Александр Кирнос Вперед по времени-реке Рецензия

               
      
А. Кирнос   «Шагающий по краю» Москва издательство «У Никитских ворот» 2024 год

Я держу в руках объемистый том в элегантном твердом переплете, выдержанном в строгом и лаконичном стиле графики, и невольно поражаюсь разнообразию  жанров, представленных в этой книге. В нее вошли стихи, поэмы, скетчи и пьеса, созданные автором начиная с 60х годов прошлого века, времени легендарной оттепели, и до наших дней.  Творчество Кирноса действительно разнопланово и многогранно, ему  в равной степени присущи и юмор, и самоирония, и, в не меньшей мере, склонность к словесной игре, всевозможным перевоплощениям, удачные, искрометные стилизации… И проза, включенная в сборник, искренняя, исповедальная по интонации и написанная уверенной рукой, несомненно, вызовет немалый читательский интерес. Но, главное, Александр Кирнос – поэт по преимуществу, в самом высоком, изначальном смысле этого слова. Ибо только поэту  могут быть свойственны такой восторг и священный трепет перед чудом нашего бытия, столь романтическое мироощущение и полеты во сне и наяву, такой соловьиный присвист и музыкальность… И  этот несомненный дар и жар души  особенно впечатляет, если учесть, что  Кирнос – военный врач, хирург, пронесший верность своей профессии, требующей трезвости мысли и точности руки, через всю жизнь.
Что здесь удивительного, возразит проницательный читатель. История знает немало примеров, когда дипломированные врачи по зову души и таланта уходили из медицины в литературу: Чехов, Булгаков, Вересаев, Моэм, наконец…   Но, во-первых, прошу обратить внимание, все они прозаики, отнюдь не поэты, а во-вторых, они-то уходили, а наш герой оставался. Он много лет в равной степени верно и преданно служил как  медицине, так и собственной музе: ведь стихи начал писать с отрочества, с пятнадцати лет. Именно поэтому феномен Александра Кирноса , несомненно, заслуживает особенно пристального внимания.
Начнем, пожалуй, ab ovo, как говаривали насельники древнего Рима, сиречь с заглавия книги. «Шагающий по краю» - такое самоопределение может быть воспринято как признание в чем-то экстремальном или даже, не дай Бог, маргинальном. Но ни того, ни другого точно не стоит искать ни в личности, ни в творчестве А. Кирноса. Ибо, если хорошенько вдуматься, каждый из нас шагает по краю: по узкой кромке между  рождением и смертью, между земным существованием и небытием.  И строки автора сборника такую трактовку полностью подтверждают:
                Каждый случай, что годится
                Для того, чтобы родиться,
                Я, шагающий по краю,
                От души благословляю.

                «Суметь остаться просто человеком»

Книгу Александра Кирноса, представителя самой гуманной в мире профессии, можно с полным  основанием назвать антропоцентрической. «Превосходная должность –быть на земле человеком» ,- оптимистично восклицал некогда Горький. Но даже он, по всей видимости, не был вполне уверен, что это похвальное устремление столь уж легко осуществимо. Кирнос внутренне глубоко убежден в высоте достоинства и предназначения человека:
                Он символ сущего, он мера всех вещей,
                Он семя жизни, в космос обращенной,
                И в нем одном начала и концы…
 Однако кому много дано, с того много и спросится: человек должен быть достоин своей миссии и верен ей, невзирая ни на какие внешние препоны:
                Ведь мир  преобразят не гром и град,
                Не молнии, вулканов изверженье,
                А труд тысячелетия подряд,
                Неспешное и тихое служенье.
Как известно, времена не выбирают, именно поэтому так важно «проживши век глухой и беспощадный/ борясь и примиряясь с этим веком,/суметь остаться просто человеком». Такова твердая позиция автора, отчетливо осознающего, что «ум без любви бесплоден и опасен», и поддержкой на этом тернистом пути могут стать только истина и вера.
Подобно ветхозаветному Ною, лирический герой Александра Кирноса ходит перед Господом, и обращения ко Всевышнему совсем не редки в его стихах. «Любовь к Тебе в душе моей храня,/Без песни я не мог прожить и дня,»- признается он. И в этом нет ничего удивительного, ибо подлинная, высокая поэзия по природе своей наполнена смыслом общения с Богом и, более того, она и родилась из молитвы. Свою жизнь и судьбу автор книги воспринимает как высшее предначертание, подчеркивая, что его «влечет не дуновение мечты,/ а осознание предназначенья».
Но любой человек смертен, и мысли о краткости и конечности земного пути не покидают поэта. «Как нелегко остаться человеком,/когда глядишь небытию в глаза!» - с горечью восклицает Кирнос. Он живет с трезвым сознанием того, что «поставит в нашей жизни точку/последний лист календаря». Но, пока земной век его не окончен, человеку свойственно идти вперед « с желаньем все понять,/ С мечтою все успеть,/Все дольнее обнять,/Все горнее воспеть».

