Дурак и друид

           Уж сколько их упало в эту
           бездну, разверзтую вдали!
           (Марина Цветаева. Реквием).

Бранн-корабел, повелитель руля и веревок,
В море добра настяжал, уваженья добился.
Сын у него (в смысле я) телом крепок и ловок,
Только вот все говорят, дураком уродился.
 
Что тут ответишь – ну, да, то одно, то другое:
То подерусь и сломаю кому-нибудь ребра,
То накосячу в работе тяжелой рукою.
Хмурится батюшка, смотрят соседи недобро.
 
Всякому ясно – бороться с природой непросто.
Думали все и решили, поспорив для виду:
Лишь чародей образумит меня, стоероса.
Вот и послали за чудом в пещеру к друиду.
 
Шел я тропою, ведущей в священную рощу.
Скоро добрался, ведомый своею удачей.
Вышел старик в балахоне, брадатый и мощный,
Выспросил, что мне потребно, и речь свою начал.
 
«Ветви дубов подпирают косматые тучи.
Тучи – прибежище грома и молний ветвистых.
Мир иллюзорен, фрактален и весь перекручен.
Все на земле отзовется и все отразится.
 
Молнии млечный удар порождает омелу.
Прутья омелы в руках порождают корзину.
Осень в корзину срывается яблоком спелым.
Млечные реки молчат ледоставом под зиму,
 
Чертят пути ледяными изгибами стали.
Глядя на них, улетают гусиные стаи.
Сколько уж их в эту бездну, разверстую в дали
Пало бесследно, пера на земле не оставив…»
 
Долго я мудрому старцу внимал, не зевая.
Млечной рекой изливались волшебные речи.
Что-то о том, что вселенная наша живая,
И образуются связи во всем бесконечно.
 
Вроде бы что-то я понял, но только мечталось
Мне про уютный кабак и толстушку Годдиву.
Вот бы мне с нею связаться, вселенной на радость,
После отведать мясца да холодного пива…
 
Речи умолкли, а верткая мысль ускользала…
Кланялся я за науку дарами не скупо.
Лишь на мгновение мне, дураку, показалось –
Старец немного завидует младости глупой…