Сумерки. Часть 3
Татьяна Немшанова
Тихо! Тихо! Тихо!
Ночь укрыла снами лес.
Спит звезда.
Спит Луна.
Спит душа, уйдя в урман,
Где снега пелена уютна и тепла.
Тут память приоткрыла дверь в былое.
При выходе со старицы, на крутом склоне, как ни осторожничала, вновь упала. При падении в ружьё попал снег. Чехольчик, которым закрывается ствол от попадания снега, закоковел, превратившись в лёд, оттого и слетел. Барахтаюсь опять в снегу. Лыжи – не снять! Крепления смёрзлись в лёд и их не отжать рукой. А как-то надо подняться!..
Лёжа, вывернув руки назад, кое-как сняла лямки и сбросила рюкзак. Потом подтянула его волоком за ремень; положила поперёк рюкзака палку –сосновую слегу, с которой не расстаюсь. (Без палки на охотничьих лыжах не ходят по тайге. В снег ту не положишь тоже! Она утонет, да так, что и не отыщешь в недрах сугробных). Балансируя ловчее любого каскадёра, опёрлась на рюкзак и на мостик, сооружённый из палки. Перетерпев дикую боль в суставах пальцев ног, которые вывернуло и растянуло, вопя в голос от боли, поднялась, встала на лыжи. Сосредоточившись, рывком, забросила рюкзак на спину и пошла дальше, ещё осторожнее из-за сгустившихся за минуты сумерек.
Темнело стремительно, неотвратимо, ибо солнце сошло за горизонт, таковы особенности Севера. Вышла на реку уже в густом полумраке. В широкой долине Маньи в сравнении с заснеженной тайгой, оказалось относительно светло. Место – открытое; долина упирается в горные пики Приполярного Урала, парящие остриями в небесах. А на юге, в тучах, золотилась узкая полоска жёлтого заката. – Солнце у нас садится не на западе, как принято считать, а в это время - на юге, за лесом. Скоро и вовсе наступит полярная ночь, когда солнечный диск испуганно прячется в лесу, не выходя из снеговых укрытий в мир.
Осматриваюсь. - Вайта стоит, - ждёт меня на буранном следе посреди реки. Увидев, что иду в направлении дома, ускакал вперёд. Больше его не видела. Он убежал к очередной белке лаять. Только мне и вовсе теперь не до охоты!.. – умудриться бы дойти до избы.
Перешла реку. Ноги на старом буранном подстывшем следе неприятно скользнули, точно на присыпанном снегом льду катка. И меня резко неожиданно скинуло вбок, в очередной раз больно выворачивая суставы, ступни, зажатые мёрзлыми креплениями, валенками. - Паршиво! Опять от души поохала, поорала от дикой боли, пронзившей мозг и всё тело шоковым ударом, благо, - никто не слышит, не стыдно и поорать. В тайге боль привычна и естественна. Без неё не обходится. Воспринимаешь, как должное, только радуешься: «Болит… - значит, - жив!».
- Наконец то и наш берег!..Подъём с реки крут и накатан. Просто так не выползти. Подымаюсь предельно осторожно, -ступеньками: короткими шажками. На каждую ступеньку, переставляя лыжину, переставляю к ней и палку, втыкаю в снег для фиксации лыж, чтоб, сорвав боком вниз по склону, меня не разнесло, не грохнуло об лёд, не попереломало и лыжи и меня. – Страшно даже думать о том. А лыжи не снять. Без них пешком тоже не подняться.
Наконец-то наверху! Стою под нашим приметным кедром. Он – красив! Много лет оставляем под ним всякие нужности. И привыкла к нему, словно к родному человеку. И в дожди, и в морозы, и в солнечные рассветы, закаты, останавливаюсь, вдыхая запах хвои и запах реки. От него до избы совсем осталось немного, - чуть более километра, но подъёма.
