Былое без дум 1

«Былое без дум».  (Автобиографическая повесть из записок участкового).


Глава 1.
Я стал плохо спать по ночам. Просыпаюсь с осадком горечи на сердце и тяжестью в мозгу. Состояние навроде чеховского «во рту эскадрон ночевал». Снятся одни и те же сюжеты: бесконечно длящиеся экзамены в музучилище и МГУ, рейды и дежурства из милицейского прошлого, постоянно канючащее начальство всех рангов с сакраментальным: «Ну, когда сдашь палку?» и тому подобный мозговой шлак. В общем, в свои 60 я осознал, что с этим надо что-то делать.  Кажется, Хемингуэю принадлежит оксюморон: «Хочешь избавиться от мысли – запиши её!» Вот сегодня 14-го января 20.. года, в старый Новый год я и решил почистить свои «авгиевы конюшни» и перенести этот мусор из тёмных закоулков подсознания на чистый лист бумаги, чтобы потом одним решительным жестом стряхнуть в урну, вовне. У меня нет ни малейшего представления, как будет строиться эта книга воспоминаний, каков, так сказать,  её сценарий. Не хочу, чтобы это были «байки из склепа» или нечто сродни веллеровским «Легендам…». Ближе мне довлатовский стиль его автобиографической повести «Зона». Наверно, стану писать небольшими абзацами-главками, не особо стараясь связать канву единой нитью, по мере того, как игровые эпизоды сами будут всплывать в памяти. А там, как пойдёт. В общем, по-киношному: «кадр первый, дубль второй, снято!» Сюжет же будет один: «Рассказ о былОм, прожитОм без особой морализации, философИчных выводов и дум о прекрасном прошлом и безрадостном грядущем». (фамилии ныне здравствующих персонажей и адреса действия событий по этическим соображениям указывать не буду).

   Как-то едучи на дачу в электричке и пребывая в обычном полудрёмном состоянии после суточного дежурства в службе безопасности я увидел на платформе станции «Голицыно» скорченный труп явно замёрзшего бомжеватого на вид мужчины. Рядом с телом толпились полицейские, работники ж/д и по всему было ясно, что труп опИсан, осмотрен врачом «скорой» и теперь все вышеозначенные персонажи ждут перевозку, чтобы отправить тело в морг. Сразу в мозгу выстроился весь последующий алгоритм: перевозка приедет не скоро, менты промёрзнут и тихонько озвереют на 20 градусном морозе, матерЯ на чём свет покойника, потом помогут санитарам протащить носилки с телом бедолаги 50 довольно крутых ступенек вверх по переходу лестницы над ж/д путями и столько же вниз, а далее всё традиционно безрадостно: каталка морга, съём одежды со шмоном карманов в надежде, что менты и скорая что-то «из ценного прозевали», бирка на большом пальце ноги с порядковым номером и место в холодильнике или на полу областного морга в ожидании патовскрытия. Благо ещё если труп опознан или был при документах. В противном случае его ожидает встреча с  экспертом криминалистического отдела, который произведёт фотографирование, дактилоскопирование, срежет образцы одежды покойного и прядь волос. После вскрытия патологоанатом запихнёт в развороченную и впавшую грудину и черепную коробку одежду умершего и запросит справку из полиции  о  кремации  неизвестного  в связи с отсутствием мест в холодильнике для длительного хранения. Никто искать родных бомжика особо не будет. Инспектор оперативно-розыскного отдела (ОРО) разошлёт дежурные оповещения и ориентировки с описанием  особых  примет  и  одежды по соответствующим   картотекам и… всё. Дело ляжет на полку. Поэтому у нас в России ежегодно и пропадают  тысячи  людей, пропадают  безвестно  в  бездонную  щель человеческого равнодушия, в эту пропасть между моргом  и ОРО. Безвестный бомж натолкнул меня на мысль: сколько же трупов за свои 30 лет работы в МВД я «описАл», вытащил из петли, ванной, из-под снега? Дрожь пробирает. Детально помню, несмотря на прошедшие подчас десятилетия, адреса, обстоятельства, одежду, установочные данные погибших, множество попутных, казалось бы малозначительных нюансов и фактов: надломленную ветку рябины, качающуюся над трупов самоубийцы Нелли, выпрыгнувшей в начале 2000-х из квартиры на восьмом этаже дома 3 по Б. улице, юбилейный рубль с головою Ленина в луже крови и мозгового вещества неизвестного водителя таксиста, убитого пассажиром ударом тяжёлого предмета по затылку в машине Газ-24 в далёком 1983 году у дома 28 по К. улице, белоснежные носки 28-летней Надежды – любовницы обозревателя «Литературной газеты» З.