                «Любимая эклектика Москвы…»

Откровенно говоря, я думаю, что давно пора выделить особую антропологическую единицу, так сказать, специфическую разновидность гоминида -  «человек московский». Известно, что среда обитания с характерными особенностями ландшафта и архитектуры накладывает весьма отчетливый отпечаток на сознание и подсознание тех, кто длительно погружен в нее. Поэтому коренной москвич решительным образом отличается от жителя Санкт-Петербурга или Пскова,  не говоря уже о тех, кто вырос в Париже, Нью-Йорке или, к примеру, Касабланке. И здесь, как ни странно, даже национальность, этническая принадлежность отступает, как правило, на второй план. Поэтому, говоря «Люблю ли я Москву? Я ей живу»- Александр Кирнос нимало не кривит душой. Он вырос и возмужал в Пролетарском районе столицы, вблизи многочисленных промышленных предприятий, с детства дышал московским воздухом, и причудливая вязь ее улочек и переулков навсегда стала для него родной. И вот результат: ему поистине чудом удалось втиснуть в поэтическую строку даже такое, казалось бы, чудовищно нескладное название улицы, как Шарикоподшипниковская.  А как прикажете без нее обойтись, если, волею судеб, детство проходило именно на ней, в конце концов, из песни слова не выкинешь… «Держи меня, Москва моя, держи!»- с полным основанием и правом восклицает поэт. В самом деле, речь идет даже не о любви, не о сыновней привязанности - о полнейшей нерасторжимости этой связи:
«Московский воздух, в нем я растворюсь…» Из каких бы дальних странствий ни возвращался автор этого сборника, «пространством и временем полный», родной дом для него все-таки здесь, и это безошибочное чувство несомненно и неизменно:      
                Все, что было, все, что будет,
                Здесь и рядом, по соседству,
                Где сплелись беда и радость –
                Неразрывно, навсегда.

                «Во времени и вне времен…»

Чувство времени столь же органически присуще А. Кирносу, как и чувство места, а вместе с ним – и чувство стиля, ритма и темпа. Да, несмотря на боль и потери, нужно двигаться «вперед по времени-реке», хотя, как писал еще Державин, «река времен в своем стремленьи/Уносит все дела людей». Но необходимо «жить независимо от века, / пред ним не опуская глаз», ибо срок отпущен трагически короткий, а сделать необходимо так много:
                Дождь за окном идет, и ты вставай и иди.
                Все еще впереди, все еще впереди.
Вместе с тем, Кирнос не сомневается, что именно Время – самый справедливый и неподкупный судья людским деяниям, как злым, так и благим, освобождающий их от налета суеты:
                Ветер времени сорвет грим и побрякушки,
                Все, что было наносным, улетит, как дым…
Поэт обостренно чувствует каждое мгновение жизни с его неповторимостью и необратимостью:
                Жизнь, как монетка, стоит на ребре,
                Дней паутинка  уже в серебре,
                Патиной века покрыты дома,
                Скоро зима.
Характерно, что мысль о времени пронизывает даже любовную лирику А. Кирноса:
                В чужое время я попал
                Иль ты вошла в мое?
На фоне столь острого ощущения временного потока совершенно естественно возникает мысль о краткости земных сроков, о быстротечности человеческой жизни, о нашем долге перед теми, кто придет после нас. И поэту удалось выразить эту «ностальгию по настающему», по определению А. Вознесенского,  удивительно просто, почти наглядно, без малейшего налета ложной велеречивости:
                Что сделать успею, разлуку кляня,
                Для тех, кто пока на перроне,
                Кто смотрит, ладонью глаза заслоня,
                Туда, на закат, где не видно меня,
                Лишь блики в последнем вагоне.
                ***
«Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется,» - писал некогда Боратынский. Однако нет сомнений, что сборник Александра Кирноса будет встречен читателем с благодарностью и любовью, и не только потому, что подарит ему множество талантливых, ярких, запоминающихся строк.  Прежде всего, это очень честная книга «о времени и о себе», и написана она благородным и мужественным человеком, горячо влюбленным в жизнь, несмотря на весь драматизм земного существования, на все трагические противоречия, умеющим увидеть, запечатлеть   и сохранить для нас красоту и неповторимость каждого  мгновения, которое, увы, невозможно остановить:
                Но в позднюю, хмурую осень,
                С дождливою хмарью на «ты»,
                Растут, снисхожденья не просят
                Простые, как счастье, цветы.