По следу поняла, что Вайта останавливался тоже тут, долго топтался на месте, ожидая хозяйку, решая, куда я пойду: домой, или в сторону – на охоту дальше. А увидев, - свернула на той стороне с путика на реку и направляюсь в сторону избы, убежал вперёд по путику в зимовье, чего раньше за ним не наблюдалось.
Решила, что учуял соболя или иную дичину.
Послушала: «Не лает». – Не хотелось бы, чтоб поднял соболя. Будет тогда держать до утра, пока не дождётся хозяина. А мы перенервничаем, потеряв пса, - спать нормально не сможем от тревоги. Ведь лайки вязкие очень часто становятся добычей волчьей стаи. – Сплошь такое случается! – Лишь бы бросил!..
С реки, как ни старалась в потёмках осторожничать, чуть опять не запнулась о заснеженную ветку на лыжне, едва не упала. Рывок сотряс весь организм, точно мышцы от костей оторвало, но удержалась на ногах. В высоком прибрежном ельнике лыжню уже практически не видно, оттого не знаешь, где спуск, а где подъём, не можешь правильно группироваться и ставить ноги, лыжи. На спусках нужно приседать, подгибать колени, а на подъёме идти ступеньками, фиксируя каждый шаг, чтоб не упасть на спину, не поломаться. С реки идёт километр подъёма на мандал – на таёжную гриву. Постоянно при подъёме отдыхаю.
Лес из синего, переходит в невидимою чернь. Звёзд и Луны нет, оттого – темень!
У подножия своего мандала почти полностью затемнала. Не видно уже и в трёх метрах. Заставила себя сосредоточится запредельно, не спешить. - Это крайне опасный участок для подъёма и днём, а ночью… - лучше не думать. Подъём - крутой, с крутыми поворотами, с ямами, «тропа» идёт через лес. Сойдёшь в целик на сантиметры – вбок, и тут же валишься по грудь. Если подниматься без лыж, то надо торить по-пояс, - нереально! Да ещё и с рюкзаком, и тянуть тяжеленные обледеневшие лыжи. А на лыжах… – жуть! Жутко думать даже.
Вайтин след из-за темноты плохо просматривался, - едва различаю. Определяю по нему: бежал ровно, не спеша, но и не дожидаясь уже меня. ( Я ведь рядом!).
Подниматься прямо по накатанной тропе не рискнула, - крайне опасно! Двигаюсь мелкими ступеньками, - боком, ставя лыжи поперёк буранного следа, - коротенькими сантиметровыми приступками. След снегохода заметён и представляет собой глубокий узкий жёлоб. Оттого приходится вставать поперёк него на одной лыжине. Сама же оказываюсь в центре - над глубокой ямой. Отчего лыжи в любой момент под тяжестью меня и рюкзака могут, не выдержав веса, хрумкнуть, - переломиться по центру, под стопами, под креплениями. Ощущение, точно по палочке перехожу пропасть, ежесекундно рискуя рухнуть в бездну. Только иного выхода нет. Вынуждена рисковать. Стараюсь не дышать, воображая себя пушинкой, да вес одежды заснеженной, да рюкзака плохо помогает самовнушению. Лыжи подо мной критически прогибаются дугами, но держат! – Страшно! Мыслями вспоминаю их создателей самыми благодарными словами. Лыжи старые! Все в царапинах! В выбоинах – в шрамах. – Вятские! Служат верой и правдою нам уже десятилетия и не подводили!..
На середине подъёма и в конце необходимо перебраться ещё и через заснеженный корень кедра. Спасла от падения осторожность и запредельная сосредоточенность. Подъём на мандал, который пешком осенью поднимаюсь за десять минут, преодолеваю лишь за час, а ощущение, точно уже и полночь!
Наконец-то выползла наверх! Тайга спит, не шумит. Тишина сонная! Тут уже не страшно! Тихонечко дойду. Ветра нет. И заметно теплее, нежели внизу, в долине реки.