Б., выбросившейся в 1983 году с балкона 5 этажа дома 7 по 1-й А. улице. Несчастная женщина упала на газон между торцевой стеной дома и 2-х метровым забором детского сада и грузные санитары скорой не могли добраться до её тела. Мы с милиционером Н. Саней и взводным А. Владимиром Ивановичем перемахнули через изгородь и, вопреки всем законам транспортировки такого рода «пациентов», на руках перенесли через забор булькающее, изломанное и хрипящее тело женщины в карету скорой помощи. Помню, как из подъезда выбежал Б. и кричал нам, словно каясь в содеянном: «Я не виноват, это вахтёрша, дура, пустила её. Я говорил не пускайте никого, а она пустила». Видимо, этот литератор решил избавиться от старой пассии и пребывал в квартире с новой избранницей, когда Надежда, поднявшись в квартиру и обнаружив адюльтер, не раздумывая рыбкой сиганУла с балкона. Зачем моя память всё это зафиксировала и так фотографично   отпечатала   в  сознании?  Каков  божий  промысел в сохранении этого ментального мусора? Может и поэтому народ нас ментов называл мусорАми. Мы приходим домой с работы и несём эту непригодную к «внутреннему употреблению», как шелуха или рыбья чешуя информацию, несём в свои семьи, делимся щедро ею с жёнами и детьми, помечая их души этим радиоактивным мАркером. У меня в конце 90-х на административном участке жила экстрасенс Лидия Петровна Б., беженка из Абхазии, которая  дала  мне как-то  дельный  совет: «Саша,  придя  домой со службы,  всегда становись под душ, закрывай глаза и представляй, как вода, подобно  кИсточке  археолога,  вычищает  из  закоулков твоего мозга весь негатив, полученный за день, приговаривай при этом: не моё, не моё! Врачам и ментам это жизненно необходимо, иначе сгорите от рака. Чужая боль и несчастья радиоактивны!» Лидия Петровна, с которой я познакомился во время отработки жилого сектора, увидев меня в ответ на моё «ваши документы», сказала: «С этим успеется. Попей кофейку у меня на кухне и я посмотрю, что у тебя по жизни делается». После долгого исследования  остатков  гущи  на дне кофейной чашечки она стала показывать мне какие-то глазкИ, завиткИ  и  кривые загогулины, комментируя их и выдавая нагора такую информацию, с которой я бы не поделился и с самым близким человеком: о проклятии, наложенном на  меня, как оказалось тёщей, тёмной поясницей  (через  месяц  я очутился в госпитале по поводу камней в почках), о моих тягостных переживаниях из-за безрезультатных попыток получить служебное жильё и повышение по службе и многое, многое другое. С этого момента я поверил, что экстрасенсы действительно существуют, и не только в ТВ-ящике, существуют и объективно что-то смыслят в жизни. В этом я имел возможность повторно убедиться. Подобная встреча у меня произошла много позже, когда при обходе подшефного дома я попал в квартиру Эмилии А. Она с порога, только взглянув на меня, заявила: «Ну-ка, ну-ка стань на колени, что-то мне не нравится твоя аура». Я к тому времени уже майор милиции, одетый в форменную кОжанку, с пистолетом на боку, пухлой папкой под мышкой послушно бухнулся на колени на коврик в прихожей и застыл в этой «dog-style» позе, пока она проводила манипуляции руками над моей спиной. Она разглядела темную поясницу и опять с камнями в почках спустя 