary Elizabeth Braddon


The Lady of the Land



We were three voyagers in one ship,
Bertrand, Godfrey, and I;
And we lay off one of the Grecian isles
Under a summer sky.

O, red are the stars in that foreign land,
And darkly blue the sea;
But to touch the shore of that Grecian isle
Hath ill befallen me.

“And O, beware that unholy isle,”
Did Godfrey say to me;
“For many a knight as brave as thou
Hath perished in yon sea.

But to have seen a strange creature there
Those men did meet their doom;
Nor priest nor funeral bell had they,
Nor sacred oil nor tomb.”

“What kind of creature be this,” quoth I,
“Whom but to see be death?”
Then Godfrey, making the holy sign,
Answered under his breath:

“Of noble race and name is she;
Of lineage old and grand;
And these islanders have surnamed her
The Lady of the Land.

And erst she was a lovely maid,
Sweet-voic’d as mermaid’s song;
But now a dragon’s shape she hath,
A hundred fathoms long.

And in a loathsome cave lies she,
And there shall stay, I wis,
Till a Christian knight shall ransom her
With brave and Christian kiss.”

“Good sooth!” I cried, “that knight am I
To set that virgin free,
From the horrid shape which she doth wear
By some foul sorcery.”

Then Sir Godfrey shook his head amain:
“Many have vowed that vow;
Many good knights and true,” quoth he:
“Where be those champions now?

Bravely they went to that maiden’s bower,
Bravely they call’d her name;
But when they did see her horrid face
They fled, sans knightly shame.

And each she followed along the rocks
Whither he fain would flee;
And each she seized in her ravening mouth,
And cast him in the sea.

‘And O,’ she cried, ‘is there ne’er a knight,
In all these goodly ships
I watch afar from my cavern-door,
Will kiss me on the lips?’ ”

Then out spake I, “By all the red gold
E’er was carried in ships,
I will go straight to this hapless maid,
And kiss her on the lips.”

The sun was red in the stormy west –
O, red like blood was he –
When I did climb the perilous steep
That frowneth o’er the sea.

And redder he shone as I came anigh
The cave where she did dwell;
Without that cavern ‘twas red as blood,
Within ‘twas black as hell.

Boldly I entered that darksome cave,
But dragon none saw there,
Only a maid with an angel’s face
Combing her amber hair.

Under the light of a silver lamp
She sat and combed her hair;
Silent I watched her, in sore amaze
Because she was so fair.

Then sudden she look;d in her glass
And saw me standing there;
“O, who art thou, sweet?” cried I. Quoth she,
“The Lady of the Land.

And dost thou love me, dear?” asked she.
“Better than life,” quoth I.
“Then hither come thou to-morrow eve,
And kiss me tenderly.

And thou must wait at my cavern-door
Till I come forth to thee;
But O, dear champion, thou must not fear
The creature thou shalt see!

For though I come in a dragon’s shape,
No such dragon am I;
But only a maid whom the angry gods
Have used despitefully.

And O, I will be mine own true wife,
And love thee long and dear,
If thou do but kiss my ghastly mouth,
And never shrink for fear.

Great store of treasure, and all this isle,
The harbour and the ships,
Shall be thine for aye if thou wilt dare
To kiss me on the lips,”

My troth I swore by all the saints,
And fain had kissed her then;
But she thrust me forth from her cavern-door
Till I should come again.

So when the morrow’s sun went down,
That darksome cave sought I,
And there came a thing with two great eyen
That glared exceedingly.

Gramercy! it was a ghastly sight;
To flee had I good cause,
When she came forth from the cavern-door,
Clashing her bony jaws.

Then a sudden fear laid hold on me,
And changed my blood to ice;
Aghast, I fled from that hideous thing
Adown the precipice.

And the creature followed close behind
With eyen of crimson fire,
And I fled amain till I neared my ship,
And O, my fears were dire!

And when she saw that I did fly,
The creature, sooth, did wail;
But I got me back to the ship anon,
And at daybreak we set sail.

And sithen that time, by night or day,
Nor rest nor sleep know I;
And my comrades look me in the face
And say I soon shall die.