В избу иду тихо, уже не спеша, отдыхая и наслаждаясь пониманием того, что дошла, впереди- тепло, уют. Никто даже не увидел и не услышал, как подошла к поленнице, что возле избы, даже собаки не почуяли! Подхожу к зимовью в кромешной темноте. Из окна струится тёплый оранжевый свет керосиновых ламп. Красиво! Сказочно! Стало радостно, что дошла. Решила обрадовать и своих, что дошла. Знаю: муж от тревоги уже сходит с ума. Крикнула, смеясь:
- Меня хоть, кто-нибудь встретит?!..
В ответ из избы радостный крик:
- Сейчас! – Иду!
Хлопнула дверь. Володя выбежал и бегом заспешил навстречу из избы ко мне помогать: «Сейчас!». – Голос срывается, но не показывает, что переживал и рад.
Подошёл, помогает стащить с плеч рюкзак, освободить ноги из креплений. Самой мне уже не согнуться. Ставит лыжи к стене, палку, несёт рюкзак. После рюкзака ощущается невесомость. Пытаюсь распрямить спину. Ноги тоже отвыкли от прочности опоры, ещё чуть рефлекторно подогнуты в коленях. Муж спрашивает:
-А, где Вайта?!..
- Нет дома?!.. –удивляюсь, - не может быть!.. – след его впереди меня шёл – домой шёл. – Неужели соболя гоняет?!..
- Нет, не приходил…
Радость померкла у обоих. Я-то надеялась, что пёс уже дома, пока я барахталась на склоне мандала. А Вайта утащился за соболем. – Это ночь нам не спать теперь. Если залает, то мужу ещё и с фонариком идти. Пёс- вязкий, не бросит сам.
Подошёл Дружок. В темноте его даже не видно, только почувствовала мягкое прикосновение к руке. И тут!.. – Вайта! - Виноватый! Вылазит из конуры!.. - Подсунул, прося прощение, морду...
Пожурила для приличия, а сама рада, - все дома теперь! Пёс закрыл глаза, опасаясь выволочки, однако не отходит. - Так всегда он делает, если ругаю: закрывает глаза и сносит покорно заслуженную ругачку.
Володя говорит, удивлённый:
- Странно, ни одна собака не залаяла?!.. И Дружок не залаял, когда Вайта пришёл, - промолчал. (А Вайта, пока мы крутились, все лежал и смотрел на нас, молча). - Пса нет… Я подумал, что ты идёшь уже… - Темно! - В целик не видно, лыжня переметена, вот и затемнала, поэтому медленно идёшь…
Решили: Вайта подсёк след соболиный, погонял вокруг избы, но снег огромный, выбился из сил, решил, что я уже в избе, или сейчас подойду, оттого, виноватый, залез в конуру, и тихонько поджидал хозяйку. Ведь я вошкалась, менее, чем в полукилометре от избы, он слышал, но оттого и ощущал вину…
***
Дома… - пила, пила, пила, - чашку за чашкой воды и чая, - литрами. Вечером Володя звонил детям, да – «сбой сети». Перезвонил в село знакомым , - идеальная слышимость! - Знакомому скучно: никого в селе нет. Слышу, - говорит: «Пришёл к нам в гости, а в подъезде стоят одни кактусы! (Я цветы, чтобы не вяли, выставила в подъезд. Там прохладнее). Пошёл в огород посмотреть! – там одни сугробы! Понял: мы в лесу». Подумала: «Что нужно, то было?.. - Просто так не пришёл бы...». Рассказывает: «Ходит на рыбалку. Рыба попадается и на удочку, и в сеть. Ятрия ещё с протоками, - не застыла. Перекаты не застыли…». – А у нас, рядом с горами, горная река уже стоит...
Фотоснимок Татьяны Немшановой. Крайний Север. Западная Сибирь. Северная тайга. 14 октября 2015 год. Таёжник.
Сумерки. Часть 3.
Свидетельство о публикации №124120506268