10 лет я оказался в госпитале ГУВД, уже в 2-й раз в жизни. Эмилия стала невольным участником соседских разборок и я по этому поводу к ней и заявился. В соседней квартире этого дома, населённого в основном докторантурой и профессурой РАМН, каким-то боком затесался подполковник СОБРа, весьма безбашенный мент, недавно вернувшийся с горячей точки на Северном Кавказе. Он умыкнул 16 летнюю девочку (то ли кумычку,  то  ли  кабардинку)  и  на  «броне»  увёз её вопреки воле родителей и самой девушки в Москву. Установив укреплённую дверь, решётки и жалюзи в своей квартире на 2-м этаже дома, этот горе-любовник держал жену в строгой изоляции, замыкая на ключ в своё отсутствие и выгуливая, как собачку на коротком поводке. Она была «забита и заштОрена», как все девочки-горЯнки, смотрела при общении со мной в пол, отвечала односложно. Мент, «будучи на стакане», сильно поколАчивал любимую и соседи, услышав, однажды, её душераздирающие крики, позвонили по «02». Я пришёл «отрабатывать» звонок, зарегистрированный в книге учёта сообщений, и с опросом прошёлся по соседям. Эмилия рассказала мне о подлинной ситуации в соседской «нехорошей квартире» и  заявила, что  скоро  всё кончится плохо для соседа, т.к. у него практически отсутствует аура. Я принять никаких законных мер к «коллеге» не мог, т.к. его жена отрицала факт насилия, заявив, что их ругань и шумные разборки – чисто семейное дело. А через какое-то время собровец исчез, просто исчез. Возможно, дело тут было не в отсутствии ауры, а «ноги», что называется, росли из его славного боевого кавказского прошлого. Но факт есть факт. Молодая вдова расцвела, продала квартиру и исчезла из моего поля зрения. Эмилия тоже вскоре эмигрировала в Израиль и следы её затерялись. Чтобы  закрыть  тему  экстрасенсов, хочу  добавить, что  по настоятельной просьбе Лидии Петровны я в тридцать пять лет крестился, а со мной крестилась моя жена и десятилетние сын и дочь. Неоднократно проходил я у неё на квартире процедуры очищения, когда, поставив свечку перед иконой, она подолгу «отчитывала» меня, произнося молитвы и заклинания. С помощью или без Лидии Петровны, но я вскоре получил квартиру, тёща покинула этот мир в страшных муках, а продвижение по службе не состоялось только из-за того, что мне оказалось уже вовсе ненужным. Я смог по своей милицейской линии отблагодарить за доброе дело Лидию Петровну. А дело обстояло так. Её старшая дочь – длинноногая и большегрудая красавица Ариадна вышла замуж за киприота Ангелоса и, уехав на Кипр, родила там мальчика. Любви, видимо, большой не  было, но двадцатилетняя беженка из Абхазии, живущая с родителями и младшей сестрой в съёмной 2-х комнатной квартирке в Москве, мало  на  что  могла рассчитывать в жизни. Беда была в том, что муж имел явные признаки шизофрении, был чрезмерным ревнивцем и с замашками домашнего тирана. По кипрским законам после рождения ребёнка Ангелос получил банковскую ссуду на строительство дома. А так, как довёл жену побоями до предела, то  в один прекрасный момент обнаружил, что она вместе с ребёнком сбежала назад в Россию. Со статусом брошенного супруга жить можно, но банковский кредит надо было возвращать, а деньги, судя по всему, были уже потрачены, и Ангелос приехал в Москву и  принялся  вышибать  дверь  съёмной квартиры, где беглянка укрылась с ребёнком после бегства с Кипра у матери. Лидия Петровна позвонила мне, моля о защите, и я незамедлительно с нарядом милиции прибыл на адрес, доставил дебошира в ИВС и, созвонившись с дежурным Посольства Кипра в Москве, поставил последнего перед фактом: или взбесившегося иностранца отправляют самолётом на Родину или я завожу на него дело об угрозах убийством гражданке РФ и сопротивлению работникам милиции. Через час из посольства пришла машина и увезла Ангелоса, надеюсь, навсегда.