Чудовище

Замерли, тысячу лунных отсветов вспять,
Корабельных судов здесь мачты.
Непролазная вязь, терпкой нотой гниёт распустившийся лотос;
Ни единой души, ни случайного взмаха крыла —
В этом Богом забытом, оставленным демоном месте,
Ничего уже нет, кроме каменной кладки имён.

Здесь ни слышно мольбы —
Её крик заглушает забвенье.
И отчаянный плачь сотню зим уж,
Как стал тишиной.

А вокруг — только больше, к ночи, расползаясь,
Острым колким шипом — безнадежья забор.

И ступая, без масок, на плаху,
Каждым шагом себя убивая —
Я лишь глубже, по шею, сползаю,
В эту стылую, мерзкую быль.

Всякий раз, будто с небом прощаясь —
Взглядом робким касаясь могил.
Средь которых — вновь я, бесконечно,
Повторяюсь в обличьях чужих.

Здесь, наверно, кончается вечность,
Новой болью рождаясь в ней в миг.

Здесь, наверно, и лучиком зябким,
Не прорвётся в глубины любовь.
Просто нечему ей поклонятся —
Не осталось во мне этих слов.

И, возможно, ты даже не знаешь,
Каково это — быть, существуя,
Вместо стука ожившего сердца,
Вновь встречаясь с родной пустотою.

И, возможно, рискнувши однажды,
Ты сбежишь, как и сотни других,
Вслед бросая, от злости, проклятья,
И навеки дорогу забыв.

Может быть, не захочешь пытаться,
Отвращенье ко мне испытав,
Ведь чудовище нужно бояться,
Его нужно навечно заклать.

Ну а после, в бреду вспоминая,
Станешь думать, что просто ошибся,
Ведь кошмаров таких не бывает,
Для них место на полке, и в книжках.

И тогда, обернувшись нечайно,
В битом зеркале встретишь надежду —
Это я, улыбнусь на прощанье,
Тебя нежно коснувшись рассветом.

И почувствуешь ты облегченье,
И исчезнет вдруг с глаз пелена —
То чудовище было спасеньем,
Одним шансом из всех, для тебя…